Энн Стюарт - Ледяная синева (ЛП)
Он начал громко говорить нараспев, высыпая в урну нечто вроде земли и гравия. С опозданием Саммер поняла, что это, должно быть, останки первого Сиросамы, и в ожидании следующего шага подумала: а может, из пепла и дыма появится джинн, многословный, как Робин Уильямс?
Ничего не произошло. Остатки костей и пепел оказались в урне, пыль затанцевала в огненном свете, и Сиросама опять заговорил на безумной мешанине языков.
Один из братьев сел рядом с вождем, жестикулируя, и Саммер поняла, что он для камер переводит услышанное на язык жестов. Брат Генрих, верный соратник Сиросамы, сидел с другой стороны, и в ярком свете она увидела то, что не заметила раньше: на кимоно лежал сияющий серебряный клинок.
Она уже и забыла слова Сиросамы. Ей предстояло увидеть ритуал сеппуку, и, если она всё правильно помнила, Генрих потом должен обезглавить бездыханное тело. Саммер замутило. Не то чтобы она не хотела, чтобы Сиросама покинул этот бренный мир, но наблюдать за ритуальным самоубийством? Увольте. Да и отрубленные головы — зрелище совсем не для её глаз. Кроме того, он же зальёт кровью бесценное кимоно!
Но Саммер молчала. Така рядом с «трупом» кузена был неподвижен, так что или всё абсолютно вышло из-под его контроля и они все умрут, или же она просто не понимает, что на самом деле происходит в его голове, и есть хрупкий шанс на спасение.
В любом случае она всё равно не сможет ничего сделать, потому что Така явно не собирается её освобождать. Саммер сидела на пятках и думала, что на самой кровище закроет глаза, как делала, когда смотрела «Место преступления».
Из темноты появились другие братья, формируя ещё один круг вокруг коленопреклонённых монахов. С одной стороны стоял англичанин со своей мышкой-женой. Когда речитатив зазвучал громче, Сиросама начал развязывать мантию, и Саммер решила, что смотреть на его мягкое дряблое тело даже хуже, чем увидеть, как он себя зарежет. Она отвела взгляд и обнаружила, что смотрит прямо в тёмные безжалостные глаза Таки. Который беззвучно прошептал нечто совершенно невероятное.
«Я люблю тебя».
Значит, она всё-таки умрёт, и он пожалел помешанную на любви к нему гайдзинку. Она умрёт с его ложью в сердце, но даже ложь её успокоит.
Саммер закрыла глаза. И открыла их снова, ощутив ветер: это Така вскочил на ноги и перепрыгнул через коленопреклонённых монахов, прежде чем Сиросама воткнул меч себе в живот. Разразился хаос. Все вокруг кричали. Така был сильнее и легче Сиросамы, но безумие дало сектанту фору, и они стали кататься по земле, по великолепному кимоно, в пылу схватки перевернув бесценную урну.
Брат Генрих вскочил, но прежде чем смог помочь своему господину, Рено воскрес из мёртвых и сбил его с ног. Саммер яростно дёргала свои верёвки, но узлы были очень тугими, и получилось только неуклюже откатиться от места, вот-вот готового стать полем битвы. Почти все сражавшиеся были одеты в белые одежды Братства, хотя, казалось, все дерутся друг с другом, и она не могла сказать, кто выиграет, пока Рено не упал на бок. Взметнулись красные волосы, и больше он не шевелился.
Таке удалось оседлать Сиросаму, но лидер секты всё ещё боролся. Он выкрикивал слова, которых Саммер не понимала; казалось, глава секты окончательно съехал с катушек. Брат Генрих снова поднялся, держа в руках длинную церемониальную катану с острым стальным лезвием. На мгновение Саммер подумала, что немец вонзит меч в неподвижное тело Рено, но он повернулся к Таке.
Предупреждающий вопль Саммер потонул в шуме битвы, а Така был слишком занят Сиросамой и не слышал приближения смерти.
Когда брат Генрих поднял катану, Саммер снова закричала, и тут немец замер. Меч выпал из его руки, он упал на колени и боком повалился на расстеленное кимоно. Кровь из отверстия между его глаз залила старинный шёлк.
Рядом вдруг оказалась невзрачная британка, и Саммер попыталась отползти, но тут поняла, что это её муж, брат Невилл, застрелил Генриха. Высокий англичанин уже склонился над телом Рено, больше не походя на серого призрака.
— Прекрати извиваться, Саммер, — с ясным британским акцентом сказала женщина. — Не могу тебя развязать, пока ты дёргаешься.
Саммер замерла, глядя на Таку, который сжимал руками горло Сиросамы, да так, что тот выпучил свои блеклые глаза.
— Он его убьёт, — прохрипела она.
Женщина быстро взглянула на них.
— Нет, не убьёт. Самая большая мечта Хаяси — стать мучеником. А Така знает, что делает.
Теперь руки Саммер были свободны, и, хотя запястья очень болели, она сама начала развязывать узлы на лодыжках.
— Чёрт, да кто вы? — воскликнула она.
Вдруг стало ясно, что битва закончилась. Саммер больше не видела ни Таку, ни Сиросаму — взор загораживали побеждённые молчаливые братья. Казалось, что всем руководит брат Невилл, и Саммер вдруг испугалась, что это всего лишь религиозный переворот, и один псих просто сместил другого. Но англичанин подошёл к ним, она посмотрела в его ледяные голубые глаза, и он протянул ей руку.
— Вы в порядке, доктор Хоторн?
Саммер позволила ему помочь себе встать.
— Кто, чёрт побери, вы такие? — повторила она. Она по-прежнему не видела Таку за толпой братьев, и от паники её подташнивало.
— Такаши работает на нас, — просто сказал он. — Это всё, что вам нужно знать. Нам придётся увезти вас и кузена Такаши с горы. Сейчас. Самолёт ждёт.
— Самолёт с отравляющими веществами?
— Они нейтрализованы, — поднимаясь, сказала женщина, внезапно обретя очень авторитетный вид. — Этому молодому человеку нужно в больницу, а тебе — выбраться из страны и присоединиться к сестре.
На мгновение Саммер забыла о Таке.
— Джилли у вас?
— Это я вывезла её из Лос-Анджелеса. Сейчас она с женой Питера, и они тебя ждут. — Женщина кивнула в сторону мнимого брата: — Кстати, это Питер. Питер Мэдсен. А я — мадам Ламбер.
— Глава Комитета, — кивнула Саммер.
Мадам Ламбер помрачнела.
— Такаши слишком распустил язык. Обычно он более сдержан. Что между вами произошло?
— Не твоё дело, Изобел, — усмехнулся Питер. — Кроме того, Такаши никогда не заводит интрижки на заданиях. Он умеет разделять жизнь и работу.
«А Саммер Хоторн — это работа».
Ошеломлённые, сокрушённые братья отодвинулись, и Саммер увидела место драки Такаши и Сиросамы. Ни того, ни другого там не было — осталось только тело Генриха, чья кровь впитывалась в кимоно.
— Где они?
— Неважно, — сдержанно сказала мадам Ламбер. — Всё закончилось, и чем скорее ты забудешь последние несколько дней, тем лучше. Сейчас главное доставить мальчика в больницу и вывезти тебя из Японии — до того, как это дело получит политическую огласку. Уверена, тебе не терпится уехать.
