Виктория Холт - Властелин замка
Но для меня это было ужасно, невыносимо, и я избегала встречи с ним, боясь выдать свои чувства. И в это же время я старалась соблюдать осторожность.
Однажды я пошла проведать Габриэль, которая выглядела очень довольной. Мы приятно провели время, поговорили о графе, а Габриэль была одной из немногих, кто хорошо относился к нему.
Обратно я шла короткой тропинкой через лес, и еще сильнее ощутила, что за мной кто-то крадется. Я по-настоящему встревожилась. Я была одна в лесу — в том самом лесу, где ранили графа. Меня охватил дикий страх, когда зашуршала трава, хрустнула ветка.
Я остановилась и прислушалась. Все было тихо; но ощущение опасности не покидало меня.
Я со всех ног бросилась бежать. Мной овладела такая паника, что я чуть не закричала, когда моя юбка зацепилась за сук. Я дернула ее, кусок подола оторвался, но я не остановилась.
Я была уверена, что слышала позади себя торопливые шаги, и выбежав на опушку, я оглянулась, но никого не увидела.
Никто так и не показался из-за деревьев, однако я не долго ждала. Я направилась к замку.
У виноградников я встретила Филиппа верхом на лошади.
При виде меня он воскликнул:
— Мадемуазель Лоусон, что случилось?
Я, наверное, выглядела несколько растрепанной, и не было смысла отрицать это.
— В лесу со мной произошла небольшая неприятность. Мне показалось, что меня кто-то преследовал.
— Не следует ходить в лес одной.
— Да, конечно. Но я об этом не думала.
— Вполне понятно. Наверное, вы вспомнили, как нашли там моего кузена, когда его ранили, и из-за этого вообразили, что за вами кто-то идет. Возможно, там просто бродил кто-нибудь из любителей поохотиться.
— Возможно.
Он спешился и стоял, глядя на виноградники.
— У нас будет невиданный урожай, — сказал он. — Вы когда-нибудь видели, как собирают виноград?
— Нет.
— Уверен, вам понравится. Теперь уже недолго осталось ждать. Вам не хотелось бы заглянуть под навесы? Вы увидите, как делают корзины. Все так волнуются.
— Мы им не помешаем?
— Нет-нет. Им приятно думать, что все разделяют их волнение.
Он повел меня по тропинке к навесам, без конца разговаривая о винограде. Он сказал, что не видел сбора урожая вот уже несколько лет. В его обществе я чувствовала себя неловко. Теперь я смотрела на него как на слабовольного участника отвратительного сговора... Но мне никак не удавалось найти подходящий повод, чтобы покинуть его.
— В прошлом, — говорил он, — я подолгу— жил летом в замке, и помню, как собирали урожай. Сбор продолжался до поздней ночи, и я вылезал из постели и слушал, как они пели, когда давили виноград. Восхитительно.
— Охотно верю.
— О, мадемуазель Лоусон. Никогда не забуду, как мужчины и женщины залезали в котел и танцевали на винограде. А музыканты играли песни, и они танцевали и пели. Помню, как они погружались все глубже и глубже в лиловый сок.
— Поэтому вы так ждете нынешнего урожая.
— Да, но, наверное, в юности все впечатления гораздо ярче. Но, может быть, из-за сбора винограда я и решил, что замок Гейяр — самое прекрасное место на свете, единственное, где мне хотелось бы жить.
— Ну, теперь ваше желание исполнилось.
Он молчал, а я увидела горькие складки вокруг его рта. Интересно, как он относится к связи графа и своей супруги. В его облике было что-то женственное, что как будто подтверждало слова Клод, а сходство с кузеном лишь подчеркивало противоположность их характеров. Можно было поверить тому, что больше всего ему хотелось жить в замке, владеть замком, носить титул графа де ля Талль, и на все это он обменял свою честь — женился на любовнице графа и примет незаконного сына графа как своего... и все это ради того дня, когда в случае смерти графа он будет Властелином Замка; я была уверена, если бы он не принял условия, поставленные графом, ему бы никогда не позволили стать наследником.
Мы разговаривали о винограде, о сборе урожаев, которые он помнил с детства; когда мы пришли к навесам, мне показали приготовленные корзины, а Филипп беседовал с работниками.
Он проводил меня до замка, и я подумала о том, какой он все же дружелюбный, сдержанный, немного печальный, и поймала себя на мысли, что ищу ему оправдания.
Я вернулась в свою комнату и сразу поняла, что в мое отсутствие там кто-то был: книга, которую я оставила на тумбочке у изголовья, лежала на туалетном столике.
Я подошла и подняла ее, открыла ящик. Все, кажется, в порядке. Открыла шкаф. Все на месте.
Но книгу явно кто-то трогал.
Наверное, подумала я, кто-то из слуг заходил. Зачем? Обычно в это время они занимались совсем другими делами.
И тогда в воздухе я уловила слабый аромат духов: хорошо знакомый, мускусно-розовый запах. Чарующий аромат духов Клод.
Теперь я была уверена, что в мое отсутствие Клод побывала в моей комнате. Но зачем? Может быть, она знала, что ключ у меня, и приходила проверить, не спрятан ли он где-нибудь в комнате?
Я сквозь одежду нащупала ключ в кармане. Он был на месте. Запах исчез. Потом возник опять — слабый, неуловимый, но вполне ощутимый.
На следующий день служанка принесла в мою комнату письмо от Жан-Пьера, в котором говорилось, что он должен видеть меня безотлагательно. Он хотел говорить со мной наедине, поэтому просил прийти на виноградник как можно быстрее, — там мы могли бы побеседовать спокойно. Он просто умолял меня прийти.
Я вышла в самый солнцепек, перешла через подъемный мост и направилась к виноградникам. Все вокруг, казалось, спало в этот жаркий полдень; и когда я шла по тропинке через виноградник, увешанный спелыми гроздьями, мне навстречу вышел Жан-Пьер.
— Здесь трудно разговаривать, — сказал он. — Пойдемте туда.
Он повел меня в сторону ближайшего погреба.
Там было прохладно и, казалось, темно после яркого солнца; свет сюда проникал через небольшие проемы, и я вспомнила когда-то слышанное о том, что температуру здесь регулируют при помощи жалюзи.
Стоя там среди бочонков, Жан-Пьер сказал:
— Я должен уехать.
— Уехать, — глупо повторила я. И добавила: — А когда?
— Сразу после сбора урожая.
Он взял меня за плечи. — Ты знаешь почему, Даллас?
Я покачала головой.
— Потому что господин граф хочет убрать меня со своего пути.
— Почему?
Он с горечью улыбнулся. — Он не утруждает себя объяснениями. Он просто приказывает. Его больше не устраивает мое присутствие здесь, поэтому, хотя я и прожил здесь всю свою жизнь, я должен теперь уехать.
— Но если вы ему объясните...
— Объяснить? Что это мой дом... так же, как его дом — замок? С нашими чувствами, дорогая моя Даллас, не принято считаться. Мы рабы... мы рождены, чтобы подчиняться. Разве ты этого не знала?
