Виктория Холт - Властелин замка
Граф исчез. В его обязанности входило только присутствие на ярмарке; Филипп и Клод тоже ушли; я поймала себя на том, что тоскливым взором искала графа, в надежде, что он вернется.
Около меня оказался Жан-Пьер:
— Ну, что вы думаете о наших скромных сельских развлечениях?
— Они очень похожи на те сельские развлечения, которые я знала всю свою жизнь.
— Я рад. Потанцуем?
— С удовольствием.
— Пойдемте на лужайку! Здесь слишком жарко Гораздо приятнее танцевать при свете звезд.
Он взял меня за руку и повел в медленном, навевающим мечты вальсе, который заиграли музыканты.
— Вам интересна здешняя жизнь, — сказал он, губы его были так близко от моего уха, что он, казалось, шептал — Но вы не можете остаться здесь навсегда. У вас свой дом…
— У меня нет своего дома. Осталась только кузина Джейн.
— Мне не нравится кузина Джейн.
— Почему?
— Потому что она не нравится вам. Я понял это по вашему голосу.
— Неужели я настолько выдаю свои чувства?
— Я немного понимаю вас. И надеюсь понять вас еще больше, мы ведь добрые друзья, не так ли?
— Надеюсь.
— Мы очень счастливы… я и вся наша семья…что вы считаете нас своими друзьями. Скажите, что вы станете делать, когда работа в замке кончится?
— Конечно, я уеду. Но она еще не закончена.
— Вами довольны… там, в замке. Это ясно. Господин граф сегодня выглядел так, будто он одобряет… вас.
— Да, я думаю, он доволен. Я тешу себя мыслью, что хорошо поработала над его картинами.
Он кивнул.
— Вы не должны уезжать от нас, Даллас, — сказал он. — Вы должны остаться с нами. Мы не будем счастливы, если вы уедете… никто из нас. Особенно я.
— Вы так добры…
— Я всегда буду добр к вам… всю нашу жизнь. Я никогда больше не буду счастлив, если вы уедете. Я прошу вас остаться здесь навсегда… со мной.
— Жан-Пьер!
— Я прошу вас выйти за меня замуж. Я хочу, чтобы вы сказали мне, что никогда не уедете от меня… от нас. Вы должны жить здесь. Разве вы не понимаете этого, Даллас?
Я остановилась, а он, взяв меня за руку, увлек в тень деревьев.
— Это невозможно, — сказала я.
— Почему? Скажите, почему?
— Вы нравитесь мне… Я никогда не забуду вашу доброту, когда впервые я пришла к вам…
— Вы хотите сказать, что не любите меня?
— Я говорю, что хотя вы мне и нравитесь, я не смогу стать вам хорошей женой.
— Но я нравлюсь вам, Даллас?
— Конечно.
— Я знал. И я не прошу вас ответить сейчас «да» или «нет». Вы, возможно, не готовы.
— Жан-Пьер, вы должны понять, что я…
— Я понимаю, дорогая.
— Не думаю.
— Я не стану настаивать, но вы от нас не уедете. И вы останетесь здесь в качестве моей жены… потому что вы не сможете от нас уехать… и со временем… со временем, Даллас… вы увидите.
Он взял мою руку и быстро поцеловал ее.
— Не сопротивляйтесь, — сказал он. — Вы принадлежите нам. И кроме меня, у вас никого не может быть. Водоворот моих мыслей прервал голос Женевьевы.
— О, вот вы где, мисс, я всюду искала вас. Жан-Пьер, этот танец мой. Вы обещали.
Он одарил меня улыбкой, многозначительно подняв брови и пожав плечами.
Я с некоторой обеспокоенностью наблюдала как он танцует с Женевьевой. Впервые в жизни мне предложили руку и сердце. Я была в полном смятении чувств: я никогда не смогу выйти замуж за Жан-Пьера. Как я могу, когда…
Мое замешательство было тем сильнее, чем больше я осознавала, что он затеял этот разговор, не будучи готовым к этому, что в действительности он не собирался делать мне предложение, по крайней мере, пока. Тогда зачем? Потому что я выдала свои чувства к графу? И не потому ли, что днем около моего прилавка поведение графа было не менее красноречивым?
Радости этого дня как ни бывало. К счастью, танцы закончились, исполнили «Марсельезу», веселящаяся публика разошлась по домам, а я удалилась в свою комнату в замке, чтобы обдумать происшедшее. На следующий день мне было трудно работать, и я даже боялась повредить настенную роспись, пребывая в столь рассеянном состоянии. Поэтому в то утро я сделала мало: мысли мои были постоянно заняты. Казалось невероятным, что я, у которой не было ни одного поклонника с тех пор, как неудачно закончился роман с Чарльзом, теперь привлекла внимание двух мужчин, один из которых только что сделал мне предложение. Но больше всего на свете меня интересовали намерения графа. Когда он стоял вчера около прилавка, он выглядел моложе, был почти весел. Я была уверена, что в тот момент он был счастлив, и считала, что я была тому причиной. Какая самонадеянность! Самое большее, о чем он мог думать — это легкая любовная интрижка, которые граф затевал время от времени. Но сердце подсказывало мне, что это не так.
После завтрака в мою комнату влетела Женевьева. Выглядела она, по меньшей мере, на четыре года старше, потому что заколола волосы в высокий узел на затылке, и от этого казалась выше и грациознее.
— Женевьева, что это вы с собой сделали? — воскликнула я.
Она громко расхохоталась:
— Вам нравится?
— Вы выглядите… старше.
— Этого-то я и добивалась. Мне надоело, что со мной обращаются, как с ребенком.
— Кто?
— Все. Вы, Нуну, папа… дядя Филипп, эта его ненавистная жена… все. Вы не сказали, нравится вам или нет.
— Я считаю это… неуместным.
Она расхохоталась:
— А я думала, это то, что надо, мисс, и так и буду причесываться в будущем. Я уже не ребенок. Моя бабушка вышла замуж, когда была лишь на год старше меня.
Я удивленно смотрела на нее. Глаза ее блестели от волнения. Она снова была совершенно неуправляемой, и мне стало не по себе, но разговаривать с ней было бесполезно.
Я пошла проведать Нуну и справиться о ее болезни. Она сказала, что в последние дни голова ее меньше беспокоила.
— Я несколько обеспокоена поведением Женевьевы, — сообщила я ей. Она зачесала волосы вверх. И теперь уже не похожа на ребенка.
— Что поделаешь, она растет. Мать ее была другой такой нежной, доброй. Она была похожа на ребенка даже после рождения Женевьевы.
— Она заявила, что бабушка ее вышла замуж в шестнадцать лет… словно она собирается сделать то же самое.
— Это на нее похоже, — сказала Нуну.
И я поняла, что беспокоилась совершенно напрасно. Многим девочкам в пятнадцать лет надоедает, что с ними обращаются как с детьми; многие из них пытаются носить высокие прически, а в семнадцать они все так причесываются.
Но через два дня я уже не была так уверена в том, что причуды Женевьевы безобидны, потому что ко мне пришла расстроенная Нуну и сказала, что девочка, которая днем уехала кататься одна, до сих пор не вернулась. Было уже около пяти часов.
