Бремя одежд. Болотный тигр - Куксон Кэтрин

Вмешалась Мэгги:

– Когда тело прибило к берегу… как вы ее опознали?

– Мэгги, я же знал ее тело! Мне ли было не знать обольстительное тело Камиллы? Это была она. И если она последовала за мной на болота, то не телом, а душой Ее злой дух принял телесную оболочку. Болота как раз подходящее место для злого духа.

– Пресвятая Троица! Ну-ка, мастер Майкл, кончайте говорить такие вещи! По мне, так уж лучше знать, что она жива, чем воображать, будто за нами гонится привидение!

Розамунда плотно сжала веки. Он знал тело Камиллы… Эти слова – острый нож в сердце!.. Брэдшоу подошел, приподнял за подбородок ее голову и проникновенно произнес:

– Рози, моя жена утонула.

– Майкл, отпусти меня домой.

Он взорвался.

– Нет! Ради Бога! Говорю тебе – это игра воображения! Гибсон увидел твою сестру и был введен в заблуждение сходством. Я и сам в первый раз опешил.

– Но девочка, ее истерики?..

– Ну да, она была напутана, она что-то видела. Зло, отравившее первые годы ее жизни!.. Но моя жена мертва.

– Майкл, – взмолилась Розамунда. – Пожалуйста, сделай для меня одну вещь. Посмотри, что там за катер на канале. И кто там?

Его глаза сузились, но ничего не выразили. Он молчал. Тогда Розамунда продолжила:

– Мистеру Гибсону показалось, будто позавчера он видел на катере Дженнифер. Пожалуйста… проверь, что там такое.

– Да-да, конечно. Сейчас же иду, если тебе от этого будет легче. Только жди меня здесь.

Розамунда не ответила. Майкл прошел мимо Мэгги и, остановившись у двери, сказал тем же тоном, каким разговаривал с ней при первой встрече:

– Надеюсь, ты не уйдешь до моего возвращения. Розамунда из окна наблюдала, как он шел по аллее и по полю в направлении леса. Когда он исчез из виду, она обратилась к Мэгги – та сидела, раскачиваясь, на краешке кресла:

– Мэгги, мне нужно идти домой.

– Нет! Ради всего святого, дождитесь его! Розамунда судорожно вздохнула.

– Мэгги… Я верю: его жена жива. Мне нельзя оставаться. Он меня не отпустит.

– Мисс Рози, мэм! Матерь Пресвятая Богородица! Надо же такому случиться! Ну, за что, за что ему всю жизнь – одни мучения? Если вы оставите его в этот час тяжких испытаний, ему конец. Я знаю, что говорю.

– Мэгги, я понимаю, это ужасно. Вы же видите: я сама хочу остаться – всем сердцем! Но это невозможно. Я убеждена: на том катере в устье канала – его жена. Я это чувствую – вот здесь. – Розамунда приложила руку к груди. – Вы тоже это знаете. Сюзи кричала не из-за привидения. Она чует мать. Пусть у бедняжки больной ум, зато у таких, как она, бывает особое чутье.

Они чуют то, что внушает им страх. Девочка чувствует близость матери. Боже, как это ужасно! – Розамунда заслонила глаза руками и, подобно старухе, стала раскачиваться взад и вперед. – Мэгги, я ухожу домой. Скажите ему… я приду утром.

– Ни за что на свете! Как сказать ему такую вещь? Да когда он увидит, что вас нет, сам дьявол рядом с ним покажется агнцем. Вы не знаете человека, за которого вышли замуж. В его душе уживаются Господь Бог и сатана. Сами узнаете, коли любите. Я-то его люблю, еще с тех пор, как он был мальчонкой в длинной рубашечке. Я его прекрасно изучила – а вам еще предстоит. Так начните прямо сейчас. Дождитесь его!

Розамунда ничего не ответила, а отвернулась, избегая пронзительных голубых глаз старой ирландки, и опрометью выбежала из комнаты Она добралась до разлившейся реки и, так как забыла переобуться в сапоги, пошлепала по воде к лодке. Яростно потянула за канат, а едва лодка коснулась берега, так же стремительно, словно преследуемая врагом рода человеческого, полетела к дому; быстрее ветра взбежала по лестнице…

Там ее настигли голоса Дженнифер и отца. Розамунда остановилась, опершись на балюстраду и не глядя на них.

– Что с тобой, Рози? Что стряслось? – рядом в мгновение ока очутилась Дженнифер – добрая, прежняя Дженнифер.

– Что случилось, родная? – с другой стороны подошел Генри Морли и обнял дочь. – На тебе лица нет. Идем, посидишь с нами.

