Анна Малышева - Сплошной разврат
— Да, наверное, — промямлил Алешин. — Тем более я не сомневался, что вы узнаете. Но поймите и меня…
Гоша с Василием опять недоуменно посмотрели друг на друга.
— Конечно, мы все узнали, — уверенно врал Василий. — Нам пришлось тратить время и силы на то, что вы могли и обязаны были нам сообщить.
— Да, я виноват, — промямлил Алешин.
— Ладно, — смягчился Василий. — Лучше поздно, чем никогда. Рассказывайте.
— Чего уж тут рассказывать. — Алешин опять залился краской. — Пьяные все, обстановка тоже способствует. Знаете, мы ведь — люди приличные и осторожные, но если уж расслабляемся, то идем вразнос. Вот и я… К тому же Света поссорилась с Сашей, ну, с Трошкиным, и сама на меня вешалась. В отместку, что ли. Вот так все и вышло.
— Что вышло? — уточнил Василий и тут же прикусил язык — так не спрашивают, когда все знают. Но Алешин промаха старшего оперуполномоченного не заметил.
— Зачем вы меня мучаете? — взмолился он. — Вы что, хотите, чтобы я рассказал вам обо всем в подробностях?
— Да, — жестко сказал Василий. — Хочу.
— Ну уж нет, — заартачился вдруг Алешин. — Какая вам разница, что у нас было и как?
— Хорошо, — пошел на попятный Василий, — пусть без подробностей. Расскажите, что сочтете нужным.
— Я пришел в номер Григорчук, — мрачно сказал Алешин, — и там по обоюдному согласию…
— Так вот вы о чем! — радостно и облегченно выдохнул Гоша.
— А вы о чем? — растерялся Алешин. — Я думал…
— Конечно, и мы об этом, — грозно глядя на Гошу, сказал Василий. — Но у нас возникли серьезные сомнения, по обоюдному ли согласию все произошло. На теле жертвы обнаружены следы насилия.
— О боже! — Алешин закрыл лицо руками. — Не надо. Конечно же, она сопротивлялась, когда ее душили. Но я ей не причинил никакого вреда. Ольга ведь рассказала вам, как все было.
— Что было? — Василий опять почувствовал себя полным идиотом.
— То! — зло выкрикнул Алешин. — То самое! Конечно, Оля на меня смертельно обижена, но она не могла сказать неправду. Никакого насилия не было и в помине. Во всяком случае с моей стороны. Скорее, можно говорить о некотором насилии со стороны Светы.
— А зачем вы рассказали о связи с Григорчук своей жене? — спросил Гоша. — Не для протокола, что называется, мне просто интересно. Я бы, например, не стал.
— И я не стал, — удивился Алешин. — Отпирался до последнего. Но тут уже ничего не поделаешь, она же все видела своими глазами. Чертовы балконы!
— Понятно. — Василий схватил Гошу под руку и потащил к двери. — Мы еще вернемся к нашему разговору. Но впредь, товарищ Алешин, убедительно прошу вас не утаивать от следствия никакой информации. Даже такого деликатного свойства.
— Когда впредь? — испуганно вскочил из-за стола Алешин.
— Когда окажетесь подозреваемым в убийстве! — крикнул Василий уже из коридора.
— С чего вы взяли, что я опять могу оказаться в такой ситуации? — закричал Алешин вслед сыщикам.
— При вашей сексуальной невоздержанности, — мрачно сказал Василий, заглядывая в кабинет, — таких ситуаций у вас будет немерено.
— Зачем ты вклинился? — зашипел Василий на Гошу, когда они отошли на приличное расстояние от приемной. — Зачем?
— Я так его понял, — начал оправдываться Гоша. — То есть я не понял, что она подсматривала за ними с балкона.
— Математика дисциплинирует ум! — с издевкой сказал Василий. — А физика притягивает тела друг к другу! Оно и видно.
— Ладно, не ори, — отмахнулся Гоша, — главное, не зря ты его жену заподозрил. Вот и мотивчик отыскался удавить соперницу. Досмотрела сценку до конца, дождалась ухода мужа — и вперед. Теперь понятно, почему она тебе ничего не сказала об измене родного мужа.
— С другой стороны, кому приятно говорить о таком, — вяло возразил Василий. — К тому же она понимает, что, стоит ей нам об этом рассказать, мы тут же зачислим ее в разряд подозреваемых.
— Поедешь к ней?
— Да, конечно. — Василий рванулся к лифту. — Надо успеть до оперативки.
К счастью, дизайн-студия «Метаморфозы» располагалась недалеко от редакции еженедельника «Политика», и уже через двадцать минут Василий громко стучался в дверь кабинета с маленькой медной табличкой «О. Е. Алешина».
Ольга окинула Василия более чем удивленным взглядом:
— Теперь мы будем видеться каждый день? Так положено? Вы о чем-то забыли спросить меня, господин оперуполномоченный?
— Да. — Василий присел на край стола. — Я забыл спросить, предупреждены ли вы о том, что дача ложных показаний карается законом?
— И в чем же я солгала? — весело спросила Ольга.
— В главном. Не припомните, гражданка Алешина, кроме вороны, вы ничего существенного на балконе не заметили?
— Ворона ходила под балконом.
— Хорошо. Когда вы были на балконе, вы ничего существенного не заметили в окрестностях? Под балконом, над балконом, сбоку от балкона и, наконец, в том номере, в котором в тот момент находились Григорчук и ваш муж.
— А, вот вы о чем. Знаете, товарищ оперуполномоченный, мы с мужем сами разберемся. Можно сказать, уже разобрались. Ваше вмешательство не обязательно.
— У меня нет никакого желания вмешиваться в вашу семейную жизнь, — сказал Василий. — Мои задачи куда скромнее — поймать убийцу. Согласитесь, что вам довелось стать свидетелем весьма… волнующего зрелища.
— Да, — кивнула Ольга.
— Тут и до состояния аффекта недалеко.
— У меня крепкая нервная система.
— Да, я вижу. Но завтра попрошу ко мне в девять утра. Уж извините, мы все запротоколируем и подробненько обо всем поговорим. Жду.
— Капитан! — окликнула Василия Ольга, когда он выходил. — А откуда вы узнали? Меня там кто-то видел?
Василий уже открыл рот, чтобы сказать что-нибудь обтекаемое, вроде: «Да, видел кое-кто» или «Мы все знаем, нам положено», но махнул рукой и сказал правду:
— Алексей Алексеевич Алешин поведал. Со слезами на глазах. Страдает, видно, очень.
Сказал и сам удивился — зачем? То ли Ольга была ему симпатична, то ли Алешина стало жалко — вот ведь бедный мужик, как попал, не дай бог никому.
Глава 24
СИМКИНА
Кошмар кончился, и это ее радовало.
Но начался другой кошмар, и конца ему не видно.
Этой пошлой суке удалось разрушить почти все. Все то, что Нора с таким трудом выстраивала три года. Ладно бы она прибрала к рукам чужое, с этим трудно смириться, трудно простить, но пережить можно. Но Григорчук оказалась не просто воровкой, а еще и вандалом. Она все испортила, опошлила, довела до абсурда. Журнал, который она делала в последнее время, был так же похож на прежний, который делала Нора, как низкокачественный спирт на хороший коньяк. Нечто вроде похабной аранжировки классики — где-то в глубине еще слышны Бах или Бетховен, но попсовое исполнение перечеркивает все усилия великих композиторов.
