Катрин Кюссе - Проблема с Джейн
Забежав в свой кабинет, Ямайка схватила на ходу сумку и кожаную куртку с воротником из искусственного меха. Они спустились по лестнице и пошли по направлению к Центральной площади. Ямайка спросила:
— Как ты думаешь, два любящих человека должны всё рассказывать друг другу?
— Как сказать… — Джейн подумала о Винсенте и Торбене. — Вообще-то, я думаю, что нет. В идеале доверие исключает даже ревность. Но почему тебя это интересует? Ты что-то скрываешь от Ксавье?
— Нет. Это он рассказывает мне все, что приходит ему в голову. Даже когда мне не хочется об этом знать. Он находит меня чересчур стыдливой и считает, что это результат моего воспитания. Идем, к примеру, по Бродвею, а перед нами — девушка. И он начинает комментировать ее прелести, описывая все, чем бы он с ней занялся. Он хочет, чтобы меня это возбуждало, чтобы я слушала все, что ему хочется сказать в данный момент. У меня от этого волосы дыбом встают. Ты считаешь, что я не права?
— Нет, конечно, я так не считаю!
— А теперь у него появилась навязчивая идея заняться любовью втроем. Только об этом и говорит. Лично меня она не привлекает. Видеть, как Ксавье совокупляется с другой женщиной, — это ужасно.
— Я тебя понимаю. А у него уже есть на примете другая женщина?
— Пока нет. Он выбирает. А что, тебе это интересно?
— Мне? Да ты с ума сошла!
— Я пошутила. Жаль: к тебе я, наверное, не ревновала бы. Во всяком случае, если он не изменится, не думаю, что я еще долго выдержу. Ксавье говорит, что отношения, при которых нужно сдерживать свои желания, не могут продолжаться.
— Мне кажется, что это ребячество.
— Если бы ты только могла ему об этом сказать! Мне нужно бежать, иначе я опоздаю на электричку. Ксавье не любит, когда я опаздываю. Чао, Джейн!
Она побежала на вокзал. Джейн вернулась обратно. Она оставила свой велосипед перед зданием факультета. Ямайка тоже выглядела устало, как и все в конце учебного года, но было и что-то другое: исчез ее юношеский задор. Из-за работы или из-за Дюпортуа? Джейн остановилась, чтобы забрать свою почту. Она совершенно не нервничала, открывая почтовый ящик: правильно все-таки сделала, что подала жалобу.
Вечером позвонила Эллисон, чтобы сообщить новость: она беременна. У нее будут близнецы.
— Четыре с половиной месяца! Ты могла бы сказать об этом и раньше!
— Извини. Мне хотелось сначала сделать анализы. Джереми — почти пять, и он будет счастлив иметь двух сестричек. Но ведет он себя по-разному. Утром попросил разрешения потрогать малышек в моем животе, а потом вдруг с очаровательной улыбкой спрашивает, можно ли ему раздавить мой живот. Я начала читать книги по психологии. Мне совсем не хочется его травмировать. Все-таки грустно быть единственным ребенком.
— Эрик всегда это говорил. Он хотел, чтобы у нас было, по крайней мере, двое детей.
Наступило молчание. Джейн знала, о чем думает Эллисон: пока Джейн будет вспоминать об Эрике, она не исцелится.
— Ну и когда ты собираешься нас навестить? — спросила Эллисон. — Твой крестник требует тетушку Джейн.
Трое детей… Где-то в мире нормально продолжали жить люди. Дюпортуа расстанется с Ямайкой и начнет плакаться. Эллисон была права, говоря, что отношения складываются благодаря терпению и выдержке. Надо научиться подавлять в себе мимолетные желания, грубость, мелкие прихоти. Простые и прочные отношения, как у Эллисон и Джона, достигались ценой неустанной бдительности. Для Дюпортуа это казалось чем-то обыденным. Но обыденность, наверное, и была тем равновесием, которого сложнее всего добиться.
На следующий день, входя в здание факультета, Джейн вновь подумала о предложении Эллисон. С тех пор как Эллисон с Джоном переехали в Сиэтл и стали работать там адвокатами, она еще у них не была и не видела, как они устроились. Дважды она встречалась в Нью-Йорке со своей сестрой, у которой родился второй ребенок. А вот родителей ни разу не навестила после развода. Они любили ее и страшно переживали, когда узнали, что на нее напали. С каждым годом родители старели. Теперь она жила от них в пяти часах езды на поезде. Если в будущем у нее будет работа в другом конце Штатов, то навещать их станет еще сложнее.
Связь с семьей и с друзьями ослабевала по мере того, как встречи с ними становились реже. Любые отношения, а не только любовные, требовали времени и усилий. Вот что восхищало ее в Лине и ее друзьях: время, которое они посвящали друг другу. Они создали общину, понимая, что являются меньшинством и что в обществе, полном предрассудков, они нужны друг другу. В Девэйне же ни у кого не было времени. Экономили каждую минуту, подобно скряге, любующемуся своими золотыми монетами. К чему запасаться всем этим временем? Зачем проводить всю жизнь в кабинете, зарывшись в книгах, отгородившись от мира людей, с твердой уверенностью, что времени ни на что не хватит?
Пока она открывала почтовый ящик, ее вдруг осенило. «Не удерживай». «Не охраняй». Внезапно ей стало ясно, к чему относились эти глаголы: ко времени. Отдавать свое время означало не жалеть себя. Человек живет во времени. Вот, оказывается, в чем ее проблема: она всегда боялась потерять время. Наконец-то она поняла, как исправить положение, как избавиться от своих ошибок. Для начала она навестит в эти выходные родителей, а в следующие — сестру. Потом купит билет на самолет и, как только закончатся занятия, полетит к Джону с Эллисон. Вместе с почтой, которую она доставала из ящика, показался маленький листик и упал на пол. Белый листок в линейку, сложенный вчетверо и вырванный из общей тетради с пружинкой. Она побледнела, не ожидая так рано снова получить анонимное письмо, и это совсем не вязалось с предположениями инспектора. Джейн подняла бумажку и неловко, так как в левой руке держала почту, а в правой — ключи, развернула ее. Пальцы у нее дрожали.
«Сегодня вечером папы не будет: хочешь поиграть со мной?»
Она проглотила слюну и взглянула на детский почерк. «Сегодня вечером». Ее сердце бешено заколотилось. Значит, он ждет ее у нее дома. Она начнет прослушивать сообщения и вдруг услышит на пленке его голос, предупреждающий о том, что он находится у нее за спиной и что сейчас она умрет. Потом одной рукой он зажмет ей рот, а другой схватит за шею. Джейн застонала от страха. Она уже видела двадцать лет назад в сериале такую сцену и до сих пор помнила охватившее ее чувство ужаса. Он свяжет ее и заткнет ей кляпом рот. Она будет молить его о пощаде глазами или, если он оставит ей возможность говорить, пообещает никому ни о чем не рассказывать. Но для него будет безопаснее убить ее. И более возбуждающе. Он жестоко искромсает ее лезвием ножа, прежде чем заколет в момент оргазма.