Валентина Мельникова - Неоконченный романс
— Ах ты негодник, все-таки выследил меня, — пожурила его Лена, — нет от тебя спасения!
Они прошли мимо. Алексей, отсиживаясь за камнем, еще минут пять не мог прийти в себя. Придется сегодня спать на свежем воздухе. Еще одна ночь рядом с ней в палатке, и он возьмет ее на глазах у отца.
В лагере Лена подозрительно посмотрела на него: отец сказал, что Ковалев отправился на ее поиски вместе с Рогдаем. Но безмятежное выражение лица Алексея, а главное, его появление с совершенно противоположной стороны успокоили ее.
Лошади паслись на небольшой поляне, густо покрытой молодой зеленью. После обеда решили передохнуть часок. Если верить карте, до прииска оставалось километров пять-шесть пути вдоль полотна старой узкоколейки. Так что ночевать они должны уже в поселке.
Мужчины, захватив удочки, спустились к реке. За час наловили более полусотни крупных хариусов. Бережно уложили в котелок, пересыпали солью.
— Завтра уже будем пробовать, — пообещал Алексей.
Пока мужчины рыбачили, Лена достала блокнот, записала события минувшего и сегодняшнего дней, старательно избегая изложения бесед с Алексеем. Их отношения внешне выглядели вполне дружескими, но она постоянно испытывала нервозность и тревогу. Вдруг среди гальки блеснуло что-то синее — маленький потускневший кусочек изоляции, неизвестно кем и когда занесенный в эти безлюдные места.
И сразу же память вернула ее в жуткое утро: черное от ожогов, полубезумное от боли лицо Абсолюта вновь встало у нее перед глазами. Она обхватила голову руками: не может быть, чтобы она ошиблась!
Слишком уж яркая и запоминающаяся вещица, втоптанная в грязь, лежала рядом с головой старика.
Неужели кто-то побывал там сразу же после нее? А если он таился где-то поблизости? Чувствовала же она чей-то пристальный взгляд, и Рогдай вел себя странно.
Лена напряглась, какое-то неясное воспоминание возникло вдруг в ее сознании, слишком расплывчатое, ускользающее, слабый намек на реальные события. Где-то она уже видела этот брелок — мельком, краем глаза, успев зафиксировать лишь его необыкновенную яркость. Принялась перебирать всех знакомых, но память, расщедрившись на подсказку, не собиралась полностью открывать тайные завесы. Голова заболела от напряжения, вполне возможно, что у нее проснулась так называемая «ложная память» и на самом деле до этого она ничего подобного не видела. Лена тяжело вздохнула: свой долг она исполнила, о брелоке рассказала. Теперь уже дело милиции искать преступников, замучивших старика.
Солнце уже преодолело половину своего дневного пути, и караван снова принялся отмерять километры, теперь уже последние. Высокие белые тучи вдруг стали наливаться синевой, опускаться ниже и ниже, сдавливая горизонт и угрожая проливным дождем. Быстрым шагом люди двигались по неширокому распадку.
Он густо порос ивняком, только в самом центре белела дорожка, на диво ровная, каменистая, с пологими закруглениями, слегка приподнятая над днищем ущелья. Это было старое полотно узкоколейки. Построенная более шестидесяти лет назад на костях заключенных, сейчас она пришла в полную негодность. За тридцать с лишним лет после закрытия прииска шпалы превратились в труху, проржавели насквозь рельсы, и осталась только насыпь — творение рук зэковских. Более двух десятков лет возили по ней в отвал отработанную и пустую породу. Ходил здесь смешной паровозик, он тонко гудел на поворотах, обдавая жидким паром кусты, распугивая зверей. Много породы он вывез в отвал… Но пришли другие времена, исчерпала себя золотоносная жила, поуменьшилось количество заключенных, и не стала нужна таежная узкоколейная железная дорога. Природа с удивительной поспешностью стала залечивать раны. Распадок покрылся еще более дикой тайгой, нетронутыми остались только три приметы: вырубленный пихтарник по склонам гор (тысячи кубометров леса сгорели в топках паровозика и двух локомобилей, обеспечивающих энергией шахту, поселок и, главное, обогатительную фабрику), все более сужающаяся дорожка вдоль насыпи со следами от сгнивших шпал да скелеты трех чугунных монстров, застрявших навечно в чаще кедровой поросли.
Тем временем начал срываться дождь. Крупные капли с шипением ударяли о листья; шорох нарастал, замолкли птицы, отдалился гул реки. Деревья намокли, обвисли, а облака опустились, почти легли на плечи гор.
Впереди что-то забелело, и путешественники с облегчением вздохнули. Наконец показались дома покинутого поселка. Сзади ворчливо прокатился гром. Так, словно нехотя. И когда затих, полило сильней, освобожденной, теперь уже не каплями, а прямыми, как струны, струями. Все загудело, слитный шум покрыл другие звуки, даже чавканье сапог по грязи.
Рогдай не выдержал, помчался вперед, тем более что до поселка остался километр пути. Лена и ее спутники укрылись плащ-палатками и почти бежали за лошадьми, которые без понукания перешли на легкую рысь.
Гроза разошлась не на шутку. Гром догнал путников и теперь густо и басовито раскалывал облачное небо над головой. Молний за тучами не разглядеть, только на мгновение будто включат там свет и тут же гасят, а грохот сваливается вслед за вспышкой и подхлестывает, подгоняет дождь.
К тому моменту, когда люди и лошади достигли первого дома, вода лила с них потоками. К счастью, дом, сложенный из стволов огромных деревьев, мало подвергся разрушению; крыша не протекала, а в некоторых окнах сохранились стекла. Но самым ценным было то, что в доме совсем не пострадали от времени полы, печь не развалилась, и, когда они попробовали ее затопить — о чудо! — она разгорелась, предварительно хорошенько задымив комнаты.
Дождь, по своему обыкновению, прекратился так же неожиданно, как и начался. Огромные лопухи и заросли молодой крапивы, покрывающие все пространство вокруг дома, ясно давали понять, что они здесь полновластные хозяева. Капли дождя покрывали каждую травинку, лист, цветок. И речи не могло быть о том, чтобы пройтись по поселковой улице.
Любой безобидный кустик в одно мгновение грозил превратиться в водопад ледяных брызг.
Лена вымела пол пучком влажной травы, отмыла сохранившийся колченогий стол, разложила на нем посуду. Печь хоть немного и дымила, но свои обязанности выполняла должным образом. Каша осталась допревать в котелке, а Лена принялась заваривать чай. По дороге она сорвала несколько веточек черной смородины и малины. У чая будет отменный вкус и запах!
Покончив с делами, она вышла на крыльцо. Мужчины расседлали лошадей, и Алексей, насухо протерев им спины, смазывал потертости и ссадины мазью. Животные покорно переносили не очень приятную процедуру, изредка отмахиваясь хвостами от появившегося после дождя гнуса. В распадке было тихо, тучи комарья и мошкары назойливо гудели и вились вокруг лица. Сегодня ночью без чудес современной химии им не обойтись!
