Наталия Костина - Все будет хорошо
— Ну, что, полечился? Лучше тебе? Определили, чего ты наелся? — Банников встретил друга градом вопросов.
— Полечился. — Лысенко помотал головой. — Ни хрена они не определили, эксперты! Даром хлеб казенный жрут. Извлекут потом этот самый токсин из моего трупа.
— Игорь, ты с этим не шути. Давай езжай все-таки в больницу.
— Да все уже, все, — отмахнулся Лысенко. — Дозвонился до участкового. Лесной шампиньон какой-то, говорит. Просто я их много сразу на голодный желудок съел. И с салом. А в санчасти мне хрень какую-то дали и с собой еще два фталазола, как Скрипковская прописала! Я на всякий случай их тоже уже выпил. И вообще, сказали, если бы я бледной поганки наелся, то уже на том свете в домино бы играл. Печень у меня не в порядке, вот и все. А грибы — пища тяжелая. Больше их в жизни в рот не возьму!
— А хороши грибки белые с лучком, со свининкой, — мечтательно протянул Коля Банников. — И сметанкой их залить. Особенно под водочку, под душевный разговор…
— Колян, я тебя как друга прошу — прекрати.
— Гражданин Томашевский, это ваши туфли?
— Мои, — растерянно сказал Герка.
— Понятые, — пригласил Бухин, — распишитесь здесь и здесь. Мы их забираем, — удовлетворенно объявил он Томашевскому. — Вот постановление о выемке.
Герка пожал плечами.
— Берите…
— Ничего не хотите заявить, гражданин Томашевский? — спросил Бухин.
Герка снова пожал плечами.
— А что я должен заявлять?
Подавленная Васька стояла рядом. Она, конечно, все понимает. Сергея убили, и теперь они, похоже, взялись за Герку. Вместо того чтобы искать настоящего убийцу, они подозревают ее мужа. Даже Нину — а это вообще ни в какие ворота! Теперь пришла, видно, Геркина очередь. Кто будет следующий? Неужели она? Пропади он пропадом, этот бизнес. Она положила руку на живот. Ребенок внутри нетерпеливо поворачивался. Он вообще был очень прыткий, их с Геркой будущий ребенок. Наверное, все-таки мальчик. Она улыбнулась сквозь набежавшие на глаза слезы.
— Так, значит, ничего? — еще раз поинтересовался Бухин. Этот ей даже понравился. Он был не такой… наглый, что ли, как остальные, которые рылись в их вещах, отодвигали мебель и оставили после себя такой бардак, что Васька едва-едва за два дня привела все в порядок. Неужели и сейчас будут искать? Второй такой уборки она не переживет. И девушка рыжая тоже с интересом рассматривает эти чертовы туфли. Чего они в них нашли?
— Это мы вдвоем с Ниной покупали, — внезапно сказала она, глядя, как туфли упаковывают в пакет. — Гере и… Сереже. На 23 февраля. — Она сглотнула почему-то образовавшийся в горле комок.
— С гражданкой Кузнецовой? — зачем-то уточнила рыжая.
Васька молча кивнула. Понятые, или как они там еще называются — короче, соседи их по лестничной клетке, — бочком вышли из квартиры. Васька видела, что им неловко. Эти тоже вышли, неся несчастные Геркины туфли как в бою добытый трофей. А она их даже не помыла! Через пакет Васька видела присохшую на подошве грязь. Она вздохнула. За всем не усмотришь. Похоже, сегодня не будут все снова перерывать. Спасибо и на этом. Рыжая, которая выходила последней, внезапно мягко коснулась Васькиной руки.
— Извините, — сказала она ей таким же мягким, как и ее рука, голосом. — До свиданья.
Этой рыжей, похоже, стало жалко ее, Ваську. Что она делает в этой своей милиции, если всех жалеет? Васька захлопнула за визитерами дверь.
— Гер, — спросила она, — туфли твои им зачем?
— Черт их знает, — ответил Герка. — Может, думают, я к Сергею в них ходил.
