Наталья Калинина - Код фортуны
II
В кафе, где ее должна была ждать Лёка, Инга собиралась без волнения, будто на встречу с приятельницей, отношения с которой уже давно потускнели и высохли, как опавшая листва, без надежды напитаться живым соком. Впрочем, так оно и было: Лёка стала прошлым, пусть и не таким далеким, но уже пережитым, оплаканным и похороненным без желания воскрешения. Теперь это действительно была давняя приятельница, почти шапочная знакомая. И Инга, даже если бы сильно пожелала, уже не смогла бы вспомнить, в какое созвездие сливались родинки на животе Лёки, хотя еще так недавно казалось, что эта интимная деталь навсегда останется в ее памяти.
На встречу она оделась максимально просто: в темно-синие узкие джинсы, заправленные в высокие сапоги на плоской подошве, облегающий джемпер и короткую кожаную куртку. Длинные волосы Инга поначалу собрала высоко на затылке, но, увидев наметившиеся светлые корни, отказалась от этой затеи и просто оставила распущенными. «Может, вернуться к своему натуральному цвету?» – машинально подумала она, разглядывая в зеркале светлый пробор. От природы Инга была светло-русой, почти блондинкой, но уже несколько лет подряд красилась в черный цвет. Быть жгучей брюнеткой ей шло – такой цвет выгодно оттенял холодно-серые глаза и подчеркивал матовую белую кожу. Да и ухаживала она за волосами так, что мало кто мог догадаться, что они крашеные. Казалось, от природы они были темными.
Инга, дурачась, сощурилась, имитируя во взгляде роковую страсть, потом, как легкомысленная блондинка, округлила глаза и похлопала ресницами, изображая невинность и наивность, и, прыснув со смеху, задорно подмигнула своему отражению. Нет, себе она больше нравится брюнеткой. Инга подняла руку с расческой, чтобы пригладить волосы, но неловко задела флакон с духами, который стоял на подзеркальной тумбочке, и смахнула его на пол. Охнув, она еще попыталась поймать его на лету, но флакон, будто живой, выскользнул из пальцев и со звоном упал на пол. В воздухе разлился сладкий аромат. Инга, устремив взгляд на осколки и маленькую лужицу на полу, от огорчения застонала. Любимые духи, подаренные невесткой. Конечно, Инга может купить в магазине замену разбившемуся флакону хоть сегодня, но все же именно эти духи ей были особо дороги. Невестка подарила ей их в знак благодарности за помощь в сложных родах. «Ты – наш семейный ангел-хранитель, – сказала тогда Лариса. – Если бы не ты, не было бы ни меня, ни нашего маленького». И хоть Лара немного преувеличила, Инга все равно растрогалась почти до слез.
И вот флакон разбит. К счастью, разлетелся он не на мелкие осколки, а раскололся пополам, что хотя бы делало уборку не такой трудоемкой. Инга собрала осколки и лужицу, открыла окна, чтобы проветрить помещение от концентрированного аромата, и, глянув на часы, убедилась, что времени на макияж уже нет. Она лишь торопливо тронула губы оттеночным бальзамом и припудрила нос.
Лёка опередила ее. Когда Инга вошла в помещение бара, в котором они договорились встретиться, певица уже занимала маленький столик для двух персон в самом укромном уголке. Инга не сразу признала в длинноволосой брюнетке, томно попивающей сок, свою давнюю приятельницу. От природы Лёка была светло-рыжей и еще год назад носила ультрамодную короткую стрижку, «рваную», с асимметричной длинной челкой. Прическа очень шла к ее худенькому и подростковому на вид личику с высокими скулами и заостренным подбородком, который Лёка имела привычку во время выступлений вскидывать. А теперешние темные кудри были такими чужеродными и незнакомыми, что Инга невольно замедлила шаг в растерянности. И только уже почти подойдя к столику, она поняла, что длинные локоны – не что иное, как маскарад. Лёка с ее популярностью – узнаваемая персона. Выйти спокойно в публичное место она может, только изменив внешность.
– Привет, прекрасная незнакомка! – смеясь, поприветствовала Инга старую подругу. Лёка смущенно улыбнулась:
– Знаю, это совершенно не мой стиль, поэтому я его и выбрала.
– Бедная ты моя, бедная, – в шутку посочувствовала Инга, присаживаясь на свободный стул напротив певицы. – Даже кофе спокойно выпить не можешь. Лёка – это плата за твою популярность, о которой еще так недавно ты мечтала, но сомневалась в том, что сможешь достичь таких высот. А я тебе говорила!
– Да, да, ты, как всегда, сто пятьдесят раз оказалась права! Честно, даже не знаю, что теперь делать с нею… Неудобно жить.
Сетования Лёки были искренними, а не надуманными. Она, от природы застенчивая и легко смущающаяся, и в самом деле чувствовала себя несколько неуютно в новой «звездной» жизни. Впрочем, Инга несколько преувеличила: к такой популярности она не стремилась, лишь мечтала о том, чтобы ее песни нравились людям, чтобы их слушали, чтобы ждали новых. И чтобы иногда, хотя бы раз в месяц, их автора и исполнителя приглашал выступить какой-нибудь клуб. Все. О большем Лёке не думалось. Поэтому свалившаяся в одно мгновение популярность ее даже несколько угнетала.
– Носи парики и очки, – засмеялась Инга, кивая на лежавшие на столе солнцезащитные очки, в которых пришла Лёка. – Это делает тебя совершенно неузнаваемой. Ведь твои короткие рыжие волосы теперь чуть ли не визитная карточка.
– Как я ненавидела в подростковом возрасте эту рыжину! – со вздохом призналась Лёка. – Я тогда носила длинные волосы, а в последнем классе школы перекрасила их в блонд. А потом… Потом, после одной истории, резко сменила имидж, вернулась к самой себе: коротко подстриглась и перестала перекрашиваться.
У Инги чуть было не вырвалось, что после «одной истории» она тоже кардинально сменила цвет волос, но вместо этого туманно сказала, что в жизни каждой женщины бывает «история», после которой ей хочется что-то поменять в своей внешности. Лёка поддакнула и уткнулась в чашку с чаем. А Инга, глядя на нее, подумала, что, несмотря на маскарад с париком, в этой Лёке легко узнавалась прежняя – хорошо знакомая Инге. Нежный румянец покрывал щеки певицы и маскировал светлые веснушки. Сложением девушка походила на неоформившегося мальчика-подростка, такая же худая и угловатая, с неловкими, какими-то порывистыми и ломаными движениями. И только на сцене Лёка преображалась – музыка была для нее тем волшебством, под влиянием которого спадал панцирь застенчивости, а в жестах появлялась резкость и даже властность. Однажды Инга спросила у Лёки, что она чувствует на сцене. Ведь, казалось, предстать перед публикой, да еще с такими откровенными песнями, для Лёки могло бы быть серьезным испытанием. Но певица ответила, что в этот момент она не видит толпу незнакомых людей, все лица сливаются для нее в одно – любимое. И, выступая, она представляет себе, будто поет для любимого человека.
