Сандра Браун - Жажда
– Курт! Пойдем, я устал, и мне надо лечь пораньше.
Курт тихонько чертыхнулся, и его руки еще сильнее сжали ее локти.
– Обещаю вам, Лорен, что наступит день, когда ни ваш ковбой-муж, ни кто-нибудь другой мне не помешают. Уверен, я не буду разочарован.
– Курт!
– Иду! – отозвался Курт и, снова понизив голос, прошептал ей прямо в лицо: – Вы тоже не пожалеете, потому что вам не доводилось видеть инструмента больше моего. Он войдет в вас, как стенобитное орудие. И, когда все будет кончено, вы попросите еще.
Чтобы подкрепить свое гнусное обещание, он крепко прижался к ее животу.
– Курт! – снова загудел мощный голос в холле. Грубо выругавшись, Курт выпустил ее и скрылся за дверью.
Лорен без сил прислонилась к спинке кресла, голова у нее кружилась, колени дрожали и подгибались.
Хлопнула входная дверь. Лорен выглянула в холл и, убедившись, что гости наконец ушли, цепляясь за перила, поднялась в свою комнату.
Добравшись до ванной, Лорен склонилась над тазом, сотрясаемая приступами сильнейшей рвоты. Она ничего не ела с вечера, и мучительные спазмы буквально скручивали пустой желудок, заставляя содрогаться все ее тело. Наконец спазмы утихли, и она с трудом дошла до постели и забралась под одеяло.
Лорен решила, что это реакция на разговор с Куртом. Но ночью приступ повторился, и утром она подумала, что, наверное, чем-нибудь отравилась.
Она вообще последнее время чувствовала себя неважно. Анализируя свое состояние, Лорен только сейчас поняла, что очень ослабла. С трудом поднималась с постели по утрам, чувствуя вялость во всем теле. Одеться, причесаться, спуститься по лестнице – все эти обычные вещи давались ей с трудом. Каждое утро, когда она начинала чистить зубы, к горлу подступала горечь, а запах пищи вызывал тошноту. Хотя Лорен ела очень немного, ей казалось, что желудок у нее переполнен, и это ощущение не проходило даже тогда, когда она была голодна.
Лорен постоянно нервничала из-за того, что у них с Джередом что-то не ладилось. Ее угнетало сознание, что гнусный план, разработанный Оливией и поддерживаемый Паркером Вандайвером, скоро будет воплощен в жизнь, и она объясняла свое физическое недомогание тяжелым душевным состоянием.
Роза теперь частенько поглядывала на Лорен с выражением беспокойства на круглом смуглом лице. Вот и сегодня утром она озабоченно спросила:
– Сеньора неважно себя чувствует?
Роза убрала волосы с ее бледного лица.
– Да, у меня легкое недомогание, – ответила Лорен, не в силах оторвать голову от подушки. – От еды меня тошнит, и даже мысль о ней мне неприятна. Все время такое ощущение, что меня раздувает…
Роза задумчиво посмотрела на Лорен.
– Когда у вас последний раз были месячные? – спросила она тихо.
Лорен отчаянно покраснела, но попыталась вспомнить:
– Я… я не помню. Кажется, еще в «Кипойнте». Это было, наверное, в конце января. Да, да, Глория как раз родила близнецов, и она, и я…
– Сеньора, неужели вы не понимаете? – возбужденно спросила Роза. – Прошло два месяца. Вы ждете ребенка.
Лорен была ошарашена. Нервный спазм сжал ее горло, снова подступила тошнота. Ребенок! Но это невозможно. Она попыталась сесть, как бы бросив вызов слабости, отрицая ее причину.
– Нет, Роза. Этого не может быть. Я уверена, что дело в чем-то другом.
Она с надеждой посмотрела на Розу, ожидая подтверждения своих слов, но увидела только ее ослепительную, радостную улыбку. Лорен печально опустила голову, потому что теперь она знала, что наступит день, когда она должна будет покинуть Джереда. Слезы потекли по ее щекам, и она заплакала, зарывшись лицом в необъятную грудь кухарки.
Когда слезы наконец иссякли, Лорен стало неловко от своей несдержанности:
– Прости, Роза, но я ничего не могла поделать.
– Это еще один признак вашего состояния, сеньора. Но теперь вам станет легче. Хотите я принесу вам чаю?
– Да, это было бы славно, – рассеянно пробормотала Лорен, поднимаясь с постели и подходя к окну.
Роза уже была у двери, когда Лорен окликнула ее.
– Роза, никому не говори… о ребенке… пока не говори. Пожалуйста, – тихо сказала она, не поворачиваясь от окна.
– Понимаю, сеньора Лорен.
Дверь за Розой закрылась.
Лорен хранила свою тайну. Только Глории она могла бы рассказать об этом, но ее здесь не было. Она совершала долгие прогулки по саду, даже когда ей этого не хотелось, но лицо ее оставалось бледным и утомленным. Под глазами появились темные круги. Возможно, Джеред и замечал ее состояние во время своих кратких появлений в доме, но ни о чем не спрашивал. Оливия же вела себя так, будто Лорен здесь вообще отсутствовала.
Когда Лорен увидела Джереда после того, как узнала о своей беременности, сердце ее затрепетало от прилива любви к нему, но это продолжалось всего несколько минут, потом душа ее снова покрылась мраком. Она почти не вспоминала об их «договоренности» с тех пор, как их брак стал настоящим. Теперь же Лорен была вынуждена задуматься об этом.
Джеред сказал, что строительство железной дороги будет закончено к концу лета или началу осени. Ребенок, если она не ошиблась, появится в первых числах ноября. Ей не удастся сохранить в тайне свою беременность до окончания строительства железной дороги, а потом просто уехать, согласно условиям сделки. Следовательно, когда ей надо будет уезжать, ребенок уже родится, но найти работу с ребенком на руках намного труднее. Она сможет прожить несколько лет на те двадцать тысяч долларов, которые Оливия ей обещала, если будет бережливой, а что потом?
Пратеры убеждали ее вернуться к ним. В ответном письме Лорен сообщила о смерти Бена, о своем браке с Джередом, опустив детали, о друзьях и родственниках на ранчо «Кипойнт». Ее письмо было нежным и полным любви, но она сознавала, что никогда не сможет вернуться к прежней спокойной и скучной жизни. Где же она будет жить со своим ребенком?
Кроме того, Лорен не давала покоя мысль, что ей не позволят взять с собой ребенка. Ведь она должна родить наследника дела Локеттов. Лорен пока еще не представляла, как Джеред и Оливия отнесутся к известию о ее беременности. Единственное, в чем она была уверена, так это в том, что никакая сила не сможет разлучить ее с ребенком. Она уже любила его, чувствовала за него ответственность, и, возможно, ребенок будет единственным напоминанием о Джереде, когда планы Локеттов осуществятся и Лорен уже будет им не нужна.
Раньше в ней теплилась искра надежды, хотя Джеред ни разу не заговаривал с ней о любви. Иногда Лорен замечала нежность в его глазах. Конечно, он чувствовал к ней определенную привязанность. Не так уж много, но это все, на что она могла рассчитывать.
Теперь же, когда они ненароком встречались, его лицо становилось замкнутым и отчужденным, и надежда покинула Лорен.
