Татьяна Устинова - Мой генерал
Нет, надо было на заимку ехать!
— Если про труп, значит, они знали, что он там… лежит? — предположил Федор Федорович еще более проницательно. — Почему она сказала, что… не думала, что его найдут так скоро?
— Понятия не имею.
Держа ногу прямо, как полковник Чесней в кино про тетушку из Бразилии, она вернулась на дорожку и заковыляла по ней вверх, к санаторному корпусу.
— Позвольте предложить вам руку.
— Спасибо, не нужно. Я прекрасно справляюсь сама.
Ей хотелось дойти побыстрее. После подслушанного разговора все вокруг стало казаться зловещим. Васнецовский лес — диким и темным. Далекий пруд за темными деревьями дышал могильным холодом, и даже то, что никого не было в этот час на дорожке, почему-то показалось подозрительным.
Тут еще Марина вспомнила про ту самую деталь, о которой не стала говорить надоедливой Веронике, и в позвоночнике похолодело.
Вот тебе и несостоявшееся «приключение»!
Дорожка вырулила из лесного полумрака на желтый и теплый солнечный пригорок, деревья расступились и как-то подвинулись, и оказалось, что до санаторных дверей рукой подать, и вообще здесь все близко, и зря она так… перепугалась зловещего леса и непонятных слов.
Мало ли о чем они говорили! О чем угодно они могли говорить!
— Не нравится мне все это, — вдруг сказал за ее спиной Федор Тучков, — странно все это…
Киношность Федоровых замечаний опять повергла Марину в раздражение. Она моментально забыла, что только что и сама думала, что «это странно» и ей «не нравится».
— Ничего странного нет, — строптиво сказала она, — мы же не знаем, о чем именно они разговаривали!
— Не знаем, — согласился Федор, — но похоже, что…
— Что?
Он глянул в сторону пруда, уже не видного за деревьями, и промолчал.
Вход в корпус с этой стороны был обставлен с некоторым помпезным шиком — как раз здесь пролегал путь в номера «люкс». Шик был золотым и зеркальным, также присутствовали мраморные колонночки и гипсовая персона с кувшином в центре гигантской белой раковины. По краю раковины стояли цветы в горшках, а за горшками в кресле сидела дежурная.
— Добрый вечер, — поздоровалась Марина и, не глядя, проковыляла к лестнице.
— Добрый, добрый, — отозвалась дежурная, остреньким, истинно администраторским взором окидывая хромающую Марину и пестроцветного спортсмена Федора. — Гуляли на воздухе?
Нет, в следующий раз только на заимку!
— Гуляли на воздухе, а теперь вернулись обратно в помещение, — обстоятельно объяснил Федор Федорович, кланяясь администраторше.
Все-таки он кретин. Не может быть, чтобы человек так искусно прикидывался кретином.
Возле Марининой двери он приостановился, несколько наклонился вперед и округлил руки, как бы намереваясь подхватить Марину, если она вознамерится падать.
Не вознамеривалась она падать!
— Я вам принесу пластырь, — пообещал он, — ваше колено…
Марина улыбнулась приятной улыбкой.
— Мне ничего не надо, — быстро сказала она и распахнула дверь, так что физиономия Федора Тучкова почти скрылась за полированной панелью. — Спасибо вам большое.
— Но пластырь… я все-таки… тем не менее… я бы вам посоветовал непременно заклеить.
— Я непременно заклею, — уверила его Марина и захлопнула дверь, оставив Федора с той стороны.
Кажется, до своей двери он шел на цыпочках, потому что Марина не слышала никаких шагов, а потом только деликатный стук — закрылась его собственная дверь.
Неужели ушел?!
Вот повезло-то. Мог бы стоять под дверью и взывать к ней, чтобы она непременно взяла у него пластырь, например, до утра.
В номере было тепло и тихо. И пахло хорошо — ее собственными духами, новой мебелью, полиролью и свежескошенной травой — дверь на балкон весь день оставалась открытой.
Прямо у двери Марина стащила пострадавшие брюки — они немедленно застряли на башмаках, про которые она позабыла, и пришлось стаскивать башмаки, а потом выпутывать из них брюки, а потом рассматривать штанины. Результаты осмотра оказались неутешительными — вряд ли придется надеть брюки еще раз, требовалась серьезная чистка, которую невозможно было провести в пластмассовом тазу в ванной номера «люкс».
Вот жалость какая! Брюки были любимые — хорошо сидели на всех без исключения местах. Все, что нужно, обтягивали, а что не нужно скрывали, и спереди, и сбоку, и сзади зеркальное Маринино отражение было стройненьким и в меру выпуклым — отличные брюки!
Вздыхая, Марина налила в чайник воды, достала банку с кофе и ту самую палку колбасы, при одной мысли о которой у нее что-то екало в желудке. В буфете светлого дерева стояли тонкие чашки и бархатная коробочка со столовыми и десертными ложками — санаторное начальство заботилось об отдыхающих в номерах «люкс».
Пока грелся чайник, Марина поливалась из душа и все думала о брюках, а потом перестала, зато начала думать о колбасе. К мыслям о колбасе примешивался еще Федор Тучков с его неуклюжей галантностью и любовью к диким нарядам, а потом добавились еще Юля с Сережей.
О чем же они говорили? Как бы это узнать? Может быть… да нет, это ерунда… и все-таки… хотя, конечно… А вдруг «приключение» еще состоится?! И деталь — та самая, о которой она не стала рассказывать проницательнейшему Федору Тучкову и Веронике — Огневушке-поскакушке, как про себя определила ее сущность Марина.
Или вместо «поскакушка» следует читать «потаскушка»?
Пожалуй… Пожалуй, нет. И сладкий Геннадий Иванович, будущая теннисная звезда, и Федор Тучков, испытавшие на себе действие Вероникиных чар, всей душой мечтали, чтобы на них кто-нибудь распространил эти самые чары. Кажется, это называется «вырваться из семейного плена» и еще, кажется, так — «нет такого женатого мужчины, который хоть на один день не мечтал бы стать холостым!». Вероника просто подыгрывала — уж по крайней мере она не воспринимала их всерьез, страдальцев, дорвавшихся до санаторной свободы, это точно. Марина тоже не воспринимала бы, если бы… если бы вокруг нее кто-то так же стал увиваться. Федор Тучков не в счет, вряд ли он за ней… увивается. Скорее всего так понимает «хороший тон».
Марина закрутила кран и вылезла из ванны, на всякий случай придерживаясь за стену рукой — не хватало только еще раз свалиться! Кто раздобудет ей подорожник и благородно подставит плечо, чтобы вести, как водят раненых в кино?!
От одной этой мысли Марину передернуло — она не желала, чтобы ее так вели. Впрочем, если бы это был благородный герой в выцветших и потертых джинсах, она, пожалуй, согласилась бы. А если Федор Тучков — нет, спасибо!
