Нэнси Гэри - Слишком много подозреваемых
А впрочем, кто знает, как выглядит убийца Клио?
– Выбор за вами, – сказала Фрэнсис уклончиво, – но я лично собираюсь отнять у вас лишь пару минут.
Джордж, помедлив, пожал плечами:
– Ну хорошо… входите. Думаю, мы найдем, где сможем присесть. Извините за беспорядок.
Он провел ее в соседнюю комнату – нечто вроде маленького кабинета, сплошь заваленного пачками книг. Но там хоть были два свободных кресла, сдвинутых в угол.
– Атмосфера напоминает мое жилище, только я никуда, в отличие от вас, не переезжаю, – сказала Фрэнсис.
Джордж вежливо улыбнулся.
В окно Фрэнсис разглядела ухоженный сад с бассейном.
– У вас здесь очень симпатично. Почему вы переезжаете?
– Предложим, что дела обернулись не так, как я планировал. – Он вздохнул. – Я бы предложил вам что-нибудь выпить, но не уверен, что найду чистые стаканы в этом хаосе.
– Не беспокойтесь, я ничего не хочу.
– Ну, тогда, может, приступим? Что вас интересует?
– Когда вы вышли из состава приемной комиссии «Фейр-Лаун»?
Джордж удивленно поднял брови.
– Когда? Первого июня этого года. Я и клуб тоже покидаю. Больше я туда ни шагу. Впрочем, моя супруга, вернее, моя экс-супруга, в скором времени намерена поселиться в клубе до конца лета.
– Жить в клубе? – удивилась Фрэнсис.
– Там очень комфортабельно. Кроме того, у нас нет других вариантов, чтобы разъехаться. Все отели заполнены.
– Как долго вы были членом клуба?
– Лет двадцать. Мы приобрели этот дом году в 75-м или 76-м. Должно быть, почти сразу и вступили в клуб. Точно я не помню.
– Вы подали в отставку из-за того, что случилось с Генри Льюисом?
– Вот уж не представлял, что прокуратуру округа Суффолк настолько интересует, как обстоят дела в частном теннисном клубе.
– Нас не это интересует.
– Тогда что же?
– Лишь конфликт в приемной комиссии клуба. Я так понимаю, что он возник по поводу заявления Генри о приеме в клуб. Клио Пратт была против, а другие члены комиссии поначалу не возражали, но она, как говорится, выкрутила вам всем руки, угрожая «черным шаром».
– Да, это так, – кивнул Джордж.
– Мне также известно, что ее решение вас лично предельно возмутило. Генри ваш друг, не так ли?
– Я люблю и уважаю Генри, и одно время мы были очень дружны, но в настоящее время наша дружба дала трещину.
– По какой причине?
– Из-за того, что он возлагает вину на меня. Упрекает за чужие грехи, за то, как ведет себя общество в отношении людей его цвета кожи, за неспособность нашего общества к переменам. Он считает, что я такой же, как и все остальные.
– И даже после вашего заявления об отставке в знак протеста? – удивилась Фрэнсис.
– На его взгляд, мой протест был недостаточно громким и слишком запоздалым. Принципиальность, конечно, соблюдать хорошо и благородно, но она чаще всего не приводит ни к каким результатам. Вы со мной не согласны? Ультиматумами людей не проймешь.
– А почему вообще, как вы думаете, возникла ситуация, когда члены комиссии выступили против Генри Льюиса?
– Думаю, что если бы вы спросили кого-нибудь, то вам привели бы причины, не имеющие ничего общего с цветом его кожи. За исключением Клио. Я отдаю должное этой женщине за то, что она была, во всяком случае, искренна. Остальные прибегают к эвфемизмам типа: «Он и его жена чуждаются общества», или «У нас не было возможности как следует узнать его», или «Он, возможно, будет приводить в клуб не совсем приятных для нас гостей»… Иные начнут разглагольствовать о традициях. Так или иначе это все жалкий камуфляж единственной проблемы. Генри – черный. Они – белые. Они не хотят видеть черных на своих теннисных кортах. Как бы это ни бесило меня, Клио – и только она одна – вела себя честно из всей собравшейся там компании.
– Как это назвать? Коллективная паранойя?
– Я не социолог и не психиатр. Но я ясно увидел перед собой группу супербогатых личностей, не желающих допускать в свой круг кого-то со стороны. Они руководствуются ошибочным мнением, что, отгородившись от зла, которым якобы пропитан окружающий мир, сохранят в неприкосновенности свой малый мирок, свой привычный образ жизни, будут развлекаться, встречаться на званых обедах и обмениваться новостями, кто на ком женится и кто покупает дом – где и какой.
Проблема в том, что все их старания обречены на провал, хотя они уверены в обратном. Никакие деньги не уберегут никого от житейских неприятностей и бед, от болезней, разводов, от тоски, наконец.
Посмотрите на здешнее молодое поколение. Юнцы слишком много пьют, тратят родительские деньги на наркотики, а затем мчатся навстречу гибели за рулем «Порше», подаренного папочкой и мамочкой к шестнадцатилетию своего отпрыска. Никто уже не стремится достичь чего-нибудь в жизни. А если они не развлекаются, то не знают, куда себя девать. Двое ребят, которых я знал, покончили с собой в прошлом году. А где искать корни всего этого?
Джордж сделал паузу, порылся в карманах шорт, отыскал мятый платок, вытер вспотевший лоб.
– Никто не задается подобным вопросом и пальцем пошевелить не хочет, хотя и копать глубоко не нужно. Ответ лежит на поверхности. Самоизоляция, которая приходит с большими деньгами. А они еще страшатся проникновения в свою среду чужаков – будь то черные, евреи или латиносы… – тех, кто более удачлив, талантлив, обаятелен и образован, чем они сами. Жители Саутгемптона образовали свое маленькое государство и выдвинули своих лидеров. Другим сюда нет доступа.
Внезапно, как бы вспомнив, по какому поводу затеялся весь этот разговор, он вернулся к личности Клио.
– Как раз Клио Пратт я и имел в виду, говоря о лидерах.
В памяти Фрэнсис всплыла фраза, вышитая на коврике в гардеробной Клио: «Слишком стройных, как и слишком богатых – не бывает». Вот принцип, по которому жила Клио и живет люд, населяющий Саутгемптон. Клио добивалась и того, и другого и на это только не жалела усилий.
– Инакомыслящему одиночке трудно противостоять этой среде, – продолжал Джордж: – Их цементирует то, что они все схожи. Каждый видит в своих друзьях и приятелях отражение самого себя. Это укрепляет его веру в собственную значимость и правоту. Я не в силах здесь что-то изменить. Я опасаюсь проповедовать свои взгляды. Я плыву по течению, меня несет в общем потоке, я лишь барахтаюсь иногда как могу. Но с лицемерной маской на физиономии принимать все, что тут творится, я тоже не в состоянии. Поэтому я покидаю эти места… с тяжелым чувством, но хотя бы с чистой совестью.
Джордж откинулся в кресле, явно опустошенный этим неожиданно выплеснувшимся диалогом.
Фрэнсис выждала некоторое время, прежде чем заговорить. После такой исповеди требовалось помолчать и подумать.
