Вальтер Неграо - Тропиканка
Зачем это ему нужно — об этому Франшику не проговорится даже во сне, невзирая на свою необыкновенную болтливость, бывшую, впрочем, составной частью его обаяния.
…Франшику сидел па набережной и просматривал свежие газеты, кидая в рот катышки попкорна — это была единственная его трапеза на сегодня, заключающая в себе сразу завтрак, обед и ужин. Пустота в желудке способствовала рождению идей, поэтому Франшику ничего не имел против некоторого поста.
Вдруг он вздрогнул, приметив неподалеку от себя высокую фигуру человека, смотревшего в его сторону… Франшику попытался загородиться газетой. Он узнал в этом человеке того богача художника, которому он продал бросовый участок на берегу моря. О, хуже этой встречи ничего нельзя было и придумать! Этот человек наверняка уже ознакомился с желтым песком, среди которого напрочь отсутствовали банановые и фикусовые деревья, в наличии которых Франшику уверял богача. Тоскливое предчувствие сильного мордобития охватило Франшику. Этот человек был высокого роста, плечистый, и кулак его наверняка очень тяжел. Франшику чуть ли не завернулся в газеты, как в кокон, и тут же почувствовал, как неумолимая рука обманутого им богача принялась с хрустом разрывать его ненадежное прикрытие.
Итак, побоев не миновать! Однако посмотрим…
Бросив газеты, Франшику вскочил со скамейки и что есть сил помчался по набережной.
Он слышал гулкие шаги за спиной. Богач догонял его на своих длинных ногах. Страх придавал Франшику оптимальную скорость, но богач не отставал. Наконец его тяжелая рука легла на плечо бедного Франшику. Оба они остановились. Франшику съежился.
— Так вот ты где! — проговорил художник. — А я тебя искал…
— Да? — заслоняя голову руками, промямлил Франшику.
— Искал, чтобы поблагодарить тебя за то, что ты продал мне этот замечательный участок!
Франшику, дрожа, отважился взглянуть в лицо богачу. Оно излучало добродушие и восторг.
— Да ведь это то, о чем я всю жизнь мечтал! — воскликнул богач. — Чистый, золотой песок, пустынное место, горизонт, уходящий в море! Не знаю, как тебя благодарить! Скажи, что я могу сделать для тебя?
Франшику еще раз опасливо заглянул в глаза художнику. Тот явно не шутил. Он уже тряс руку Франшику в приливе благодарности. Франшику овладел собой. Он приосанился. Вдохновение подхватило его на своих орлиных крыльях и понесло.
— Сказать по правде, — молвил он, — я несколько занизил цену. Я это сделал из любезности. Понимаешь, я тоже в душе художник. Только такие художники, как ты да я, понимают прелесть этого места.
— Да — да, — подхватил богач. — Я понимаю. Я бы и вдвое больше заплатил за эту землю. Но ты говорил про какие — то ненужные мне деревья… Поэтому будем считать, что я поскупился. Как тебя зовут, я что — то не помню?..
Франшику, единственный и неповторимый, — представился Франшику.
— Какое совпадение! Я тоже неповторимая личность… в своем роде. Франсуа.
Франшику пожал руку художнику.
— Я хочу построить на участке дом, — продолжил Франсуа, — и мне нужен человек, который бы нанял подрядчика … ну и так далее. Проект дома у меня есть.
— А где вы остановились? — холодея от предчувствия удачи, спросил Франшику.
Франсуа небрежным жестом указал в сторону самого дорогого в Форталезе отеля.
— У меня номер «люкс». Если ты еще не нашел себе жилье, то не отказывайся от моего предложения пожить у меня. Соглашайся, прошу тебя! Мне кажется, ты сумеешь найти мне подрядчика! Все расходы я беру на себя. Ну как, согласен?
— Ну что с вами делать… — всем своим видом изображая сомнение, сказал Франшику.
— Соглашайся!
— Хорошо, — наконец согласился Франшику. — Не моту отказать, раз уж вы так настаиваете!.. Так и быть, я согласен!
Глава 3
На другой день после вечеринки, состоявшейся в особняке Бонфиня, Оливия проснулась с неприятным осадком в душе и головной болью.
Она попыталась понять, отчего у нее на душе эта тоска, что она означает, откуда это чувство опасности, удручающее ее весь вечер в течение праздника.
Вечеринка, безусловно, удалась. На ней собрались все важные люди города, давно знакомые друг с другом, поэтому атмосфера была самой непринужденной и дружелюбной. Царицей праздник а была вовсе не Летисия Веласкес, в честь которой все это было затеяно, а мать Оливии — Изабел, умевшая быть обаятельной, остроумной и артистичной. Летисия держалась непринужденно, но чересчур, по мнению Оливии, скромно, не выпячивала себя и никому не навязывала, не стремилась быть центром этого маленького мирка, отдав пальму первенства хозяйке особняка. Даже когда фотограф собрал гостей для общего снимка, Летисия встала сбоку, как будто стараясь уйти в тень. А между тем она была необыкновенно элегантна для аристократки во втором поколении. Оливия любовалась ею: проста в общении, изысканна в каждом движении, благородна в манере поведения и сдержанна в речи. На ней было очень простое платье — длинное, облегающее ее стройную, высокую фигуру, но очень дорогое, настолько дорогое, что это как бы не бросалось в глаза. Волосы, схваченные простой резинкой, — у прочих дам были высокие пышные прически, над которыми изрядно потрудились парикмахеры. Удивительная женщина, она очень понравилась Оливии.
И ее отец был, как всегда, неподражаем. Он ухаживал сразу за всеми дамами, расточая комплименты, и умудрялся сделать так, что каждая считала, что ей оказано предпочтение.
Аманда, дочь Летисии, тоже понравилась Оливии. Совсем еще девочка, но держится непринужденно. Она была очень оживлена, ей нравилось внимание со стороны взрослых мужчин. Бойка на язычок. Рядом с ней постоянно вспыхивал смех и царило веселье — эту девочку переполняла радость жизни.
Но вот сын Летисии, Витор, которым мать явно гордилась, — в нем было что — то такое, что смутило Оливию… Витор, не таясь, ухаживал за ней, и все это было на глазах ее слишком уж снисходительного жениха Дави… Казалось, к Витору невозможно придраться, но Оливия чувствовала, что в его доведении сквозит какое — то оскорбление и насмешка, точно он априори презирал всех присутствующих, В том числе и ее, Оливию. Дави не считал, что Витор держится развязно, не видел, что взгляд, которым он смотрел на Оливию, исполнен превосходства и наглости, что каждое его слово имеет оскорбительный подтекст. Он как бы не решался открыто эпатировать публику, но было что — то в его манере держаться, что давало почувствовать: он всех этих людей и в грош не ставит.
Витор все время танцевал с Оливией, и Дави, к ее огорчению, охотно предоставлял ему эту честь, словно заискивая перед внуком Гаспара Веласкеса. Ей казалось, что во время танца Витор обнимает ее как — то двусмысленно и смотрит ей в глаза многозначительным взглядом, как будто между ними наметилась какая — то тайна…
