Ярослав Питерский - Падшие в небеса. 1997
В этот момент щелкнула щеколда и большая грязно-красная дверь распахнулась. В проеме стоял низенький и пухлый старшина. Он брезгливо смотрел то на Вилора, то на сержанта.
– Вот Ярошенко я тебе привел подозреваемого Щукина. На него должны были бумаги из уголовки принести. Его по сто двадцать второй на трое суток задержали. Там все написано.
– А,… этот душегуб-потрошитель! Да есть, а что его не вели-то сразу?
– Да он в отключке был. Видно нажрался да накурился через край, вот,… только отошел.
Щукину не понравился этот диалог, более того его напугали слова толстого старшины. Вилор практически отрезвел и теперь мог анализировать происходящее. Сержант втолкнул его в помещение ИВС. В прихожей временного изолятора стоял большой деревянный стол. На нем лежали странные вещи. Маленький валик, похожий на тот каким красят стены маляры. Правда, этот был гораздо меньше строительного профинструмента. Рядом стояла большая коробка с черным поролоном внутри, а возле нее виднелась бутылка с какой-то темной жидкостью.
– Ладно оставляй своего жулика, сам с ним разберусь, – недовольно буркнул старшина.
Сержант довольно улыбнулся и, повернувшись, исчез за дверью. Старшина, звякнув связкой больших и длинных ключей вставил один из них в щель замка, провернув щеколду два раза он деловито убрал ключи в карман брюк и оглядев с ног до головы Щукина сказал:
– Так перед тем как в камеру отведу, рожу умыть хочешь?
Щукин пожал плечами и тяжело вздохнул.
– Ладно, пошли, – сжалился старшина, – Попьешь заодно, а то черед полчаса начнешь долбить и воды требовать.
Милиционер завел Вилора в длинную, прямоугольную комнату, на двери которой была прибита табличка: «ПИЩЕБЛОК».
Окна в этом помещении не было, вместо него маленькая дырка, забитая решеткой под потолком, где-то сверху урчал вентилятор. У стены стоял длинный стол, накрытый клеенкой. Рядом сервант с тарелками и железными мисками на полках, и с противоположенной стороны была пристроена вешалка с множеством сумок сеток и целлофановых пакетов, весящих на ней. В противоположенном углу примостилась раковина, над которой как-то обреченно висел ржавый смеситель.
– Так,… вот умывальник, ополоснул рожу и попил. А потом выходи в коридор.
Старшина буравил взглядом Щукина. Вилор так и не понял, что хотел им выразить милиционер. Толи это был знак призрения, толи угрозы. Но глаза у старшины блестели не по-доброму. Хотя в целом его лицо злым не было, напротив, пухлое и какое-то белесое оно светилось неестественным каким-то восковым блеском.
– Мой руки и учти, жрать до утра не будешь, ты в списках днем на заявку не был. Так что спать будешь на голодный желудок, но я вижу, тебе ужин и не потребуется. Тебе сейчас не до жратвы, тошнит с похмелья,… – хмыкнул старшина.
Вилок открутил вентиль крана и подставил лицо под струю воды. Он ополоснул шею и хорошенько вымыл руки, которые прочему-то были липкие и почти черные от грязи.
Старшина терпеливо ждал. Когда Щукин напился и закончил умываться, милиционер протянул ему небольшое вафельное полотенце, которое оказалось на удивление чистым и свежим. Вилор вытерся и обреченно посмотрел на охранника. Старшина забрал у него полотенце и скомандовал:
– Ну а теперь пошли к тебе в новый дом!
Он вывел Щукина из пищеблока и неожиданно рявкнул:
– Руки за спину!
Вилор вздрогнул от неожиданности, но, тем не менее, команду выполнил, сведя ладони сзади. Старшина похлопал его по плечу:
– Вперед иди!
Щукин послушался. Они вышли в длинный и полутемный коридор, который был практический пустой, не считая странного маленького шкафа. Он был очень похож на детские кабинки, что устанавливают в раздевалках детсада. Длинный с множеством узеньких дверец, шкаф был невысоким чуть выше метра. Вилор ухмыльнулся на зеленого цвета дверках-ячейках, не хватало лишь традиционных наклеек в виде арбузов, петушков и репок.
Старшина остановил его возле этого необычного тюремного предмета мебели.
– Так, вытаскивай из брюк ремень и выдергивай если есть шнурки.
Щукин обернулся и с удивлением посмотрел на старшину:
– А это еще зачем?
– Хм, зачем? Да что б в камере ты не провесился, или тебя не удавили. Давай выдергивай, так положено.
Щукин пожал плечами и выдернул из джинсов ремень. Шнурков на туфлях у него не было.
Старшина аккуратно свернул ремень и положил его в одну из ячеек. Вилор успел рассмотреть, что на дверце красовалась цифра «5». Старшина вытащил из шкафа какие-то бумаги, посмотрев в них, он сурово спросил у Щукина.
– Так теперь скажи свое имя фамилию и отчество, и год рождения!
– Это еще зачем, вы, что ж не знаете, кого в камеру отправляете? – удивился тот.
– Говори, это положено.
– Эх, Щукин Вилор Андреевич, десятого сентября тысяча девятьсот шестьдесят второго.
Старшина, внимательно посмотрел в бумаги и, что-то пробубнив под нос, удовлетворенно мотнул головой:
– Так, все в порядке, теперь скажите, у вас жалобы какие-нибудь есть? Пожелания? Вы больны, имеете ли какие-нибудь инфекционные заболевания, травмы?
Щукин, помотал головой и устало ответил:
– У меня одно пожелание, скажите, за что меня задержали? И если можно бутылку пива!
– Хм, шутник, – старшина стал совсем мрачным. – Ты завтра перед операми шутить будешь, они тебе все и расскажут, а сейчас поворачивайся. Руки назад и марш прямо по коридору.
Щукин лениво развернулся и тяжело вздохнув, свел руки сзади и зашагал по длинному гулкому коридору. По бокам, словно страшные врезки, зияли проемы дверей тюремных камер, выкрашенных все под один стандарт, в грязно-коричневый цвет. Этот противный колер краски раздражал. Он очень напоминал спекшуюся кровь.
«Почему они красят в такой цвет? Может, что бы действительно не было видно следов крови? Может это наследственное? Может специально приказывают красить именно в такой вот противный кирпичный цвет? Может, есть, какие-то внутренние секретные нормативы? Бред! Какие нормативы, какая была краска, такой и покрасили! Паранойя начинается уже!» – подумал Щукин.
Возле камеры номер пять, старшина прикрикнул:
– Стоять лицом к стене!
Вилор остановился и, упершись лбом в стену, краем глаза посмотрел на старшину. Тот достал из кармана брюк свою огромную связку длинных ключей и, покрутив, сунул одну из отмычек в замок камеры. Тот лязгнул, как показалось Вилору, с каким-то злорадством. Словно этот запор устал без работы и ждал очередного арестанта.
– Заходи, тебе повезло. Первую ночь в тюрьме в одиночестве ночевать будешь! Комфорт! А в прочем тебе сейчас сосед толковый, лучше урка – не помешал бы. Он тебя бы хоть просветил как себя на следствие вести. А то завтра из тебя опера будут показухи выбивать! Хотя если в чистосердечку пойдешь может и вообще сидеть с комфортом будешь… Но это уже не мое дело! Заходи! – сержант толкнул Щукина в плечо.
