Нэнси Гэри - Слишком много подозреваемых
Но Сэма она не убедила. Он догадывался, что у нее какая-то тяжесть на душе.
Ожидание в унылой приемной длилось много часов. Только ближе к полудню доктор Хендли соизволил явиться с информацией. Он снял очки и потер усталые глаза.
– У Ричарда кровоизлияние в левом полушарии мозга. Он еще находится в хирургии.
Долго, очень долго Ричард Пратт боролся за жизнь. Точнее, за его жизнь боролись люди, знающие, с каким богатым человеком имеют дело. Он же не шевелился и ничего не произносил, лишь изредка на секунду открывал глаза и вновь уходил в небытие, доверив себя полностью заботливым эскулапам.
Клио постоянно дежурила у его ложа, иногда наклоняясь и массируя его руки, протирая его лицо смоченным в теплой воде полотенцем, нежно касаясь его щек, шепча ему на ухо слова, которые Фрэнсис не могла разобрать. Клио покидала госпиталь только на короткое время, чтобы принять душ, переодеться, а потом снова занять свой пост.
Фрэнсис, не выдерживая зрелища столь показной самоотверженности, часто уходила на прогулку по близлежащим кварталам, покупала сандвичи с рыбой и маринованными зелеными помидорами, завернутые в промасленную бумагу, и звонила к себе на службу в контору окружного прокурора, чтобы узнать, нет ли для нее срочных поручений. Ей отвечали, что нет, ее щадили, и она была за это благодарна своему начальству.
Затем женщины вновь встречались в больничной палате. Фрэнсис усаживалась на смертельно надоевший ей пластмассовый стул у подоконника и смотрела бесконечный спектакль, разыгрываемый мачехой. Напевая себе под нос что-либо из репертуара Фрэнка Синатры (в основном «Улетим со мной»), та суетилась, перекладывала и взбивала подушки чаще, чем требовалось, массировала Ричарду ступни и щиколотки. Такая забота иногда трогала Фрэнсис, но она же заставляла ее и сестру Блэр, заявившуюся на следующий день, ощущать себя лишними у одра больного в ограниченном пространстве, почти целиком занятом Клио.
Отец вряд ли понимал, кто ухаживает за ним и кто здесь присутствует. Клио не могла рассчитывать на его благодарность в будущем за свои хлопоты и заботы, но она очень беспокоилась, чтобы дочери не проникли внутрь невидимого кокона, в который она закутала лежащего в полной беспомощности Ричарда. Только когда она отлучалась в туалет или выпить чашку чая в буфете, дочерям предоставлялась возможность приблизиться к кровати больного. Фрэнсис вглядывалась в его осунувшееся лицо, покрытое седой щетиной, клала ладони на его плечи и шептала ему на ухо признания в своей дочерней любви. Какие бы черные кошки ни пробегали между ними раньше, она по-прежнему любила отца. А сейчас, когда он тяжело болен, только это и имело значение.
Через неделю три женщины собрались в кабинете доктора Хендли, чтобы услышать вынесенный больному приговор. Врач ничем их не порадовал, но пообещал, что пациент будет жить, хотя и останется ограниченным в движениях, речи и умственной деятельности.
– Есть ли надежда на улучшение? – тотчас задала вопрос Фрэнсис.
– Только время это покажет, – последовал уклончивый ответ доктора.
– Фэнни… Фэнни… ты выиграла! – Сэм тряс ее за плечо.
Фрэнсис посмотрела на свою карточку, на которую она ставила фишки, машинально повинуясь голосу ведущей. Радости она не испытывала, но смогла выдавить на лице улыбку.
– Сделай мне одолжение, – попросила она Сэма.
– Какое?
– Забери вместо меня мой выигрыш. Сэм растерялся:
– Пожалуйста.
Фрэнсис не собиралась объяснять ему, почему ей не хочется выходить на публику в годовщину постигшей ее отца болезни. Была также и другая причина, связанная с ее профессиональной деятельностью. Помощник окружного прокурора, выигрывающий в лото у местных жителей, в основном эмигрантов среднего достатка, – это выглядело немного неуместно. Может, в другой раз она бы торжествовала победу, но сейчас ее желанием было укрыться в толпе разочарованных проигравших.
– Как хочешь, – пожал плечами Сэм. – Одно только скажу: у тебя впереди удачное лето.
«Спасибо тебе, Сэм, за столь оптимистичный прогноз», – подумала она.
Блэр Девлин вытянула свои длинные ноги, полюбовалась гладкой загорелой кожей. Откинувшись в шезлонге на голубые в белую полоску подушки, она спросила мужа:
– И о чем ты собирался мне рассказать?
Она при этом зевнула и принялась накручивать на мизинец прядь белокурых волос.
Джейк, прежде чем открыть рот, отвел взгляд в сторону. У него в руках была пачка бумаг, свидетельствующих, что он на грани разорения, но в разговоре с женой они уже казались жалкой никчемной макулатурой. Никакими документами он не смог бы в чем-либо убедить Блэр, если она занимала свою излюбленную позу в шезлонге. Ему оставалось надеяться только на чудо.
Десять лет своей жизни Джейк потратил на создание и поддержание на плаву престижной галереи современного искусства в самом центре Манхэттена и все время барахтался на тоненьком волоске. От падения в пропасть его в последние мгновения спасали связи и энергия супруги. Он одновременно и ненавидел ее, и гордился ею. Она в угоду своему тщеславию и капризам вовлекла его в этот шаткий, малопонятный ему бизнес, но, несомненно, обладала чутьем на новые имена и веяния. Вот, к примеру, ее последнее открытие. Джейк не пустил бы эту дамочку, называвшую себя художницей, дальше порога, но сморщенный сухой лист на фаянсовой тарелке мрачного цвета, нарисованный ею, купили сразу за бешеные деньги.
Выставляя это полотно, Джейк добивался от Блэр ответа, в чем его смысл.
– Не знаю, и знать не хочу. Возможно, это понимание смерти как таковой. Она преподносится нам на блюдечке. Прочти «Нью-Йоркер», там все тебе растолкуют.
Блэр умела опустошать кошельки коллекционеров, очаровывая их и забивая им головы словесной ватой, лихо торговалась и обкручивала вокруг пальца наивных художников. Джейк ревновал ее и чувствовал себя униженным, будучи лишь ширмой для ее махинаций. Но когда бизнес разросся и конкуренты показали, какие у них когти, а милого воркования Блэр уже стало недостаточно для заманивания в ловушку обнаглевших гениев, Джейк осознал, что роскошный образ жизни и беспечные траты им уже не по силам. Но лавину нельзя было остановить.
Сейчас Блэр заигрывала с Джейком, запуская пальчики к нему в промежность, затянутую в джинсы, выпячивая соблазнительные губы, но он уже полгода не хотел ее, зная, с кем она трахается.
Его куда больше беспокоил их общий банковский счет. Если ей взбредет в голову развестись с ним, он окажется на мели. А этот момент близок. Джейк чувствовал, что его пустоголовая супруга готова раскинуть на простыне не только свое соблазнительное тело, раздвинуть широко ноги, но и предложить любовнику раскручивать его хилый, в отличие от члена, скульпторский талант. Во сколько ей… и ему это обойдется? Даст ли это какую-либо прибыль?
