Валентина Мельникова - Мой ласковый и нежный мент
Через нее зверек приспособился тянуть разбавленное сгущенное молоко, слегка приправленное медом.
Сначала медвежонок ворчал, пытался вытянуть тряпку зубами, но потом сладкие капельки попали ему на язык, и дело пошло на лад. Насосавшись, медвежонок поворочался в корзине, поворчал и, уткнувшись носом в дедову старую меховую шапку, затих.
– Федор Яковлевич, можно я оставлю его у вас на пару дней, пока работу не закончу? А то несподручно мне его таскать с собой, – попросила деда Людмила, когда, поужинав, они опять вышли наружу.
– Оставь, чего там! – согласился дед. – Авось не объест, да и коту моему все развлечение будет. А то, японска мать, расфыркался, расшипелся, корзину его, видишь ли, заняли…
Продолжая ворчать на кота, Банзай выставил на крыльцо небольшой столик, воздвиг на него самовар, принес кусок сотов, свежевыпеченный хлеб, и они продолжили чаевничать на свежем воздухе в компании кота, которому политически грамотный дед в приступе справедливого негодования дал некогда кличку Красный Кхмер.
Отхлебывая чаек, дед посмеивался, то и дело поглядывая на Людмилу. Потом с одобрением сказал:
– Аппетит у тебя хороший, авось войдешь в тело. Для бабы тело – первейшее дело, иначе кто ее заметит! – Он засмеялся, погладил Кхмера по рыжей спине и принялся вдруг рассказывать:
– А ко мне тут один медведь повадился в гости ходить. Дурной, что ли? Хочу приручить, может и выдрессирую, если получится. Зимой пойду с бубном по деревням, как цыгане ходят. – Он закурил длинную самокрутку и, затянувшись несколько раз, выпустил густую струю дыма. – Сижу намедни у костра, воск вытапливаю, а он вышел из тайги и стоит, носом водит, вынюхивает… От воска, оно конечно, медом наносит, у него, видно, слюна и побежала. Я сижу. А он все ближе и ближе подходит. Такой уже гладкий, глазки хитрые, желтые. И не боится, подлец! Я ему тогда вежливо так говорю: «А ну, проваливай отсюда, дармоед!» И даже поленом в него запустил. Увернулся, чертяка, а не уходит. И все носом водит. Духа моего, видно, не чует, медвяный запах пересиливает. Так весь день и проторчал поблизости. Поднялся я на ноги – ну тогда он бежать! А ночью все котлом гремел, вылизал до блеска. Потом еще пару раз заявлялся. Вот и стал я ему хлеб подкладывать, косточки разные, старые соты. Все подбирает и с каждым разом ко мне ближе и ближе подходит – признал, значит, за своего. Веришь, уже метров на двадцать приближается, не боится!
– Смотри, – сказала Людмила, – приучишь, а он потом тебе всю пасеку расшвыряет. Не ты первый рассказываешь про таких вот хулиганистых. Их только повадь…
– А ружье на что? – быстро сказал дед и осекся. Ружье он по договору не имел права держать.
Пасека находилась практически на границе с заповедником. – Да и какое там ружье, так, для острастки, пугануть кого, – добавил он смущенно, пытаясь сгладить неловкость. – Хочешь глянуть на моего дружка-приятеля? Он тут где-нибудь рядом. Подразню медом – не удержится, выйдет.
– Не надо, – Людмила зевнула и прикрыла рот ладонью, – устала я очень, пойду прилягу. Завтра я от тебя часов в шесть уйду, по холодку.
– Ну и зря ты на медведя не хочешь посмотреть.
Такую комедию в кино не увидишь. – Банзай встал следом, подтянул брюки на тощем животе.
– Дядя Федор, ты, случайно, вчера за перевальчик не ходил? – спросила вдруг Людмила и скользнула взглядом по его сапогам.
– В дождик-то? Дураков нет. Да и чего я там не видел? Ты вот все мои сапоги разглядываешь, понравились, что ли?
– Да вот заметила неподалеку след от твоих сапог и на тропе похожие видела. Так, говоришь, не ходил?
– Ну уж и от моих… – расстроен™ развел руками дед. – Сколько людей в таких же резинках ходит. Самая удобная обувь в нашей тайге. А что? – Банзай внезапно насторожился, прислушался и вдруг, побледнев, перекрестился.
– И кто ж тут так настойчиво чужими сапогами интересуется? – прозвучал за спиной хорошо знакомый голос, и, резко обернувшись, Людмила едва не вскрикнула от удивления. Игорь Ярославович Надымов с легкой, почти ласковой улыбкой стоял в двух шагах от крыльца и, заметив ее растерянность, рассмеялся уже во весь голос:
– Что, не ожидала меня встретить, ментовская шлюха! Думала, видно, сгинул Надымов навеки, не потревожит больше твой покой?
Только рано обрадовалась, я еще не только твой покой нарушу, но и всех тех, кто мне жить, как я того хочу, не позволил!
– Много на себя берешь, Игорек. – Людмила язвительно улыбнулась. – Помяни мое слово, последние дни гуляешь на свободе, скоро сядешь на тюремные нары, а я буду этому очень рада!
– И кто ж меня, интересно, туда, упрячет? – Надымов поднялся на крыльцо, отпихнул сапогом кота с дороги и подошел к Людмиле вплотную. – Уж не твой ли поганый мент или этот ублюдок Дробот? Да у них же вместо мозгов – отруби! Как и у тебя, милочка! – Он ухватил ее за подбородок и притянул к себе. – Смотрю, доллары не зря потратила, теперь в гробу очень даже красивая лежать будешь!
– Игорь Ярославич, – робко проговорил за ее спиной Банзай, – не трогай девчонку, отпусти! Не бери грех на душу!
– Эта девчонка мне полжизни отравила. – Надымов оттолкнул ее от себя и крикнул в надвигающуюся от леса темноту:
– Алик, давай ее в сарай!
Завтра с утра разберемся с этой сукой! Неохота на ночь глядя о нее руки марать!
Чернобородый Алик сноровисто стянул девушке руки куском просмоленной веревки и, подталкивая в спину, повел к небольшому сараю, в котором дед хранил свой нехитрый инвентарь.
– Надымов, учти, – прокричала уже от самого входа в сарай Людмила, – никуда тебе не уйти! Если не Дробот, то уж Барсуков наверняка тебя достанет!
Надымов расхохотался:
– Твой папаня тоже много чего кричал перед смертью, только где его косточки теперь? Тю-тю!
Ветер развеял, зверье по лесу растащило.
– Сволочь! – выдохнула Людмила и, вывернувшись из-под руки удерживающего ее надымовского пособника, рванулась к крыльцу. – Я ж тебе… – но не договорила. Удар прикладом в спину бросил ее на траву, и сквозь настигающую липкую черноту она расслышала голос Надымова:
– Пристрели эту тварь! – Она провалилась в пустоту, не успев даже испугаться.
Глава 32
Темуджина клонило ко сну. Проводив Людмилу с километр от разоренной берлоги, волк дальше не пошел, заранее зная, что она направляется к домику, от которого пахнет дымом, железом и чужим человеком с белой, словно тополиный пух, головой.
Человек этот мирно уживался с крошечными злющими существами, которых Темуджин не без основания опасался.
Открыв тайник с дармовым мясом, волк обеспечил себе неплохой ужин, после которого отяжелел.
