Сандра Браун - Сокровенные тайны
— Нет. — Он облокотился на стол и, обхватив себя руками, спокойно посмотрел ей в глаза. — И хватит городить чушь собачью, ладно? Зарубите себе на носу прямо сейчас, мы оба сэкономим массу времени: если вы желаете допрашивать меня, госпожа прокурор, то вам придется вызвать меня повесткой в суд с полным набором присяжных.
— Значит, вы отказываетесь помогать мне в расследовании?
— Я этого не говорил. Пат даст указания, и мой участок будет к вашим услугам. Я лично окажу вам посильную помощь.
— Просто по доброте душевной? — притворно ласково спросила она.
— Нет, я просто хочу, чтобы это дело наконец завершилось навсегда. Понятно? Тогда и вы сможете уехать назад в свой Остин — там ваше место; а прошлое пускай остается в прошлом, его место именно там. — Он встал, чтобы налить себе еще кофе, и через плечо спросил:
— Почему вы вообще приехали?
— Потому что Бад Хикс не убивал мою мать.
— А вам-то, черт возьми, откуда знать? Или вы просто-напросто его спросили?
— Не могла я его спросить. Он умер.
По его реакции она сразу поняла, что Рид об этом не знал. Он подошел к окну и, задумчиво глядя вдаль, стал отхлебывать кофе.
— Ах ты, черт, надо же. Значит, Придурок Бад умер.
— Придурок Бад?
— Его так все звали. Мне кажется, никто и фамилии его не знал, пока Седина не умерла и вся история не попала в газеты.
— Мне говорили, он был умственно отсталым. Он кивнул.
— Да, и к тому же говорил нечленораздельно. Его едва можно было понять.
— Он жил с родителями?
— С матерью. Она сама была полоумная. Умерла давно, вскоре после того, как Бада отправили в лечебницу.
Стоя к ней спиной, Ламберт по-прежнему смотрел сквозь щели в жалюзи. На фоне окна вырисовывался его силуэт — стройный, широкоплечий, узкобедрый. Джинсы сидели на нем даже чересчур ладно. Алекс выругала себя за то, что обратила на это внимание.
— Придурок Бад разъезжал по всему городу на таком, знаете, громадном трехколесном велосипеде, — тем временем заговорил Ламберт. — За несколько кварталов было слышно, что он едет. Эта махина звенела и бренчала, как тележка старьевщика, сплошь увешанная разным хламом. Он был мусорщик. Маленьким девочкам запрещали подходить к нему близко. А мы, мальчишки, издевались над ним, озорничали по-всякому. — Ламберт грустно покачал головой. — Стыдно за это сейчас.
— А умер он в психиатрической лечебнице, куда его упекли за преступление, которого он не совершал. Ее замечание вернуло его к действительности.
— А какие у вас доказательства?
— Доказательства я найду.
— Их не существует.
— Вы в этом уверены? Или вы уничтожили неопровержимые доказательства в то утро, когда якобы «нашли» тело Седины?
Меж его густых бровей пролегла глубокая складка.
— Вам что, нечем больше заняться? Или в вашей прокуратуре дел маловато? С чего вы вообще взялись все это ворошить?
Она кратко, но точно раскрыла ему причину, как в свое время Грегу Харперу.
— Справедливость не восторжествовала. Бадди Хикс был невиновен. Он отдувался за преступление, совершенное кем-то другим.
— Мною, Джуниором или Ангусом?
— Да, одним из вас троих — Кто вам это сказал?
— Бабушка Грэм.
— Ага, наконец что-то прояснилось. — Он продел большой палец в петлю для ремня, небрежно свесив загорелые пальцы над ширинкой. — Она, значит, вам сказала; а она случайно не говорила, как ревновала свою дочь?
— Бабушка? Да к кому?
— К нам. К Джуниору и ко мне.
— Она говорила, что вы двое и Седина были все равно как три мушкетера.
— А ей было обидно. Говорила ли она вам, что надышаться не могла на Седину?
Незачем было и говорить. Скромный дом, в котором росла Алекс, выглядел поистине святилищем ее матери. Заметив, что Алекс нахмурилась, шериф ответил на вопрос сам:
— Нет. Я и так вижу, что миссис Грэм забыла об этом упомянуть.
— Вы считаете, что я здесь с личным планом кровной мести.
— Именно так и считаю.
— Ну так вовсе нет. — Алекс перешла к обороне. — Я считаю, в этом деле столько пробелов, что его пересмотр сам собою напрашивается. И прокурор Харпер считает так же.
— Этот самовлюбленный индюк? — презрительно фыркнул Ламберт. — Да он собственную мать обвинит в том, что она торгует на всех углах сами знаете чем, если это хоть как-то приблизит его к креслу генерального прокурора.
Алекс понимала: отчасти он прав. Она попыталась сменить тактику.
— Когда мистер Частейн получше ознакомится с фактами, он согласится, что произошла страшная судебная ошибка.
— До вчерашнего дня Пат о Седине слыхом не слыхал. И он целиком занят тем, что вылавливает беспаспортных рабочих-иммигрантов да торговцев наркотиками.
— И вы меня вините в том, что я жажду восстановить справедливость?! А если б вашу мать зарезали в конюшне, неужто вы не стали бы добиваться, чтобы убийца понес заслуженное наказание?
— Не знаю. Моя мамаша сбежала, когда я был от горшка два вершка; я и не помню ее.
Алекс почувствовала сострадание. Но ей ли сочувствовать ему? Неудивительно, что на фотографиях, которые она видела у бабушки, Рид запомнился ей подростком с напряженным лицом, и взгляд у него был не по годам взрослый. А ей и в голову не пришло спросить бабушку, отчего у мальчика всегда такой серьезный вид.
— Это дела не меняет, мистер Ламберт. Вы тоже подозреваетесь в убийстве. — Она встала и взяла сумочку. — Спасибо за кофе. Простите, что побеспокоила вас в такую рань. Отныне мне придется рассчитывать на помощь местного отдела полиции.
— Погодите минутку.
Уже направившись было к выходу, Алекс остановилась и повернулась к нему.
— Что?
— Здесь нет отдела полиции.
Обескураженная этим сообщением, она смотрела, как он берет с вешалки шляпу и куртку. Пройдя вперед, он открыл перед ней дверь и вышел следом.
— Эй, Сэм, я ухожу. Буду напротив. — Помощник кивнул. — Сюда, пожалуйста, — сказал Рид и, подхватив Алекс под локоть, повел ее в конец коридора к маленькому квадратному лифту.
Они вошли в кабину вместе. Он закрыл заскрипевшую дверь. Скрежет механизма не успокаивал. Алекс очень хотелось надеяться, что лифт все-таки доберется до места назначения.
Стараясь как бы помочь этому древнему сооружению, она целиком сосредоточилась на подъеме. Тем не менее Алекс остро ощущала, что Рид Ламберт стоит рядом, почти касаясь ее. Он внимательно разглядывал ее.
— А вы похожи на Седину, — сказал он.
— Да, я знаю.
— Ростом, фигурой, повадками. Волосы у вас, правда, потемнее и рыжины больше. И глаза у нее были карие, а не голубые, как у вас.
Его взгляд скользнул по ее лицу.
