Галина Зарудная - Яд иллюзий
Его слава становилась грандиозной!
Его спектакли собирали аншлаги. Он снял свой первый фильм.
Его талант расцветал с каждым днем.
Но всему свое время. Он отлично это понимал и поэтому не пытался искать встречи.
* * *А я, вспоминая о нем, всякий раз поражалась, насколько он неповторим, не могла не восхищаться этим человеком - равно благородным во всех проявлениях.
Природа бесконечна в своих талантах и идеалах, создавая мир в неподражаемой многогранности. Гений-скульптор, ангел форм и пропорций изваял идеальную внешность актера. Таким совершенством наделялось множество непревзойденных личностей, но «мастер» продолжает совершенствовать свое искусство. И вот – для совершенного облика была соткана совершенная душа.
Мое сердце вздрагивало при звуке его имени так же, как от имени другого человека.
Мне суждено было полюбить их обоих.
Не возможно не полюбить, если у тебя есть глаза, которые видят, уши, которые слышат, и сердце, умеющее чувствовать другие сердца.
* * *Я полюбила Миру, пусть не знала ее ни секунды, а все, что слышала о ней – не было похвалой. И не потому, что в жилах наших текла одна кровь. Я любила девчонку уже за то, что она оказалась достойна любви Кирилла…
Я любила свою истинную мать Ольгу, образ которой могу создать только в красочном воображении, потому что никогда ее не видела. Но от того особенно ценен этот образ, как архивная видеолента немого кино, наполняющая живим изображением мою кровь, покуда она горяча…
За разрушенную жизнь – мою и других людей – не могла не винить Ирину, свою псевдо-мать. Но все равно не ощущала к ней ненависти. Ненависть иссякла, сотлела.
Природа сотворила одно из своих чудес – воскресила любовь.
На руинах одной жизни возродилась новая, более совершенная.
Есть ли в той новой жизни Кирилл?
Мы не могли видеться.
Но всегда, неизменно я ощущала его рядом. Как родственную душу, которую чувствуешь сквозь пространство…
В любой день, в любой час я могла найти его, прийти на премьеру, встретиться с ним, заглянуть в глаза, и – О, Боже! – обнять его!
Ничего я не жаждала сильнее.
И ничего так не боялась.
Боялась не того, что при виде Кирилла меня раздавят воспоминания.
Я боялась себя, своих чувств.
Странно бояться чего бы то ни было после всего, что случилось.
Странно бояться оживающего сердца.
А все же сердце намного сильнее, чем представляет наш ум.
Мой ум больше не туманиться, логика и воля стали тверже камня. Я как никогда четко разделяю грань между чувствами и работой, эмоциями и рассудком. А главное – с первого взгляда определяю сущность человека, его мысли, намерения. Будто дар ясновидца обрела моя истерзанная душа в награду за выдержку и терпение. Чтобы стать крепким инструментом – налаженным и звонким – в руках судьбы.
* * *
Я продолжала жить в гостинице, в прежнем номере-люкс.
В тот вечер я возвращалась очень поздно, задержалась в гостях у своей лучшей подруги Людмилы Паниной, бывшей жены Егора. Ее сын обожает меня, обещал непременно жениться на мне, когда вырастит. Замечательный мальчик, и внешняя копия отца.
Людмила, с которой я впервые повстречалась во время партнерских переговоров, моментально очаровала меня, не только внешностью, но и искренней натурой. Добродушная миниатюрная женщина, всегда улыбчивая, но с грустными глазами. Наверное, первый человек, в котором за многие месяцы знакомства я не уловила ни единого проблеска злобства или фальши.
У Егора младшего был день рождения и я являлась почетной гостьей. Десять лет – солидный возраст. Мальчишка не отпускал меня до тех пор, пока не вымотался и, в конец, не уснул.
Тогда я еще около часа гуляла по ночному городу, вдыхая запахи уходящего лета.
И вернувшись в гостиницу, вместо того, чтобы сразу подняться в свой номер, я решила навестить то место, где когда-то состоялась наша первая встреча с Егором.
Я бывала там не часто. Но в тот момент будто неведомая сила влекла меня подняться на второй этаж.
Двери лифта бесшумно открылись и я в который раз убедилась, что не только в моем номере, но и здесь все осталось на своих местах, как и прежде.
Небольшой холл. Гладкий мраморный пол, покрытый мягким вишневым ковром. Удобные диванчики. А вот и то самое кресло…
У кресла, ко мне спиной, стоял человек.
Я узнала его сразу.
Сердце вспыхнуло огнем.
Он смотрел на меня через отражение в окне. А когда повернулся…
Не знаю, почему я не упала как подкошенная, ведь практически перестала ощущать под ногами пол.
Прежняя Анна наверняка упала бы.
Я же стояла и не сводила с него глаз, боясь проронить хоть слово…
Кирилл подошел не спеша, изучая меня жадным взглядом, тоже молча…
Может, прошла секунда, а может, час. Мы стояли в шаге друг от друга и, не моргая, смотрели друг другу в глаза.
И не могли насмотреться!
Потом он обнял меня так крепко, что я готова была закричать от боли. Такой сладкой боли!
Наши поцелуи были несдержанными и голодными, чередуясь с осторожными и робкими.
И мы не могли насытиться.
Набрасывались друг на друга так, будто хотели убить, а потом снова оживляли нежными прикосновениями…
И вот мы голые, новорожденные, на полу в моем номере.
Все так же не можем насмотреться друг на друга.
На груди у него шрам от пули, очень близко от сердца… как свидетельство неразрывных уз, накрепко связавших наше прошлое и настоящее.
Не известно, кто первый сказал:
– Я люблю тебя.
И услышал в ответ:
– Я люблю тебя.
Кирилл отнес меня на кровать и больше не выпускал из своих объятий…
* * *Сейчас ночь.
Он уснул, утомленный и счастливый.
В огромном окне моей спальни – от пола к потолку - виднеется внизу яркий ночной город. Как много там счастья и боли, встреч и разлук, смерти и жизни, а сколько любви…
Луна смотрела на меня так понимающе.
И тогда я впервые села за ноут-бук, чтобы написать обо всем, что случилось, и понять, что привело нашу жизнь, мою и моих родителей, к такому губительному финалу...
Любовь? Или иллюзии?
Мы все живем в иллюзиях, и даже, если не сознаем того, все равно имеем единственное стремление в жизни – найти что-то настоящее. Настоящий дом, настоящую любовь…
Но, если иллюзии с легкостью помещаются в одной голове, то в поисках настоящего не хватит и целого мира.
Иллюзия – сладкая таблетка в минуты безверья. И наркотик, разрушающий человеческое существо, как любой другой наркотик.
