Александер Виктория - Ее высочество, моя жена
Его брови сошлись вместе.
– Вы же не думаете, что я позволил бы вам пуститься в эти ваши смехотворные поиски без…
– Мне не требуется твое разрешение…
– Я даже не знаю, как вы познакомились с этим человеком, или почему он кажется вам подходящим для этого дела, или обстоятельства…
– Вполне достаточно, капитан, – голос прозвучал так резко и властно, что даже она сама поразилась.
Удивление отразилось и на лице Димитрия. Принцесса никогда не называла его “капитан”.
– Я уже приняла решение. Вы можете соглашаться с ним или нет, но у вас нет ни власти, ни полномочий, чтобы остановить меня, – она хладнокровно изучала его. – Однако я предоставлю вам выбор: вы можете из предосторожности остаться в Лондоне, на тот случай, если мне потребуется ваша помощь, или вернуться в Авалонию.
Его глаза сузились.
– Если я вернусь домой, то можете быть уверены, что не более чем через шесть недель я прибуду обратно с приказом вашего отца удержать вас от этой глупости.
Слегка приподняв подбородок, Татьяна прямо и твердо посмотрела ему в глаза.
– Возможно. Но я взрослая двадцатипятилетняя женщина и в состоянии сделать свой собственный выбор в жизни.
– Вы также подданная короля, и если ваш отец…
– Я наследная принцесса Авалонии, – она намеренно подчеркивала каждое слово, так что он не мог не понять. – Я третья в ряду претендентов на трон. Здесь и сейчас, в этом месте и в это время, я ваша правительница.
Татьяна встретила взгляд Димитрия и затаила дыхание, очень хорошо понимая, что если он бросит ей вызов, храбрость, которой она набиралась так долго, может ее покинуть.
– Ну, и как вы поступите, капитан? Останетесь в Англии или поедете домой рассказывать сказки о несчастьях вашей принцессы?
Он долго и пристально смотрел на нее и, наконец, вздохнул, смиряясь.
– Вы изменились, принцесса. Вы преисполнены решимости, чего я раньше не замечал.
– Сейчас у меня есть цель в жизни, Димитрий. Я знаю, чего хочу и твердо намерена это получить.
– Есть еще кое-что, – он внимательно ее рассматривал, – вы всегда были довольно тихой, никогда ничего не требовали и не приказывали, но сейчас вы ведете себя совершенно иначе. Теперь вы, не колеблясь, берете дело в свои руки. Как будто, наконец, доросли до своего положения.
– Правда? – она подняла бровь. Только друг детства осмеливался быть таким бесцеремонным. – Это хорошо или плохо?
– Вы начали меняться примерно год назад, – продолжил он, как будто не услышав, как если бы пытался сложить головоломку. – Тогда я раздумывал, не связано ли это с тем, что вы, в конце концов, решили начать все сначала и похоронить прошлое.
– Как и моего умершего мужа, – сухо сказала она.
– Но недавно, после того как вы познакомили меня с вашими планами, я понял, что ваше поведение изменилось после той недели в Париже, когда вы исчезли. Когда мы не знали, где вы находитесь. Вас могли похитить, или убить, или…
– Димитрий, – в ее голосе прозвучало предостережение, которое он проигнорировал.
Наморщив лоб, он продолжил, скорее для себя, чем для нее.
– И вы категорически отказались обсуждать ваше отсутствие. Именно тогда, насколько я помню, вы впервые и отдали королевский приказ. Конечно, мы были так рады, что вы невредимы, что, по сути, не имело значения, где вы пропадали. Кого вы…
В его глазах засветилось понимание.
– Я был глупцом. Как раз тогда вы встретили этого мужчину, не так ли?
Отрицать было бессмысленно.
– Да.
– Понимаю, – Димитрий задумчиво ее рассматривал.
Она знала его всю свою жизнь и знала достаточно хорошо, чтобы сейчас призвать всю свою храбрость.
– А теперь скажите мне, принцесса, – он наклонился ближе и, доверительно понизив голос, осуждающе произнес, – вам нужны драгоценности или, – он поймал ее взгляд, – мужчина?
У Татьяны рука зачесалась от желания дать ему пощечину. Она с трудом сдержалась и выдавила из себя холодную улыбку.
– Вы забываетесь, капитан. Несмотря на нашу дружбу, вы должны помнить, что я могу понизить вас в звании, заключить в тюрьму или даже, если того пожелаю, расстрелять.
– Простите меня, Ваше высочество, – голос Димитрия звучал ошеломленно, – я, действительно, преступил меру дозволенного.
– Несомненно, – Татьяна наклонилась к нему и понизила голос, – Я, конечно, никогда бы не стала ничего такого делать, но с твоей стороны было бы разумно осознавать, что я могу.
– Да, я осознаю, – он помолчал.
– Ну и?
– Я могу говорить откровенно?
Короткое ощущение триумфа было вытеснено чувством вины, и она вздохнула.
– Ты всегда мог.
– Возможно. Но прежде вы никогда не угрожали меня расстрелять.
– Никогда? – она улыбнулась, чтобы разрядить обстановку.
– Никогда, – он покачал головой. – Сейчас вы правите твердой рукой. В прошлом вы так не поступали. В этом есть что-то беспокоящее.
– Представляю себе. Как если вдруг обнаруживается, что щенок научился кусаться, – она протянула свою руку в перчатке и положила поверх его руки. – Ты и Катерина всегда были и остаетесь моими самыми дорогими, моими единственными настоящими друзьями. Но, Димитрий, разве мне не пора использовать власть, принадлежащую мне по праву рождения, для того чтобы взять в свои руки свою жизнь и свою судьбу?
Он уставился на нее так, как если бы она говорила на неизвестном ему языке.
– У вас есть обязанности…
– И разве я ими пренебрегала? Всегда, всегда я делала в точности то, что от меня ожидали, разве не так? Без вопросов, возражений или колебаний. Начиная с манеры вести себя на публике и вплоть до самых личных взаимоотношений, разве я не была всегда… – она поискала правильные слова, -…почти безупречной?
– Принцесса, я…
– Задумайся на минутку о моей жизни. Разве еще ребенком я не была обручена в политических целях с сыном союзника моего отца? И даже после того, как страна Филиппа утратила независимость, и необходимость в союзе между нашими семьями отпала, разве я, тем не менее, не вышла замуж, поскольку мой отец, мой король, дал слово?
“И разве я не отдала Филиппу еще и свое сердце?” Татьяна убрала свою руку с руки Димитрия и выпрямилась.
– Разве я не была хорошей и верной женой, в то время как мой муж вообще не знал, что такое верность? – в ней кипела столь долго сдерживаемая ярость. – Разве я не притворялась неосведомленной о его изменах, хотя он не прилагал никаких усилий, чтобы их скрыть? Разве я обращала внимание на унижения, на то, что стала объектом сплетен и жалости? – несмотря на все старания сдержаться, в ее голосе прорывалась горечь. – Ты ведь знал, правда?
Димитрий сжал зубы. Их взгляды встретились, и он глубоко вздохнул.
