Карен Робардс - Полночный час
Судьба распорядилась так, что Тони был доставлен в тот же самый госпиталь, что и напавший на него маньяк.
50
Вновь Грейс очутилась в ярко освещенном приемном отделении, куда не так давно внес Тони впавшую в беспамятство Джессику. Теперь ее дочь была рядом с ней – союзница, помощница, родное существо. Вместе с нею, как оказалось, можно противостоять злу.
Они обе уселись на пластиковые стульчики, аккуратно расставленные вдоль холодной кафельной стены, и терпеливо ждали.
К ним вышел человек в белом халате и изобразил на лице ободряющую улыбку.
– Ничего опасного для жизни. Удар был сильный, тяжелым предметом, но, к счастью, под углом. Сейчас идет операция. Когда пациент очнется от наркоза, мы вам сообщим. А что касается пулевого ранения…
Врач смущенно осекся. Он понял, что говорить о преступнике с его жертвами было бы кощунством. Но Грейс настаивала:
– Скажите, а что… – она заколебалась, не зная, как назвать его, – …с ним?
– Думаю, он выживет. – На лицо врача вернулась дежурная улыбка. – Пуля попала в аорту. Кровотечение сильное, но мы остановили его. Тяжелый случай, но, надеюсь, мы справимся.
Грейс молча кивнула, и врач с видимым облегчением удалился.
– Кто он? – нарушила Джессика тяжкое, нависшее над ними, как свинцово-черная туча, молчание.
– Тебе это надо обязательно знать? – устало спросила Грейс.
– Я хочу знать все. Я имею право, – дочь заговорила с запальчивостью. – Ты спала с Тони, а от меня скрываешь.
Грейс взглянула на Джессику и тотчас отвела взгляд. Рядом с нею был уже не ребенок, так тщательно ею оберегаемый от всех соблазнов внешнего и опасного мира, а взрослый человек, который, как вдруг оказывается, все знает. Все понимает и обо всем догадывается.
– Ты спала с ним? – настаивала Джессика.
Подобными терминами Грейс предпочитала не пользоваться в разговорах с дочерью, но не та была обстановка, чтобы одергивать Джессику.
– Не спала в прямом смысле этого слова, но…
– Тебе не нравится слово «спать»? Пусть будет «трахаться».
– Замолчи! – Грейс ужаснулась цинизму дочери.
Джессика не обратила на нее внимания.
– Чертов врун! Он сказал, что даже не притрагивался к тебе!
Грейс молча слушала Джессику. Да и что она могла сказать?
– Я спросила его прямо: если он спит с тобой, то это из-за того, что ты ему нравишься, или это просто так, от скуки? А он заявил, что будет спать с тобой, когда на тебе женится. Тогда я сказала, что согласна, то есть выразила согласие от твоего имени. Он ведь классный парень, и я вполне могла бы с ним ужиться.
Если б у Грейс не было все еще в душе мерзлоты от недавно пережитого ужаса и тревоги за Тони, она бы пришла в ярость и как следует отчитала дочь за невероятное самоуправство. Но юмор, как показалось ее логическому уму, был полезен в этой ситуации. Она постаралась рассмеяться, впрочем, как можно более искренне.
Но дочь встретила ее смех с серьезным лицом и нахмуренными бровями.
– Сейчас, может быть, не время тебя об этом спрашивать, но я не люблю, когда вокруг меня сгущаются тайны. Почему он, – тут Грейс заметила, как напряглась ее Джессика, – почему этот ублюдок называл тебя «мамой»?
Свет в вестибюле был безжалостно ярким, тени, где можно было бы укрыться от пристального взгляда дочери, не существовало. Грейс повторила свою исповедь, не так нервно и, может быть, короче, чем накануне.
Она видела, как у Джессики нарастает удивление в глазах, и пыталась угадать, поймет ли ее дочь, для которой она всегда была совершенством, примером, вероятно, часто раздражающим ее, – от идеального порядка на кухне до высокоморальных правил поведения. Личико Джессики представляло собой один большой вопросительный знак, и губы ее, какие-то беспомощные в детской обиде, прошептали:
– Все знали, а я нет… Почему?
– Никто не знал. Я скрывала это от всех.
– От Тони тоже? – вдруг проснулось в Джессике ревнивое любопытство.
Грейс не пожелала лгать дочери.
– Нет, я недавно рассказала все Тони.
– Ему первому? А не мне? Я прожила рядом с тобой всю жизнь, а он явился и…
Это был тихий, жалостливый взрыв, и он тотчас угас, когда рядом с ними появился Доминик. Едва завидев Грейс, он без всяких приветствий задал лишь один вопрос:
– Что с Тони?
Она вскочила с места, будто в сиденье под нею пропустили ток. Ей было понятно, сколь тяжкую ответственность она несет за жизнь Тони перед его семьей.
– Он в реанимации. У него огромная рана на голове. Сейчас его оперируют. – Говоря это, Грейс почувствовала себя виноватой. – Вам, наверное, проще получить информацию у врачей, как родственникам, чем мне.
– Я не только родственник, но и детектив.
– Тогда я должна вам все рассказать?..
– Бог мой! Разумеется, выкладывайте, кто он? – потребовал Доминик.
Третий раз Грейс пришлось исповедоваться. Слова, столько раз повторяемые, уже не причиняли ей прежнюю боль и не вызывали чувства стыда, как вначале. Да и не могла она больше жить, пряча свои секреты. Если бы не ее скрытность, то не было бы и ужаса сегодняшней ночи.
Ее сын – она уже знала, что его зовут Мэтт Шерман, получит длительный тюремный срок, если не смертный приговор, – она это понимала. Тело, найденное у них во дворе, было опознано. Сильвия Шер-ман. Он убил ее, выстрелив с близкого расстояния прямо в лицо.
Расправившись с женщиной, которая его усыновила, он отправился убивать свою настоящую мать.
Пока Грейс выкладывала свою горестную историю Доминику, клан Марино постепенно заполнял вестибюль приемного отделения. После того как вслед за взрослыми появилось в больнице и младшее поколение, по тревоге поднятое с постелей среди ночи, уровень шума в помещении поднялся до опасных децибел.
Поэтому появление среди толпы родственников Тони двух мужчин прошло незамеченным для всех, кроме Грейс. Они протиснулись в уголок и остались там стоять – средних лет мужчина в скромном, консервативном костюме и широкоплечий парнишка в джинсах и спортивном свитере.
Грейс смотрела прямо на них, а они никуда не смотрели – они прятали глаза. Минут через пятнадцать дверь из операционного блока приотворилась, и мужчина, облаченный в белый халат, позвал:
– Кто тут Дональд Шерман?
Оба они встрепенулись и шагнули разом, прокладывая себе путь сквозь толпу родственников Марино. На какое-то мгновение Грейс показалось, что молодой парень ей кого-то напоминает, но отец и сын уже исчезли за плотно прикрытой дверью.
Грейс не могла остаться в неведении. Она последовала за мужчинами, нагло отворив запретную дверь. Она шагнула в небольшой холл, откуда разбегались в стороны бесконечные и устрашающие больничные коридоры.