— Ты не расстраивайся, — посоветовала Васька.
— Я тебя люблю, — сказал он и крепко прижал ее к себе. Живот почему-то им нисколько не мешал.
Когда его наконец совсем отпустило, на пустой веранде гулко задребезжал старый звонок, поставленный, наверное, еще его покойной бабкой. Только сейчас он заметил, какой противный звук у этого звонка. «Завтра же куплю новый, — машинально подумал он, идя открывать, — на двадцать мелодий».
За калиткой стоял их участковый, дядя Вася, и те два мужика, которых он видел в машине. И еще какие-то, вылезшие из неизвестно откуда взявшегося микроавтобуса. И почему-то соседи — бабка Полина со своим глухим дедом, у которого в волосатое ухо был заткнут слуховой аппарат.
— Здрасте, теть Поль, — сказал он и внезапно все понял. Глухой дед закивал, и вся компания ввалилась к нему во двор.
— Кашуба Виктор Петрович? — спросил его один из мужиков.
— Да. А что… — Он не договорил, а участковый зачем-то поковырял пальцем табличку «Осторожно! Злая собака».
— Пес-то твой где, Витек? — спросил он.
— Так в прошлом году еще сдох, — ответил он. — Все нового никак не заведу…
— Ну-ну! — Участковый бочком пролез вслед за всеми. — Злющая была скотина…
— Вот постановление о вашем задержании, — сказал мордатый тип с острым носом и противными голубыми глазками. — А вот на обыск. Ознакомьтесь.
— Заходите, — кивнул он.
Но им, похоже, и не требовалось вежливого приглашения. Вся компания, оставляя грязные следы, быстро рассредоточилась по дому.
Он молча, безучастно наблюдал, как они роют, перетряхивают шкаф, выворачивают карманы, откладывают зачем-то в сторону его вещи. Сняли с полки немногочисленные книги, которые мать поленилась везти с собой в деревню; нашли его заначку, пересчитывают, пишут в протокол. Бабка таращит глаза на невиданные доллары, а ее глухой дед все время у нее все переспрашивает, как будто он еще и слепой. В спальне тоже перевернули все вверх дном, поотодвигали мебель. Лазили даже в печку, которой он сто лет не пользовался — на их улице давно был газ. На веранде остроносый углядел в полу люк, и он почувствовал, как по спине сбегает холодная, предательская струйка пота.
— Это что? — спросил капитан Лысенко.
— Погреб. — Он старался говорить как можно спокойнее, и, кажется, ему это удалось.
— Откройте.
Он пожал плечами и откинул крышку. Двое начали спускаться в подпол, светя фонариками.
— Не нужно, я вам свет сейчас включу, — проговорил он, шагнув к выключателю.
— Ну, включи, — разрешил остроносый.
Он нажал на клавишу выключателя и ощутил легкое покалывание в подушечках пальцев. Двое внизу звякали банками с засолкой, которые он каждый год привозил из деревни от матери, и переговаривались глухими голосами. Остроносый капитан сверху давал руководящие указания.
— Нет ничего, — наконец сказал один. Второй вылез молча, отряхивая брюки. Бабка Полина все заглядывала в подпол, видно, любопытно было, чего Виктор навозил от матери.
— Чегой-то, Витюша, подпол у тебя вроде как другой? — наконец изрекла она. — При покойнице Клавдии, царствие ей небесное, огроменный подпол какой был! И капусту квасили по три бочки, и огурцов стольки же, и помадоров, и арбузов соленых! Яблоков-то скольки моченых, и картохи, бывалоча, по три-чатыри тонны с деревни привозили и торговали усю зиму! Мы с ими вместя дома-то строили, с бабкой твоей покойницей, и с Семеном, покойником-то. У нас подпол как подпол, у футбол играться можна, хоча и держать в нем нынче нечего. Силов, считай, уж и торговать нет. А ты чего перегородил подпол-то? Для тепла или как? — все допытывалась она у Виктора.
