Мэри Стюарт - И девять ждут тебя карет
— Еще нет.
— Уильям, я должна... я должна его видеть.
— Но, дорогая Линда... — удивленно начал он
— Когда его заберут?
— Понятия не имею. Полицейским пока что не до этого. Машина «скорой помощи» еще ждет.
— «Скорая помощь»? — почти крикнула я, резко повернув голову в сторону двери. — Он ранен? Что случилось?
Я села, схватила Блейка за руку. Опять зашумело в ушах, все заволокло туманом. Сквозь пелену я видела встревоженные глаза Блейка.
— Но, Линда, — сказал он, — разве вы не поняли? Я думал, вы знаете. Он умер.
Я, наверное, чуть не оторвала ему рукав. Блейк бережно взял меня за руку.
— Леон застрелился, — спокойно сказал он, — еще до того, как мы приехали сюда.
— А! — срывающимся голосом произнесла я. — Леон. Леон застрелился. «Скорая помощь» — для Леона.
— А для кого же еще?
Я с удивлением услышала собственный истерический смешок.
— Действительно, для кого же еще? — сказала я и заплакала.
Уильяму сегодня ночью пришлось туго. Но для застенчивого новичка он вел себя поистине блестяще. Он дал мне выпить еще немного этой дряни, похлопал по руке и успокаивающе обнял своими длинными руками.
— Я думал, вы поняли, что случилось, — сказал он. — Думал, вы упали в обморок, потому что увидели, э... мертвого мсье Леона... Этот тип... здешний лакей мне все рассказал, когда принес для вас бренди. Я думал, вы слышали. Я и не знал, что вам стало совсем плохо.
— Мне... не так уж мне было плохо. Я слышала, как вы с ним разговаривали. Но ничего не понимала, была как во сне.
— Бедная девочка! Сейчас получше?
Он сжал меня крепче. Я кивнула:
— А теперь я хочу знать, что вам рассказал Седдон.
— А, его так зовут? Слава богу, хоть один англичанин! Ну вот, он сказал мне, что около одиннадцати заглянул в библиотеку, чтобы проверить камин, и нашел его мертвым на полу, точно в таком виде, как мы его нашли. Никто не слышал выстрела. Седдон прежде всего вызвал полицию и доктора, потом позвонил на виллу Мирей, но ему никто не ответил.
— Должно быть, это было перед тем, как мы с Филиппом вошли в дом.
— Может быть. Они звонили туда еще пару раз. Сначала было занято; возможно, вы тогда разговаривали со мной, а со второй попытки они наконец застали мсье Ипполита. Наверное, это было, когда мы поехали сюда. Ипполит уже в дороге. Он скоро приедет.
— Если сможет вести джип.
— Ах, черт! — сказал Уильям. — Я об этом и не подумал.
— Они уверены, что это самоубийство? — спросила я.
— Да, револьвер был зажат у него в руке, и он оставил письмо.
— Письмо? Леон де Вальми оставил письмо?
— Да. Оно сейчас в полиции. Седдон не читал его, но по вопросам, которые ему задавали, понял, о чем там речь. Леон признавался в двух покушениях на убийство, в которых был также замешан Бернар. Он категорически утверждает, что ни Рауль, ни мадам де Вальми ничего не знали. Он не упоминает о последней попытке отравления — думаю, потому, что это бросит подозрение на его жену. Просто пишет, что Бернар, должно быть, о чем-то проболтался вам, вы испугались и удрали вместе с Филиппом. Думаю, это все в общих чертах. Вам совершенно не о чем беспокоиться.
— Да. — Несколько секунд я молчала. — Ну что ж, я ничего не буду говорить, пока они сами меня не спросят. Мне не хочется впутывать мадам де Вальми, что бы она ни сделала. Понимаете, он умер. Она должна примириться с этим. Интересно, ведь без Леона она ничто, как луна без солнца. Леон остался верен себе — полностью оправдал ее и даже меня и все свалил на этого несчастного Бернара... ну во всяком случае, я думаю, трудно было скрыть его участие в этом деле. И кроме того, Бернар не выполнил то, что от него требовалось.
— Дело не в этом, — возразил Уильям. — Когда Бернар узнал, что вы оба удрали и Рауль вас ищет, он, должно быть, понял, что песенка Леона де Вальми спета и ему ничего не достанется из того, что обещал Леон, — ни денег, ни фермы. Поэтому он перекинулся на сторону Рауля, думая, что это ему пригодится в будущем. Он весь день искал вас вместе с Раулем. Потом прошлой ночью три или четыре часа назад — явился сюда и пытался шантажировать мсье Леона.
— Шантажировать?
— Да. Это есть в письме. Он угрожал все рассказать полиции. Если хотите знать мое мнение, именно это и заставило Леона де Вальми совершить самоубийство. Я хочу сказать, что от шантажиста так легко не отделаешься, верно?
