Нина Стожкова - Зло вчерашнего дня
— Хорошо, что в доме появилась молодая хозяйка, теперь Люсе, да и Олесе полегче будет, — крикнул он с порога и, потрепав Тимошу по холке, отправился пружинистой походкой к своему бумеру.
Едва машина Дениса скрылась из вида, Викентий Модестович и Лина, словно детишки в летнем лагере отдыха, послушно потянулись в столовую.
Стол был изящно сервирован к завтраку. Нет, сервирован — слишком слабо сказано. Стол словно сошел со страниц глянцевого журнала по дизайну. Букет мраморно-белых, только что срезанных колокольчиков красовался на кремовой скатерти посреди светло-бежевой посуды, обнаруженной Серафимой в серванте. Со второго этажа по-прежнему доносились тревожно-прекрасные звуки «Пиковой дамы»: Викентий Модестович включал музыку в комнате по своему настроению — независимо от распорядка дня и желания других домочадцев. Однако обитатели дома не спешили просыпаться. Решив никого не будить, они уселись завтракать втроем: Викентий, Ангелина и Серафима. Лина внезапно подумала: давненько Викентий Модестович не ел с таким аппетитом. В последнее время старик все чаще капризничал, брезгливо заглядывал в тарелку, требовал себе чего-нибудь особенного, вкусненького, мучил придирками домработницу. А тут уплетал обычную манную кашу за обе щеки, словно подросток после спортивной тренировки.
«Чудеса!» — привычно изумилась она, подкладывая в кашу свежую малину. Раннее летнее утро вновь показалось ей прекрасным.
Серафима поставила белый кофейник на поднос и плавно направилась к ним, словно сошла с картины Лиотара «Шоколадница». Девушка в белом сарафане, с молочно-белой кожей, свежая, как летнее утро, подавала им кофе. От этой будничной дачной сценки на душе стало особенно тепло и спокойно. Лина решила, что уже ничто не сможет испортить очарование этого утра. Главное, сохранить в душе, не расплескать, как воду из целебного источника, редкое ощущение покоя и радости до самого воскресного вечера. До новой, суетной и напряженной московской жизни.
Вскоре дом окончательно проснулся, ожил, начал дышать, расправлять занемевшие за ночь части большого каменного тела, заговорил на разные голоса.
В кухню торопливо вошла заспанная Олеся, пытаясь изобразить запоздалое усердие. Потом появилась Люся, растрепанная, слегка растерянная из-за того, что кто-то встал в доме раньше ее. А вскоре ее великовозрастный братец Гарик, сонно потягиваясь и почесываясь, заглянул на кухню и с удовольствием втянул носом воздух, пропитавшийся ароматами домашнего завтрака.
— Ага, в кои-то веки в нашем доме запахло вкусненьким! — заявил он, явно дразня Олесю. И, подмигнув Серафиме, игриво объявил: — Так-так, эксплуатируем детский труд, господа домочадцы?
— Напротив, Серафима сама любезно вызвалась за нами ухаживать, — гордо объявил Викентий Модестович. Всем своим надменным видом он дал понять, что «за нами» сказано только из вежливости. Мол, на самом деле Серафима кормит только его, а остальные — просто примазавшиеся.
— А где же Стасик? — по-матерински ревниво поинтересовалась Люся.
— Спит, наверное, — легкомысленно пожала плечами девушка. — Он же типичная сова.
— Эй, кто тут сова? — раздался у дверей молодой басок. И в кухню ворвался Стасик с букетиком земляники в руках. Он протянул Серафиме ягоды и просиял: — Это тебе. Собрал после утренней пробежки.
— Угости маму, — дипломатично предложила Серафима.
— Знаешь, если в этом доме всех угощать, и килограмма не хватит, а эти ягоды я для тебя собирал. Между прочим, встал чуть свет, пол-леса обегал, ягодную полянку искал, — слегка обиделся Стасик.
Серафима потрепала его по голове, как маленького, и, очаровательно улыбнувшись, принялась срывать пухлыми, почти детскими губами сочные ягоды. Она ела медленно, старалась, чтобы капли красного сока не попали на белоснежный сарафан. Внезапно девушка почувствовала на себе восхищенные взгляды всех, кто собрался в кухне. Она прошлась по комнате волнующей походкой молодой Софи Лорен, облокотилась о край стола, медленно обвела внимательным взглядом собравшихся. И вновь подарила каждому свою особенную улыбку. Все в ответ заулыбались. Похоже, девушка со вкусом и удовольствием пользовалась властью, какую дают молодость и красота. И между прочим, правильно делала: срок действия этого оружия до обидного краток…
— Викентий Модестович, — обернулась Серафима к главе семьи, патриарх невольно приосанился. — По-моему, мы с вами уже позавтракали. Так что не будем тянуть время. Нас ждет большая работа, многие главы еще сырые. Идемте же скорее в сад!
Викентий Модестович с готовностью вскочил с места и, выпрямив спину, послушно засеменил за Серафимой.
Викентий Модестович с юности увлекался фотографией и был типичным «фоточайником»-энтузиастом. Домашние давно выучили жемчужины его фототеки наизусть и все чаще старались увильнуть от просмотра семейных альбомов. Зато в Серафиме патриарх нашел благодарного зрителя и слушателя. Девушка с удовольствием изучала все ответвления раскидистого семейного древа, с интересом рассматривала черно-белые детские снимки Люси и Гарика, фотографии покойной жены Викентия Модестовича середины прошлого века и не уставала делать комплименты фотографу. Ракурс, композиция, свет — все вызывало бурное восхищение.
— Похоже, скоро дед даст Серафиме почитать мемуары, — шепнула Люся Ангелине в саду. — Она стремительно вошла, нет — вбежала! — к нему в доверие. Между прочим, подобная честь выпадает не каждому в этом доме.
— Умная, похоже, у Стасика девушка, — задумчиво отозвалась Ангелина, собирая черную смородину в большую плетеную корзинку. — Сима начала завоевание семьи с самого заковыристого родственника. Найти ключик к патриарху — это не с Гариком пококетничать и не с Катюшкой похихикать. Тут и кротость, и ум, и умение слушать и восхищаться, да вообще много чего нужно. Да, Люсь, повезло тебе с будущей невесткой. Девочка не так проста, как кажется.
— Я же говорила тебе, что на эти темы давно не заморачиваюсь. — Люся съела самую крупную ягоду и, вытерев тыльной стороной ладони губы, устало провела рукой по лбу. На коже остались темно-красные полосы. Господи, как похоже на кровь… Лина вздрогнула и, достав платок, вытерла подруге лоб.
— У Стасика девушки меняются, как… как цветы на моих клумбах. Интересно, сколько эта красавица выдержит? — словно размышляя вслух, спросила Люся.
— Серафима так же похожа на его прежних подружек, как твоя любимая шоколадная лилия вон на тот лопух у сарая, — возразила Лина. И добавила: — Стасик будет полным идиотом, если упустит такую девушку.