Она резко мотнула головой, пытаясь от них отделаться, но отец решительно повернул ее к себе лицом и повел в гостиную. Там, стоя возле камина, ждал обеспокоенный Эндрю. Он тоже склонился к ней.

– В чем дело, Рози? Тебя кто-нибудь обидел? Розамунда была не в силах вымолвить ни слова – только трясла головой, стараясь проглотить душивший ее комок в горле.

– Ты промочила ноги! – ахнула Дженнифер. – Только посмотри на себя! Ну-ка, живо снимай туфли. Я принесу тапочки.

Однако Дженнифер не сразу пошла за тапочками. Присев перед Розамундой на корточки, она полным сочувствия голосом спросила:

– Что с тобой, Рози? Скажи мне! – и добавила, словно они были одни в комнате: – Это он, да?

Слово «он» вызвало у отца негодование.

– Если этот тип посмел… Ну, я ему покажу!

Розамунда через силу произнесла:

– Нет-нет, пожалуйста… Потом расскажу… Дайте чего-нибудь выпить… чаю… чего угодно.

– Конечно, дорогая. – Генри Морли поспешил на кухню, а за ним вылетела Дженнифер, пробормотав:

– Сбрось скорее туфли.

Розамунда невидящими глазами уставилась на Эндрю.

– Плохо, Рози?

– Очень плохо, Эндрю.

– Я могу помочь?

– Если бы!

– Ты же знаешь, стоит тебе попросить…

– Да, знаю. И если придется, обращусь к тебе первому.

– Не можешь сказать?

– Нет. Не теперь.

Вернулся отец; вместо чашки он держал в руках телеграмму. Пытаясь скрыть волнение, оповестил:

– Это тебя подбодрит. Эндрю принес. Адресовано тебе, но мы вскрыли по такому случаю. Завтра приезжает Клиффорд.

Отец насильно вложил телеграмму ей в руку. Розамунда бросила мимолетный взгляд. Только этого не хватало! Она отшвырнула бланк.

– Мог не беспокоиться. Надо было раньше… на несколько недель. Как бы то ни было, он меня не застанет.

Мужчины тупо уставились на нее. Но Розамунда и сама спросила себя: куда же она денется? Как глупо…

Дженнифер принесла шлепанцы и с уверенностью, которая немало удивила бы Розамунду, если бы та была в состоянии что-то воспринимать, взяла ситуацию в свои руки.

– Идем на кухню, там теплее. Ты вся продрогла. Переоденешься. Ну-ка, вставай.

Подставив Розамунде плечо, она помогла ей подняться на ноги. На кухне она усадила сестру в кресло и стащила с ног влажные чулки. Слава Богу, подумала Розамунда – кажется, с ней все в порядке.

– Это он тебя расстроил? – не глядя на сестру, спросила Дженнифер и, не дождавшись ответа, продолжила: – Не ходи туда больше. Брось его ко всем чертям. Пусть сам заботится о своей дочери. Он просто дикарь. Я так и сказала Эндрю: стоило ему появиться в этих местах, все пошло кувырком.

Да, это правда: с появлением Майкла Брэдшоу их жизнь изменилась, но ничего уже не поделаешь. Интересно, что бы сказала Дженнифер, если бы Розамунда призналась: "Сегодня утром мы обвенчались в церкви, а час назад я узнала, что его жена не умерла"? Наверное, отпустила бы что-нибудь наподобие "А чего ты ожидала? Это вполне в его духе!"

Да. Именно это она и сказала бы.

Смеркалось. Они сидели в гостиной. Шел вялый, сбивчивый разговор между отцом и Эндрю; Дженнифер изредка вставляла реплику-другую.

Розамунда не размыкала губ. Ей хотелось остаться одной, но она понимала, что, очутившись в уединении своей спальни, ни за что не уснет, а просидит всю ночь у окна, во власти черных мыслей, вглядываясь в темноту, туда, где за лесом скрывается его дом. Так что она осталась. Все в ней кричало, протестуя против несправедливости судьбы. И когда оглушительно забарабанили в дверь, Розамунда не удивилась, а тотчас оказалась на ногах.

Отец тоже вскочил.

– Не двигайся с места. Я сам посмотрю!

Он не закрыл дверь гостиной, и все трое напряженно уставились туда.

Щелкнула щеколда. Послышался голос Генри Морли:

– Да, мистер Брэдшоу, чем могу служить?

– Я пришел за моей женой.

Он произнес это тихо, но отчетливо, даже с высокомерной интонацией.