Анна Малышева - Ночь опасна
«Кирюша» – в нем действительно было что-то детское, выжидающе смотрел ему прямо в глаза. Олег смущенно заговорил:
– Мы слышали, у вас есть эта книга, так вот…
Но Семен Федорович моментально его перебил:
– Не отворачивайтесь, он вас не слышит. Читает по губам.
– Говорите, пожалуйста, медленнее, – снова протянул этот глухой, невнятный голос, проглатывающий согласные и путающий звуки. На некоторых звуках его заедало, совсем так, как западает и долго звучит клавиша старого пианино. Гласные перетекали одна в другую, и понять что-либо было почти невозможно.
И тут вперед выступила Тамара. Отчетливо артикулируя – вероятно, так она занималась с нерадивыми учениками, – женщина коротко и толково объяснила цель визита. Кирюша обрадовался:
– Да, есть такая книга!
Тамаре пришлось перевести это для Олега. И в дальнейшем, что бы ни произносил хозяин особнячка, она быстрым шепотом передавала его слова Олегу. А тот говорил много и охотно, совсем не считаясь со своим физическим недостатком и с тем, что слушатели мучительно напрягались, чтобы его понять.
– Он говорит, что знает эту книгу, видел ее, – переводила Тамара. Она раскраснелась – то ли от жары, то ли от волнения и совершенно вышла из роли равнодушно скучающей жены. Впрочем, и Олег обо всем забыл. При первом же взгляде на Кирюшу у него из головы вылетели все приготовленные для него легенды.
– Говорит, что книга очень редкая и ее никогда не продавали. Поэтому о ней никто ничего не знает. А он знает.
– Чего он только не знает, – дружелюбно подтвердил Семен Федорович. Букинист по-свойски расположился в креслице и жевал неизвестно откуда взявшееся яблоко. Возможно, он принес его в кармане пальто. – Тип колоссальный! Не упускайте возможности, посмотрите на него хорошенько. Глух, как тетерев, на оба уха, таким и родился. Был беспризорником, побирался, всю страну изъездил, в Москве попал в детдом для дефективных. Научили его там говорить, читать, рисовать. Открылись способности… В свое время был известным иллюстратором!
Семен Федорович ностальгически вздохнул:
– Теперь уж его забыли. Пережиток прошлого, никому не нужен… Но этот домик все-таки при нем остался, от Союза художников когда-то перепало. Здесь у него мастерская. На старости лет открыл у себя новый талант – пишет старичок маслом, светотень осваивает. Не сдается! А ведь всю жизнь гуашью работал. Верно, Кирюша?
Кирюша, с восторженным вниманием следивший за губами друга, усиленно закивал и принялся что-то лопотать. Тамара вслушалась и пояснила Олегу, что старик вспоминает похороны Сталина и свое чудесное избавление от гибели в обезумевшей толпе.
– Он провалился в канализационный люк на Страстном бульваре и заполз подальше за трубы, – сказала она. – Ужас, кошмар. Про книгу больше не говорит.
– Кирюша, ближе к делу, – услышал ее Семен Федорович. – Это у нас, стариков, времени много. А молодежь всегда торопится. Где книга?
– У меня ее нет.
Теперь даже Олег его понял, возможно, потому, что очень хотел понять.
– Но он знает человека, который ею владеет и, может быть, даже продаст, – перевела Тамара.
– А посмотреть на книгу можно?
Кирюша закивал:
– Можно! Можно! Только хозяин боится показывать!
– Почему?
Оказалось, хозяин книги боится быть обворованным. Семен Федорович добавил от себя, что ничего удивительного в этом нет.
– Часто бывает, что к коллекционерам приходят покупатели… Вроде хорошие, понимающие люди. А потом забирают товар без всяких денег. Фомкой орудуют, а то ножом.
– Да неужели вы считаете меня… – начал было Олег, но тот его остановил:
– Я не о вас говорил, а вообще. Хозяин книги – старый человек, вот как мой Кирюша. Защитить его некому, а ценности у него хранятся большие. Натурально, боится.
– Но с вашей рекомендацией…
Семен Федорович решительно заявил, что в таких случаях никаких рекомендаций не дает. И за себя самого не поручится, не то что за другого.
– Вы же понимаете, что коллекционеры – сумасшедшие, – ласково сказал он. – Бывает, что и порядочный человек может украсть. Это страсть, помешательство в своем роде. Так, Кирюша?
Но тот не следил за его губами. Очень заинтересовавшись Тамарой, старичок показывал ей развешанные на стенах картины и горячо что-то объяснял. Она кивала, улыбалась и время от времени быстро, отчаянно оглядывалась на Олега. Тот начинал закипать.
– Тогда скажите мне, Семен Федорович, зачем мы сюда пришли? Что книга есть в Москве – это мне и раньше было известно. Я хотел на нее взглянуть, а получается, что это невозможно.
– Почему невозможно, все можно сделать. Кстати, – Семен Федорович доел яблоко и элегантно швырнул огрызок на печку. – От кого вы узнали о существовании такой книжицы? Дело в том, что старичок никому об этом не рассказывал. Разве что Кирюше, но они, можно сказать, родные. Теперь хозяин беспокоится. Узнал через Кирюшу, что ищут его книгу, и беспокоится. Вы поймите – ему уж под девяносто, слабый больной человек, с причудами. И потом, его уже не раз пытались обворовать.
Олег раздраженно ответил, что совершенно не помнит, кто упоминал об этой книге. Мало ли у него знакомых! Услышав о существовании такого раритета, он заинтересовался им, и этот интерес не имеет ничего общего с уголовщиной.
– Жаль, что вы не помните, – вздохнул тот. – Беда в том, что эту книгу уже пытались украсть. Именно эту книгу. И кто о ней пронюхал – до сих пор непонятно.
Тамара обернулась, оставив в покое своего древнего кавалера. Тот как раз захлебывался вдохновенным клекотом перед каким-то натюрмортом.
– Так эту книгу украли? – резко переспросила она. Олег про себя умолял ее сдержаться. Она совсем вышла из роли, обо всем забыла. Но Семен Федорович не усмотрел в ее испуге ничего удивительного. Он успокоил женщину, пояснив, что книга цела. Точнее, цела частично.
– Но из нее вырезали несколько страниц, – убито признался он. – Варвары, убийцы… Старикан едва остался жив, когда увидел…
У Олега потемнело в глазах. Услышанные слова растянулись и поплыли в нестерпимой жаре, хотя у Семена Федоровича не было никакого дефекта речи. Он расслышал слабый далекий вскрик Тамары, а потом после короткой темной паузы увидел над собой ее склонившееся бледное лицо.
Олег сидел на полу, прислонившись спиной к печке. Голова все еще кружилась, но дурнота постепенно проходила. Ломило виски. Семен Федорович, ругаясь на Кирюшу, пытался открыть крохотную форточку, прорезанную в рассохшемся высоком окне:
– Вот глухой дьявол, натопит, как в бане, и морит людей. У него артрит, вечно мерзнет.
– А-аит… – грустно подтвердил Кирюша. – Ваады а-ите?
