Молли Катс - Никто мне не верит
Когда она так стояла в темноте, ей было трудно не думать о Майке Делано.
Она представляла его таким, каким увидела в последний раз, незадолго до выписки из больницы. Он с трудом двигался, его грудь была перебинтована и затянута в корсет из-за сломанных ребер. Его руки и лицо начали заживать, но на них оставались царапины и порезы.
В тот день, когда она пришла навестить его, захватив с собой яблоки и печенье, у него сидел другой полицейский, который неловко шутил по поводу больничной одежды. Было похоже, что мужчина слегка побаивается ее, и они оба в той или иной степени игнорировали ее. Она оставалась там минут двадцать, а затем ушла, чувствуя странное раздражение.
Казалось, у нее не было больше причин встречаться с Майком. Но она постоянно вспоминала о нем.
С болезненной четкостью она вспоминала ту ужасную ночь, когда она вернулась сюда и нашла Чипа.
Ее печаль, ее слезы.
Она вспоминала о том, как их с Майком тела слились в одно целое так, словно каждое движение и каждый вздох повторялись раньше и не один раз. Она все еще чувствовала вкус его губ. Она помнила, как ей хотелось быть ближе к нему.
И с той же остротой она вспоминала свои порывы, безумный круговорот ее чувств.
В течение тех недель, которые прошли со смерти Грега, когда ее мир начал создаваться заново, она старалась не убегать от этого воспоминания и задавала себе те же безжалостные вопросы, которые задавала другим перед камерой.
Действительно ли ее тянуло к Майку? Влюбилась ли она в него или была близка к этому? Или это было реакцией эмоционально опустошенного существа, которое страстно жаждало соединения?
Почему она постоянно возвращается мыслями к тому, что могло произойти той ночью? Из-за стресса, переживаемого ею так долго или пережитого именно в тот вечер? Или тогда наружу вышли ее искренние чувства, пытаясь уберечь ее от ошибки, от того, чтобы быть неискренней с Майком и с самой собой?
Но у нее действительно не было ответов на эти вопросы.
Что чувствовал Майк? Интересовала ли она его? Или он только воспользовался моментом, испытывая необходимость освободиться и уйти от самого себя?
На эти вопросы она тоже не могла ответить.
Как только она узнала, находясь у Бубу и Анджелы, о том, что произошло, она бросилась в больницу и навещала его там через день. Но, если не брать в расчет случайные записки или звонки, не было никаких оснований продолжать их отношения; да и сам Майк, похоже, не хотел этого.
Поэтому она могла сделать вывод, что появление в ее воспоминаниях его лица, голоса и, упаси Боже, рук или губ было вызвано элементарной благодарностью.
Он едва не погиб, защищая ее.
Она была обязана ему тем, что выжила.
Как можно было ожидать, что ее не захлестнет буря эмоций в отношении этого человека?
И разве могла она, после того что с ней произошло, дать кому-то почувствовать хоть что-то, отдаленно напоминающее любовь, а не жалкую пародию на нее?
Было только справедливо защитить Майка, как он защитил ее. Защитить его от самой себя.
* * *Майк не мог еще работать полный рабочий день — не мог подолгу сидеть в машине или за рабочим столом, даже над миской с обжигающим рот чили у Нэнси Джин.
Но ничего не делать он тоже не мог. Он видел слишком много людей, которые этим занимались и заканчивали тем, что полностью уходили в себя и начинали сходить с ума.
Административное расследование по поводу смерти Грега полностью освободило его от ответственности за происшедшее. Но когда ты — полицейский и кто-то умирает, и ты единственный человек, который при этом присутствует, не имеет никакого значения, что еще могло случиться или не случиться и кто отпустил твои грехи. Привидения только и ждут того момента, когда пригласишь их войти.
Поэтому каждый день, когда скука становилась невыносимой и начинала пугать его, он с трудом натягивал на себя свитер и отправлялся на автобусе на работу. Он кивками отвечал или отмахивался от тех, кто приветствовал его словами: «Какого черта ты здесь делаешь?», садился за свой стол и потихоньку разбирал дела.
Это же он делал и сегодня, а потом совершил свой ставший ежевечерним заход к Нэнси Джин; казалось, что ему просто необходимо оказаться в гуще огней и чужих разговоров. Сейчас он пришел домой, проверил почтовый ящик и среди обычных счетов и проспектов нашел еще одну открытку от Линн, на которой вместо слов «Поправляйтесь» было напечатано «Спасибо».
Я должна выразить вам свою бесконечную благодарность за вашу самоотверженную помощь, написала она внутри. Я надеюсь, что вы успешно поправляетесь. Карточка была подписана: Всего наилучшего, Линн.
Его охватила мгновенная ярость. Всего наилучшего, Линн? Чего всего наилучшего?
Он поднялся к себе, открыл дверь, осторожно лег на застеленную кровать и просмотрел остальную почту.
Он сдержал данное себе обещание. Это стало его основной задачей — отойти от этого случая, от Линн и своих чувств к ней. Каждый день, наполненный болью, напоминал ему, почему он не должен был позволять себе заходить так далеко; его сердце болело так же сильно, как его бок и плечо, как любая часть его тела, которая была либо поцарапана, либо порезана, либо поломана.
Он не знал, что думала Линн или чего она хотела; он знал только одно — у нее была масса возможностей хоть как-то отреагировать на ту попытку, которую он сделал тогда. Если же она этого не делала, если она старательно демонстрировала свою глубокую благодарность и более ничего, он был бы просто идиотом, если бы стал ждать чего-то большего. Если речь шла о безразличии, о жалости к ранам или заполнении пустых мест, ему это было не нужно.
Люди говорят, что полицейские отличаются от остальных людей. Возможно, это правда, но знаменитости… ты просто никогда не можешь сказать, что скрывается за их поступками, что в них реально и чего им не хватает.
Он хмуро посмотрел на открытку. Он взял ее и еще раз прочитал текст: аккуратный почерк, ничего не значащие два предложения.
Всего наилучшего, Линн.
Он отшвырнул ее в корзину для мусора и даже не стал смотреть, попала ли она туда.
* * *Во второй вторник марта, незадолго до трех тридцати по полудню Пэм принесла в офис конверт для Линн.
Кара вошла в комнату как раз тогда, когда она открывала его.
— Я занимаюсь реорганизацией нашего пленочного архива, — сказала Кара. — Ты не хочешь, чтобы я… Что случилось?
Лицо Линн смертельно побледнело. Кара поспешила посмотреть на записку, на которую Линн все еще смотрела, не отрываясь.