— Вы, наверное, правы, — медленно произнесла я. — Я как раз размышляла, что могло заставить его выстрелить себе в висок, вместо того чтобы подождать, пока Рауль с Ипполитом что-нибудь придумают. В конце концов, это оставалось чисто семейным делом. Но когда подумаешь... Даже если бы мы все согласились молчать ради Филиппа и ради сохранения чести семьи, что бы осталось Леону? Ипполит мог бы оказать давление на брата и заставить его уехать из Вальми. Но даже если бы ему разрешили остаться здесь, Ипполит стал бы распоряжаться всеми доходами и, возможно, не дал бы Леону эксплуатировать Бельвинь в пользу Вальми... В любом случае Леону пришлось бы уехать через шесть лет, в год совершеннолетия Филиппа. И все мы, в том числе мальчик, знали бы, что он пытался сделать и чего от него можно ожидать... Даже его послушное орудие, Бернар, стал его шантажировать. Да, можно представить себе отчаяние Леона. Никакого просвета... Конечно, он не такой человек, чтобы поддаться шантажу; он бы скорее умер. Так и случилось. Меня удивляет только, что он раньше не убил Бернара, но тот, наверное, держался настороже, и к тому же все-таки Леон — беспомощный калека. А что случилось с Бернаром? Может быть, Леон все же его убил?
— Нет, Бернар исчез. Конечно, начнется суматоха, полиция поднимет шум, но мне кажется, все надеются, что ему удастся сбежать: тогда можно будет забыть о всей этой истории.
— Да, — вздохнула я. — Бедная Берта!
— Кто это?
— Да так, неважно. Она из тех маленьких людей, которые больше всего страдают, когда такие, как Леон, пытаются повернуть все по-своему. Знаете, Уильям, может быть, я ошиблась и Леон де Вальми совершил самоубийство совсем по другой причине... Все это, конечно, повлияло на него, но последней соломинкой было совсем другое. Думаю, я поняла его. Он не мог больше жить, потому что потерпел поражение. Его одурачили. Такого он не смог стерпеть. У него было... то, что называется манией величия. Он хотел быть властелином жизни... Все окружающее он воспринимал только по отношению к себе... Он желал привлекать всеобщее внимание, и ему это удавалось, Уильям. Мне кажется, он искренне верил, что может играть судьбами людей по своему усмотрению. Он даже не представлял себе, что может уступить кому бы то ни было первенство. Он застрелился, но раньше сделал великодушный жест, оправдав всех, кроме Бернара, в предсмертном письме... да, в этом весь Леон де Вальми. — Я устало откинулась на спинку дивана. — Ну ладно, из каких бы побуждений он ни сделал это, так будет лучше для всех, верно? Ох, Уильям, как я устала!
— Вам лучше? — с беспокойством спросил он. — Хотите еще бренди?
— Нет, спасибо, все в порядке. Это просто реакция.
— Не хотите уехать прямо сейчас? Может быть, мы могли бы...
— Уехать. Куда?
Он провел рукой по волосам:
— Я... да, я об этом не подумал. Они вас не встретили с цветами там, на вилле Мирей, верно? Если хотите знать мое мнение, они обязаны вам как никому; если они сами не понимают, я скажу им об этом!
— Они все понимают, — сказала я устало.
— Но ведь вы не хотите оставаться здесь?
— Куда мне деваться? Когда мсье Ипполит приедет, я попрошу его оплатить мне билет домой.
— Вы уедете в Англию?
— Да. — Я слабо улыбнулась. — Понимаете, в моем положении было бы смешно проявлять излишнюю гордость. Кроме того, я не могу просто уехать. Боюсь, мне придется ждать здесь, пока меня не допросят в полиции. А сейчас лучше уйти отсюда, поговорить с Бертой, потом вернуться и встретиться с ними.
— Погодите, кто-то сюда идет, — сказал Уильям. — Да, вот они.
Наверное, я все еще была в полуобморочном состоянии, потому что, хотя я прекрасно помню, как выглядел полицейский инспектор, наш разговор полностью выпал из памяти. Я догадывалась, что после смерти Леона де Вальми испуганные слуги взахлеб рассказывали историю нашего с Филиппом исчезновения вкупе с полным набором слухов, но письмо, оставленное Леоном де Вальми, то, что сказал по телефону Ипполит, и, наконец, беседа с Раулем задушили в зародыше все могущие возникнуть против меня подозрения. Это я поняла сразу: инспектор вел себя очень вежливо и даже уважительно, я же отвечала на его вопросы с готовностью и без всякого волнения. Меня неотступно преследовала лишь одна мысль; допрос длился около получаса — и все это время я не отрываясь смотрела на дверь с сильно бьющимся сердцем, готовая сорваться с места каждый раз, когда кто-то проходил по коридору.
