Татьяна Полякова - Сжигая за собой мосты
– Карл звонил тебе ночью, а домой ты вернулся, по собственным словам, в девять утра, хотя должен был поторопиться.
– Та-ак, – Макс опять усмехнулся. – Откуда сведения? Это не твой ли приятель развлекался здесь с моим сейфом?
– Нет. Но о звонке я знаю. Ты солгал нам.
– Чушь. Не было никакого звонка. Точнее, Карл звонил по дороге домой. Я приехал утром и обнаружил его в кабинете мертвым. Люди, посетившие меня в Венесуэле, весьма настойчивы и никакими средствами не брезгуют, но я, признаться, удивился, что они и сюда добрались, ну и огорчился, конечно. Однако вернемся к твоему отцу. Надеюсь, дату его рождения ты помнишь?
– Разумеется, помню.
– Ну а теперь вспомни, что успела прочитать в этих бумагах. Кое-что я добавлю от себя, то, чего здесь нет. Итак, моя мать родилась в сороковом, а в сорок первом Вернер оказался в Риге, кстати, в его родном городе. Кому он писал эти письма? Девушке, в которую был влюблен еще в детстве, предположение напрашивается само собой, верно? Логично также предположить, что они встретились.
– Ты знаешь имя этой девушки? – с волнением спросила я.
– Марта. В одном из писем он ее так называет.
– А фамилия?
– Понятия не имею, – пожал плечами Макс. – Он тщательно скрывал ее от посторонних глаз, хотя везде таскал с собой. Моя бабка о шалостях мужа очень скоро узнала, но… он оставил ее упреки без внимания. С июня сорок первого года они ни разу не виделись, она так и умерла, ничего не зная о его судьбе. Последний из соратников видел его в октябре сорок четвертого, никакой женщины он не упоминает.
Зато есть два любопытных рассказа о том, как Ральф Вернер в одиночку дважды переходил линию фронта: первый раз, когда русские стояли под Ригой, второй раз уже после того, как город сдали. Что ему там понадобилось?
– Два этих ящика? Макс засмеялся.
– Псков довольно далеко от Риги, в одиночку преодолеть несколько сотен километров по глубокому тылу противника? Не думаю, что дед был идиотом. Туда его гнало нечто совсем другое.
– Что же?
– Он искал ту самую женщину. Почему бы и нет? Хотя, если тебе больше нравится версия, что твой отец купил письма на блошином рынке…
– Женщина? – зло засмеялась я. – Чтобы такой мерзавец, как твой дед, стал рисковать головой из-за женщины?
– Чего на свете не бывает, – в ответ засмеялся Макс. – Сначала тебе кажется, что ты легко справишься с собой, – продолжал он, глядя мне в глаза, и вдруг стал серьезным. – Что это чувство просто блажь, выбросить ее из головы и забыть. А потом вдруг понимаешь: то, над чем ты вчера смеялся, стало смыслом твоей жизни, и за эту глупую девчонку ты готов умереть.
– Вряд ли твой дед был способен на эти самые чувства. Хладнокровно застрелить свою невесту, которая ему доверилась… Мразь, вот он кто. Жаль, что ему удалось сбежать за океан.
– Я был уверен, что ты непременно скажешь это, – расхохотался он. – Как же иначе… девушка с идеалами. И все-таки очень может быть, что мы с тобой родственники и Ральф Вернер…
Вот тут и выяснилось: чего-то подобного я все время ждала и именно этого боялась. Я вскочила, отшвырнув кресло, и сказала, глядя Максу в глаза:
– Мой дед похоронен на местном кладбище, он воевал с такими, как твой.
– Ну, разумеется, – с усмешкой кивнул Макс. – Твой дед освобождал Европу от коричневой чумы, а мой стрелял людям в затылок.
– Вот именно. Должна сказать, ты его достойный наследник. Вор и убийца.
– Полегче, милая. А тот парень, которому ты так опрометчиво доверилась, конечно, сама святость. Достойный выбор. Где ты его успела подцепить? Может, он хорошо знает, кто и по какой причине убил твоего отца и твою мачеху тоже?
– Не беспокойся, я разберусь, – ответила я.
– Почти не сомневаюсь. Только будь осторожна. Ты слишком впечатлительна, разочарования не для тебя, сестренка.
– Ты, ублюдок! – рявкнула я, он схватил меня за плечи, толкнув к стене, больно стиснул подбородок левой рукой, и я увидела совсем рядом его глаза, побелевшие от бешенства.
– Ну, что, поможет тебе твой парень, а? Вряд ли. Можешь охрипнуть, вопя во все горло, никто не поможет.
Он наклонился и поцеловал меня, я попробовала освободиться, но нечего было и думать мериться с ним силами. И вот тогда я испугалась и возненавидела себя за это.
– Только попробуй тронуть меня и…
– И что, милая? – ласково спросил он. – Что ты сделаешь? – Он грубо оттолкнул меня, разжав руки, я не удержалась на ногах и упала. – Все, на что ты способна, – это пустые угрозы. Убирайся.
Я поднялась с пола и шагнула к столу, теперь я была почти спокойна, только руки предательски дрожали.
– Я забираю письма и записную книжку отца, они тебе не принадлежат.
– Можешь взять все, – издевательски улыбнулся он. – Ведь твои друзья так хотели получить эти бумаги, порадуй их.
– Где Сашка? – спросила я, собирая бумаги в папку и чувствуя на себе взгляд Макса.
– В спальне. С нетерпением ждет, когда мы здесь закончим. Идем.
Мы направились в спальню. Сашка с унылым видом сидел, прикованный к батарее.
– Ну вот, герой, ты дождался своего освобождения, – сказал ему Макс и достал ключи от наручников. – Передай своим хозяевам: я семь лет жил в Латинской Америке, там есть очень неспокойные места, в спину мне не раз стреляли, и я успел приспособиться, так что в следующий раз прихвати с собой танковую бригаду.
– Выпендрежник хренов, – сказал Сашка, когда мы уже покинули дом, Макс выпустил нас через калитку, так что лезть на стену не пришлось. – Танковую бригаду… Застал меня врасплох. С кем не бывает… О чем вы так долго беседовали?
– О его родственнике, – хмуро сообщила я.
– О ком?
– Ральф Вернер – его дед.
– Так вот откуда он знает о кладе.
– Ничего он не знает, одни догадки, как и у нас. Вернер с сорок первого года ни разу не виделся с женой, так что рассказать ей о кладе не мог.
– Это он тебе наплел, да? И ты поверила?
– Я вообще не верю, что клад существует. Теперь вдруг возник какой-то архив…
– Что?
– Держи, – сунула я ему в руки папку. – Здесь все написано.
В машине он заглянул в папку, и лицо его страдальчески сморщилось.
– И что я здесь пойму? Тут почти все не по-русски.
– Не волнуйся, я переведу. Едем домой.
– Ты чего сердитая такая? – кашлянув, спросил он.
– А чего мне радоваться?
– Папка у нас, значит, и горевать нечего. Или ты думаешь, он отдал не все? Кстати, ас какой радости он вдруг расщедрился?
– Эти бумаги ему больше не нужны. Он снял копии на память о своем деде, а документы никуда нас не приведут.
