Тара Янцзен - Безумно горячий
– Нет, не могли бы, – последовал быстрый ответ. – Мать начинала свою кампанию с короткой остановки в Денвере воскресным утром, но встречи не планировалось. Мэрилин была слишком занята – слава Богу.
Подавив тяжелый вздох, Катя снова посмотрела на него.
– Моя мать – параноик.
– Стопроцентный, – согласился он, провожая взглядом телохранителя-хориста. – Но это… думаю, это из-за проступков твоей юности.
«Он действительно собирается поговорить об этом», – подумала она, чувствуя, как головная боль одерживает победу.
– С кем, говоришь, ты столкнулась сегодня вечером?
– С Тедом Геррети, – уныло сказала она, недовольная направлением, которое принял разговор. – Но я не столкнулась с ним. На самом деле, я сделала все, чтобы не столкнуться с ним.
Они с Тедом вместе ходили в школу в академии Уэллон в Денвере. Они никогда дружили, но Уэллон был маленьким и чрезвычайно элитным. Выпускным вечером тринадцать лет назад она со своим ухажером оказалась в той же толпе, что и Тед со своими дружками. Та ночь изменила ее жизнь навсегда.
– Ну, видимо, твоя мать завладела списком гостей, и он ей не понравился.
Посмотрев на него, Катя закатила глаза.
– Мне не нужен телохранитель, чтобы защититься от Теда Геррети, не говорю уж: два телохранителя.
Но той далекой ночью ей потребовался кое-кто, кто защитил ее от Теда и компании его пьяных дружков.
Ее взгляд снова скользнул к воротам «Ягуар», но через секунду она вынудила себя сосредоточиться на каталоге. Почти каждая галерея в Денвере выставила что-то на аукцион, но Олег Генри был фигурой знаковой, поэтому она надеялась, что продажа картины облегчит ей вхождение в денверский мир искусства. Хотя в самом городе ее имя уже было на слуху.
С этой неприятной мыслью она наконец сдалась и тяжело вздохнула. Боже, что за странная ночь. Встреча с Тедом Геррети, как минимум, вошла в десятку самых странных происшествий, а интуитивная реакция на второго телохранителя просто побила все рекорды и в легкую заняла первое место в списке под названием «Не делай этого, подружка».
Телохранители. Проклятье.
Она понимала, что возвращение в родной город, в эпицентр «проступков ее юности», принесет с собой неотъемлемый риск рьяного родительского вмешательства в личную жизнь, но не ожидала, что мать бросится в омут с головой на первом же общественном мероприятии. В Лос-Анджелесе Мэрилин по большей части не трогала ее, лишь пару раз смутила своими неуместными инструкциями. Впрочем, от бизнеса она держалась подальше.
Но это в Денвер, а не в Лос-Анджелесе, она стала неотрывной частью скандальной истории об убийстве сенаторского сына. Истории, связанной с самыми высшими кругами общества, истории, попавшей на первые полосы всех газет. Подобные вещи всегда вызывали взрыв даже самых скрытых родительских инстинктов, а Мэрилин особым вниманием к дочери никогда не отличалась – по крайней мере, до того, как тело Джонатана Трейнора III не обнаружили в переулке «нижнего центра», района, известного также как ЛоДо. В мозгах его сидела пуля, в венах плескался героин, на тыльной стороне ладони был написан номер ее мобильного, а из кармана торчал окровавленный кусок ее выпускного платья.
Против ее желания взгляд снова скользнул к воротам «Ягуар» и на этот раз задержался там.
«Нет», – заверила она себя. Мужчина, исчезнувший среди деревьев, просто не мог быть тем, о ком она подумала. Подросток, угонявший машины, приговоренный к пожизненному заключению за убийство Джонатана Трейнора тринадцать лет назад, просто не мог болтаться по Ботаническому саду, одетый в костюм и попивающий французское шампанское. После двух лет тюрьмы его оправдали, правосудие наконец восторжествовало, но он бы вряд ли появился здесь, так? Сюда его пригласили бы в последнюю очередь.
Но на секунду, на короткую секунду, сердце ее застучало быстрее, и она вспомнила другую горячую летнюю ночь в Денвере. Ей было восемнадцать, она слегка сошла с ума и сильно влюбилась. Она была до смерти напугана насыщенностью ощущений от жизни за гранью, так далеко за гранью, что уже не была уверена, вернется ли когда-нибудь на родную землю. Мальчик был на год старше, дикий мальчик, плохой мальчик, уличный вор, спасший ее. Тот мальчик, которого она любила, никогда бы не убил Джонатана. Но его обвинили в преступлении, а она лишь беспомощно наблюдала за этим со стороны.
Судебное разбирательство стало жалкой пародией, ее молчаливым предательством, за которое она до сих пор ненавидела себя. И знала: он тоже должен был ненавидеть ее за это.
Хокинс осушил бокал шампанского, жалея, что это не скотч, и вздохнул.
Кэт Деккер.
Твою мать.
Она не изменилась. По-прежнему выглядела как неприятности с большой буквы «н»: светлые волосы, глаза цвета морской волны, одежда такая дорогущая, что зубы сводило, – все это вокруг миниатюрной бомбочки, готовой вот-вот разлететься на куски. Это была Катя Деккер – взрыв мозга, посылающий жизнь в ад.
Может, это всего лишь одно большое совпадение – они вдвоем на этой вечеринке. Но его терзали сомнения. Хотя их с Диланом вызвали из Южной Америки определенно не из-за нее. Подобной властью она не обладала и уж точно не потрудилась разыскать его в последние тринадцать лет. Она также не особо беспокоилась, когда его арестовали и бросили в тюрьму, а ведь именно тогда она была нужна ему больше всего.
В очередной раз выругавшись, он пошел по газону, обходя ряд платформ под навесом, украшенных под тропические хижины, и направляясь к палатке поставщика и Дилану, только что пробравшемуся туда.
Проклятье. Если это было совпадением, то о настолько паршивом, явно задуманном злым роком совпадении он еще не слышал. Она явно была частью аукциона: помогала какому-то парню переносить картину, болталась на сцене, украшенной фальшивыми пальмами и переплетенными лианами – как экваториальный лес. Она принадлежала этому миру.
Он – нет.
Дилан поднял глаза и посмотрел на Хокинса, когда тот приблизился к палатке поставщика.
– Увидел нашу проблему? – просил Дилан. Ледяной взгляд иллюстрировал настроение: безумное раздражение, граничащее со взрывом.
– Да. – «Проблема» отлично описывало ситуацию.
– Думаешь, мы здесь из-за нее?
Хокинсу не хотелось бы так думать. Действительно не хотелось бы.
– Ее имени в приказах не было, – сказал он, пытаясь убедить себя наравне с Диланом, знавшим приказы также хорошо.
– Здесь она – самое высокопоставленное гражданское лицо, – ответил Дилан. Его холодные серые глаза обратились к женщине, стоявшей на сцене амфитеатра, и быстро оглядели ее. – Она вообще не изменилась.
