Маргарет Этвуд - Телесные повреждения
— Может щетку?
— У тебя есть деньги? — Лорины подначки выводят Ренни из себя, но она сдерживается. Смотреть на Лору противно — кожа да кости, причем очень грязные и плохо пахнущие. Белая блузка давно потеряла первоначальный цвет, фиолетовая юбка вся в сальных пятнах, глаза ввалились, под ними четкие темные круги, ранка на ноге Лоры никак не заживает, волосы свалялись. Ренни пытается представить, на кого она сама похожа, и ее передергивает. Поначалу она предложила Лоре заниматься гимнастикой, но та лишь удивилась: зачем, а у Ренни не хватило выдержки и силы воли проделывать упражнения в одиночку. Как же ей недостает привычных вещей, вроде зубной щетки, зеркала. И кого-нибудь, кто вызволит их отсюда.
— Давай заплету, — предлагает она.
— Что заплетешь? — внимание Лоры явно отвлечено.
— Я могу заплести тебе косу, — терпеливо повторяет Ренни. — По крайней мере, дальше путаться не будут.
— Давай.
Лора издергана, она провела бессонную ночь, сигареты кончились, вокруг ногтей обгрызано все до мяса.
— Что делается на воле? Никому нельзя доверять. Я больше не могу здесь торчать.
Ренни впервые слышит, чтобы Лора жаловалась. Плохой признак. Она принимается за ее волосы, это все равно что распутывать по ниточке свалявшуюся шерсть.
— Если дернешь — не страшно. По крайней мере, у нас хоть вшей нет.
— Пока. — Взглянув друг на друга, женщины вдруг начинают истерически хохотать. Они корчатся от смеха, не в состоянии остановиться. С трудом отдышавшись, Ренни продолжает прерванное занятие. Она разделяет волосы на две длинные вьющиеся пряди.
— Что тебе снится? — спрашивает она Лору.
— Много всего. Будто я работаю на судне… Иногда маму во сне вижу. Иногда мечтаю о ребенке. Правда, не имею представления, что бы я с ним стала делать. Хотя из меня могла бы получиться неплохая мать. Когда мы с Принцем выберемся отсюда, может, заведем малыша. Здесь считается поздно рожать после двадцати пяти. Для них я уже старуха. Но мне плевать. Пусть смеются. Эльва будет довольна, она вечно донимает меня, чтобы я родила Принцу сына.
Ренни заканчивает одну косу и берется за другую.
— Если бы у нас были какие-нибудь бусы, я бы причесала тебя как Расту.
— Можно использовать фольгу. Некоторые девчонки привязывают ее на концах косичек. Можно тебя попросить об одной вещи, когда ты выберешься отсюда?
— С чего ты взяла, что я выйду раньше тебя? — удивляется Ренни.
— Знаю, — в голосе звучит такая убежденность, словно речь идет об очевидном факте.
Но вместо радости по этому поводу Ренни чувствует смутное беспокойство. Она укладывает косы вокруг Лориной головы.
— Готово. Теперь ты похожа на немецкую молочницу. Жалко, что нечем заколоть.
— Передай, что я здесь. Расскажи обо всем, что случилось.
Ренни выпускает косы из рук.
— Кому я должна это сказать?
— Не знаю. Найдешь кому.
На грязных щеках Лоры светлые дорожки от слез. Скоро они будут плакать не слезами, а соленым чаем.
Ренни никак не может вспомнить, о чем полагается думать в такие моменты. Она перебирает все варианты, но ничего на ум не приходит. Прошлое, настоящее, будущее — ничего не подходит. Настоящее — нереально и неприятно, размышления о будущем только напрягают, тревожат, словно ее самолет кружит и кружит над аэродромом и никак не может приземлиться. Пассажиры вцепились в поручни кресел, стараясь отогнать мысли о крушении. Ренни устала жить в постоянном страхе, который все продолжается и продолжается и конца ему не видно. Скорей бы что ли уже конец наступил.
Она старается вспомнить тех, кого любила, вспомнить, любила ли вообще кого-нибудь. Это довольно сложно. Она пытается вспомнить Джейка, его тело, ей всегда удавалось это раньше, но теперь она с трудом припоминает его лицо. Может, его и не существовало вовсе. Никаких подтверждений их совместно прожитой жизни нет. Все эти годы бесследно канули в Лету. Поворот головы, улыбка, секс — трудно поверить, что это когда-то было.
Поль. Ренни помнит только ярко-синие глаза. Они с Лорой избегают разговоров о нем. Судя по Лориным словам, о нем ничего не известно. Он как растворился. А это может означать все что угодно. Ренни ежится, думая о выстрелах и взрывах в бухте. Она не хочет думать, что Поль погиб. Тогда им отсюда не выбраться. Лучше совсем ничего не знать. Может быть, она последняя, до кого дотрагивался Поль. Может, он последний человек, который дотрагивался до нее. Последний мужчина в ее жизни.
Однажды Иокаста привела ее в класс, где проводились занятия йогой. Почувствуйте энергию вселенной. Расслабьтесь. Начните с ног. Скажите вашим ногам, ноги расслабьтесь. Теперь колени. Колени расслабьтесь. Пусть вас подхватит поток.
Дэниэл. Вот он завтракает, вполуха слушая последние известия, его осведомленность о том, что происходит в мире, равна нулю. Вот Дэниэл застрял в пробке в час пик, промочил ноги потому, что не слушал прогноз погоды. Он в операционной, на столе перед ним лежит тело, в его руке скальпель. Дэниэл, склонившись над столом, поглаживает руку блондинки, которой он недавно удалил грудь. Дэниэл — врач по призванию, как говорится, от Бога, он хочет помочь всем, он хочет, чтобы всем было хорошо. Стремление к всеобщей гармонии. Вы живы, всегда говорит он ей ласково и многозначительно, как гипнотизер. Вам очень повезло. Слезы застилают ей глаза. Дэниэл воздвиг между собой и окружающими незримую стену, он как астронавт на Луне, защищен невидимым скафандром, как экзотический цветок, заботливо укрытый в теплице. Что с ним произойдет, если его лишить этой непроницаемой брони. Наверное, это все равно, что рыбу вытащить из воды. Когда-то Ренни тоже была защищена такой стеной. Но теперь с нее будто сорвали ее розовые очки.
Сейчас ей трудно поверить, что Дэниэл где-то существует. Невозможно, чтобы в мире одновременно существовали два настолько разных места. Дэниэл — мираж, необходимая иллюзия, талисман, который можно повертеть в пальцах, чтобы не сойти с ума.
Ей надо подумать о своей болезни; шрамы похожи на укусы; будто следы чьих-то зубов, но Ренни бессильна что-либо изменить, да сейчас даже это кажется неважным. Главное, что с ней пока ничего не произошло, она жива и почти невредима. Может, она и умирает, но если это и так, то настолько медленно и незаметно для себя самой, что и говорить не о чем. Другие умирают значительно быстрее: по ночам тишину нарушают стоны и крики, от которых застывает кровь в жилах.
Ренни открывает глаза. Ничего не изменилось. Под потолком осы строят гнездо. Они влетают и вылетают через решетку на окне. Лора окрестила их «испанцами». В память о какой войне?
