Мария Эрнестам - Коктейль со Смертью
— Смерть стала твоим постоянным спутником, Эрика. Я только не понял, кто следует за кем: смерть за тобой или ты за смертью.
Я молча вышла и захлопнула за собой дверь. Пройдя несколько улиц, я заметила почтовый ящик и опустила туда флакон. Он упал на дно с глухим стуком. Видимо, ящик был пуст. Никто нынче не пишет писем. Неудивительно, что Иисуса не было с нами в Герон-Сити, чтобы спасти Арвида. Он наверняка уже покинул эту печальную страну.
Глава 16
Направляясь домой, я словно проплывала между Сциллой и Харибдой. Это банальное сравнение, но мне не до того, чтобы подбирать слова. Ощущение власти над миром, которое, как мне казалось, было у меня в руках, сменилось чувством вины. От него становилось сухо во рту, как когда почва пересыхает без живительной дождевой влаги. Вернулись галлюцинации. Дорожные знаки хохотали мне в лицо, фонари укоризненно качали головами, окна издевательски подмигивали, я не отличала людей от животных. В метро безрукая старуха спросила, верю ли я в Святого Духа, но я трусливо сбежала от нее, зная, что для меня больше не существует ничего святого.
Откуда взялось это чувство вины? И почему я была к нему не готова? Я думала только о мести. Конечно, мстить подло, но ведь я стремилась спасти брак Мартина и Биргитты. Почему же теперь мне кажется, что все это сотворила не я, а кто-то другой, какое-то существо, которому чуждо все человеческое. Разве я делала это не ради высокой цели? Почему другие могут, а я нет? Террористы, фашисты, коммунисты, эгоисты, индивидуалисты… Как они могли, забыв о страхах и сомнениях, совершать преступления против человечества во имя высокой цели? Как могли снова и снова творить зло, не испытывая ни раскаяния, ни мук совести? Самое страшное преступление — это снова и снова повторять ошибку.
Почему мне страшно? Из-за того, что я причинила боль Мартину и Биргитте. Но ведь моя месть была направлена против Тома и Аннетт, а к ним я ничего не чувствую. Двойственность ситуации лишь усугубляла ощущение вины.
Мое единственное спасение — Смерть. Патрон должен быть дома, он ждет меня. Конечно, он снова раскритикует мой выбор жертвы, но потом простит меня и утешит. Только бы он не узнал о бумажке с адресом на флаконе! Если смерть Арвида признают несчастным случаем, клянусь, я никогда больше не буду решать судьбы других людей. Я не такая, как Магга, она сильнее меня, она справилась бы с такой ответственностью. А я слишком слаба. Подобная работа не для меня. Я так устала, что даже не ощущала голода, хотя за весь день съела только тарелку салата.
Добравшись до квартиры, я сразу поняла: что-то не так. Входная дверь была открыта. Я осторожно вошла в прихожую. В моей квартире кто-то сегодня побывал, кто-то рыскал здесь, как стая шакалов в поисках добычи. Мое спокойствие пугало меня, видимо, я дошла до крайней черты, и ничто уже не способно удивить или поразить меня. Повесив сумку и одеяние на крюк, я вошла в кухню. Ее тоже обыскивали: ящики выдвинуты, дверцы шкафов распахнуты. Исчезли блокнот, ручка, кулинарные книги и полотенца. Я направилась в ванную. Пропали грязное белье из корзины и туалетные принадлежности с полки. Потрясенная, я прошла в спальню. С кровати сняли простыню: на меня смотрел голый матрас в застарелых пятнах крови. Том уже забрал свои вещи, остальное унесли сегодня неизвестные визитеры.
Была только я — голая, обескровленная, опустошенная. И тут я услышала голос:
— Добро пожаловать домой, Эрика. Я жду вас в гостиной.
Она сидела на почетном месте — в голубом кресле. Уже одно это было святотатством. Это кресло предназначалось для спасителя, а не для прокурора. Кольца в ушах сверкали в свете ламп. Тело у нее было жилистое. Жесткие светлые волосы приглажены с помощью геля. Комиссар Лена Россеус ничуть не изменилась с нашей последней встречи. Теперь она поднялась мне навстречу.
— Простите, что осмелилась войти в квартиру в ваше отсутствие. Но, как вам известно, у полиции есть такое право. Как и обязанности. В частности, мы обязаны прояснять то, что кажется обществу странным и непонятным. Такова наша работа. Надеюсь, вы ничего не имеете против.
Чувствуя себя чужой в собственной гостиной, я не пожала протянутую мне руку. Лена опустила ее, словно и не ожидала ничего другого, и указала мне на диван.
— Присаживайтесь. Нам нужно поговорить.
— Как вы вошли? И где мои вещи?
— Я расскажу, как только вы сядете.
Это была не просьба, а приказ. Я села на диван. Покрывало тоже исчезло. Я повторила вопрос, на этот раз громче:
— Что вы делаете в моей квартире? И где мои вещи?
Лена Россеус глубоко вздохнула:
— Мы проводили здесь обыск. И забрали то, что сочли необходимым для расследования. Потом вы получите все обратно. А пока…
— Обыск? Почему? У вас не было ордера…
Лена Россеус перебила меня:
— У нас был ордер, Эрика. Вы увидите его, если захотите, но, поверьте, обыск был произведен на законных основаниях. Вы можете опротестовать его, если сочтете нужным. Но прежде чем возмущаться, выслушайте меня. Если не хотите, можете не отвечать на вопросы. Или позвонить вашему адвокату.
— Адвокату? — Я огляделась и заметила, что саквояж Смерти тоже исчез. Лена Россеус проследила за моим взглядом.
— Саквояжа не было, когда мы пришли. Ваш друг оставил записку, в которой сообщал, что уезжает. Вы сочтете это вмешательством в частную жизнь, но мы прочитали ее, это тоже часть нашей работы. Большие буквы, черные чернила, загадочное содержание. Но мы вернемся к этому позже.
— Где записка? — выкрикнула я срывающимся на истерику голосом. Лена Россеус наклонилась и достала что-то из портфеля, стоящего на полу.
— Пожалуйста, прочитайте и скажите, что вы об этом думаете.
Бумага была мне знакома: листок, вырванный из моего блокнота, оскверненный чужими руками. Почерк я тоже узнала: широкий, размашистый. И черные чернила. «Эрика, — писал он. — Я предупреждал тебя. Я думал, ты поняла меня и будешь осторожна. Но ты снова допустила ошибку. Где же твоя интуиция? Твой инстинкт самосохранения? Твое доверие ко мне? Высшие силы тут же заметили несоответствие. Мои чернила — это только мои чернила, так что подделку легко обнаружили и отреагировали мгновенно. А чего ты ожидала? Считала нас дилетантами? Я пытался защитить тебя, но не мог взять на себя ответственность за то, что ты натворила. Это было слишком очевидно. Я разочарован в тебе. И не могу отвечать за последствия, грозящие нам обоим. Я оставляю тебя. Ты знаешь, когда нам суждено встретиться. Косу я забрал, одеяние можешь оставить себе. Смерть».
Я не сдержала слез, как ни пыталась уговорить себя: «Береги слезы, они тебе еще пригодятся». Лена Россеус внимательно за мной наблюдала.
