Салли Стюард - Всему вопреки
Чарльз пожал плечами.
— Бен знает, что я по дороге домой как раз прохожу мимо вашего дома. Я и сказал ему, что с радостью загляну к тебе и передам от него привет.
— Ну… тогда спасибо. — Мэри вынудила себя подойти ближе к Чарльзу и протянула руку к кухонной двери, давая понять, что готова закрыть ее за незваным гостем. Пускай кондиционер и дальше выбивается из сил, пытаясь развеять духоту, а Мэри, изнывая от жары, будет радоваться тому, что Чарльз останется снаружи.
Он словно и не заметил ее жеста. Стянув фуражку, Чарльз выразительно провел ладонью по вспотевшему лбу.
— Черт, до чего же жарко в этой новой форме. Мне бы не помешало глотнуть холодной водицы.
На миг Мэри оцепенела, лихорадочно подыскивая предлог поскорее выставить его из дома, отказать даже в глотке воды.
Лучший друг ее мужа. Напарник Бена. Не будь его — и самого Бена уже не было бы на свете. Лежал бы, мертвый, где-то в джунглях на краю света.
— Да, конечно, — пробормотала она и, отвернувшись, открыла холодильник.
За ее спиной громко хлопнула кухонная дверь.
Под ложечкой у Мэри неприятно засосало, к горлу подкатил твердый комок. Она постаралась отбросить недобрые предчувствия. Чарльз захлопнул дверь только потому, что видел, как она сама собиралась это сделать.
Только Мэри совсем не хотела, чтобы он остался по эту сторону двери!
Она вынула из шкафчика пластиковый стакан и налила из кувшина охлажденной воды.
— Возьми с собой, — сказала она, протягивая Чарльзу стакан. — Занесешь в следующий раз.
Пальцы Чарльза сомкнулись поверх ее дрожащих пальцев.
— А если вдруг забуду? — голос его отчего-то прозвучал хрипло.
Он стоял так близко, что Мэри едва не задыхалась от приторного запаха одеколона. С этим липким ароматом смешивался другой запах — неприятный, какой-то затхлый. От Чарльза почему-то всегда так пахло.
Слишком близко, подумала Мэри и торопливо выдернула руку.
— Ничего страшного, — почти беззвучно выдавила она. — Стакан старый. Мне он совсем не нужен.
Господи, как страшно!
Чепуха какая-то. Пускай Чарльз ей и неприятен, но ведь он не причинит зла жене своего лучшего друга.
Он поднес стакан к губам, и Мэри отвернулась, в который раз потыкала вилкой жаркое.
— Слава Богу, что изобрели эти электрические сковородки, — невнятно пролепетала она. — Если б мне пришлось в такую жару возиться с духовкой…
Ладонь Чарльза скользнула под ее волосы и словно прилипла к обнаженной спине.
— Не надо, — прошептала Мэри. — Пожалуйста, не надо…
Чарльз откинул ее волосы и впился губами в шею.
Мэри стремительно развернулась, угрожающе взмахнула вилкой:
— Не трогай меня!
Грубо захохотав, Чарльз перехватил ее руки и, стиснув запястья, толкнул женщину к кухонному столу.
— Не выпендривайся, крошка! Ты же с самой своей свадьбы так и крутишь передо мной своей сладенькой попкой, да еще и лифчика не носишь, чтобы я полюбовался на твои грудки!
Мэри дернулась, пытаясь вырваться из липких объятий, но Чарльз оказался пугающе силен. Ростом он был ниже Бена, но куда крепче.
Он прижал Мэри к столу, навалился на нее всем телом, и она с ужасом ощутила, как он возбужден.
— Чарльз, не надо. Ты этого не сделаешь, — Мэри изо всех сил старалась говорить спокойно, старалась не смотреть в его похотливо горящие глаза. Волна панического страха вот-вот накроет ее с головой…
— Еще как сделаю, цыпочка! Сама напросилась…
Жадно и грубо Чарльз впился в ее губы… Мэри показалось, что сейчас ее стошнит.
Она съежилась в углу, едва слышно всхлипывая. Все ее тело ныло от тупой тошнотворной боли, но боль эта была ничем рядом с грубым насилием, которому подвергли ее душу. Казалось, липкий, тошнотворно-приторный запах Чарльза навечно въелся в ее кожу.
За спиной женщины коротко вжикнула молния на брюках.
— Приведи-ка себя в порядок, пока муж не вернулся, — сказал Чарльз совершенно обыденным голосом, как будто она посадила пятно на блузку. — Мы же не станем делиться с ним нашей маленькой тайной, верно?
Жесткие пальцы Чарльза бесцеремонно ухватили ее за подбородок, силой вынудили поднять лицо.
— Верно? — повторил он, и Мэри шарахнулась в омерзении от этих липких, ненавистных пальцев. — Вот что я тебе посоветую: ежели не хочешь потерять своего муженька, не заставляй его выбирать между лучшим другом, напарником и спасителем… и шлюхой, которая соблазнила его лучшего друга.
Мэри снова съежилась, сжалась, повернувшись спиной к Чарльзу, и с силой прикусила губу, чтобы приглушить рыдания. Пусть только он уйдет, безмолвно молилась она, пусть скорее вернется Бен, пусть она наконец проснется и поймет, что все это — лишь дурной сон… Мэри никогда не принадлежала ни одному мужчине, кроме Бена, а теперь… Чудовищная похоть Чарльза осквернила таинство сладких ночей их недолгой супружеской страсти.
Она услышала, как Чарльз открыл входную дверь. Хвала Господу! Нужно подняться наверх, принять ванну, оттереть щеткой все тело, избавиться от этой гнусной, липкой, приторной вони…
И поговорить с Беном. Только муж поможет ей снова обрести прежнюю чистоту.
— Пикнешь хоть словечко Бену — и в один прекрасный вечер он не вернется домой. — Тихий голос Чарльза звучал внятно и твердо — словно выстрел из пистолета с глушителем. — Я его напарник. Каждый день его жизнь в моих руках — как когда-то во Вьетнаме. Там лишь от меня зависело, умрет он или уцелеет. И сейчас это зависит только от меня.
Дверь захлопнулась за ним, но приторный, тошнотворный смрад по-прежнему висел в воздухе, забивал ноздри, омерзительно липнул к коже.
Мэри лихорадочно сгребла в охапку изодранную одежду и, прижимая ее к груди, трясущимися пальцами кое-как заперла кухонную дверь, а затем и входную. И все равно, взбегая опрометью на второй этаж, в ванную, она задыхалась от бессмысленного страха, что Чарльз вернется и снова надругается над ней…
Нагнувшись над унитазом, она сотрясалась в приступе рвоты — как будто так можно было очиститься от ужаса перед Чарльзом, от унижения и насилия.
Потом Мэри включила душ, повернув краны до отказа, и долго стояла под мощными струями воды. Безудержно рыдая, она запрокинула голову, и вода хлестала по лицу, смывая соленые слезы.
Это не помогло.
Тогда Мэри схватила с полочки кусок мыла и принялась лихорадочно намыливаться с ног до головы. Она работала щеткой с такой силой, что кожа покраснела и зазудела от боли. Но не помогло и это.
Никогда она не сможет смыть липкие следы этих похотливых рук, никакое мыло не очистит ее поруганное тело. Мэри Джордан никогда уже не станет прежней.
