Сандра Браун - Хижина в горах
– Я не могу контролировать ваши мысли. Но вы не должны меня бояться.
Спустя несколько минут Эмори спросила:
– Дрейкленд это ближайший город?
– Нет.
– А какой?
– Вы никогда о нем не слышали.
– Далеко до него?
– По прямой? Двенадцать миль.
– А по дороге?
– Пятнадцать.
– Я могла бы легко пробежать это расстояние. Если спускаться с горы, то для меня это не дистанция.
Он не сказал: «Ради всего святого, леди, у вас сотрясение мозга, и вы не можете даже пройти по прямой, куда вам бегать».
Мужчина вообще ничего не сказал, и это подействовало на Эмори куда сильнее, чем разговор о нелогичности ее предположения. Его молчание было к тому же и более угрожающим, чем если бы он просто объявил ей, что в ближайшее время она никуда отсюда не уйдет, что он принес ее сюда, чтобы превратить в свою сексуальную рабыню, и что под страхом смерти ей не следовало бы даже думать о побеге.
Эмори избавилась от его внимательного взгляда, закрыв глаза. В течение пяти минут между ними было только напряженное молчание и потрескиванье поленьев в камине.
Ей было страшно, но тело устало. Мышцы сами по себе начали расслабляться, она еще больше утонула в матрасе. Испытавший сотрясение мозг увлекал ее в забытье. Эмори уже почти заснула и вдруг резко очнулась.
– Вы так и не сказали мне вашего имени.
– Верно, – откликнулся мужчина. – И не скажу.
* * *Прежде чем заснуть, Эмори поставила будильник, чтобы он прозвенел через два часа. Но предосторожность оказалась излишней. За несколько минут до того, как будильник запищал на ее запястье, он уже стоял возле кровати, его крупная рука слегка потрясла ее за плечо.
– Док?
– Я не сплю.
– Вы поспали?
– Чуть-чуть.
– Голова болит?
– Да.
– Хотите принять таблетки?
– Не сейчас.
Он постоял немного, не говоря ни слова, потом спросил:
– Вам нужно в ванную?
– Может быть.
В данном случае может быть означало «да», потому что около получаса назад Эмори проснулась от тошноты. Она лежала, стараясь с ней справиться. Ей не хотелось вставать и тащиться в ванную, чтобы не разбудить мужчину. Ей не хотелось просить его о помощи, но при этом не хотелось, чтобы ее вырвало в его постель.
Поэтому когда он спросил, не нужно ли ей в ванную, она ответила может быть, но была благодарна ему за то, что он принял это как определенное «да». Он откинул одеяло. Эмори спустила ноги с постели и поставила ступни на пол. Он подхватил ее под локти и помог встать.
На подгибающихся коленях Эмори сделала первый пробный шаг.
– Держитесь.
Он обхватил ее одной рукой за талию и прижал к своему боку.
– Простите за причиненные неудобства.
– Пустяки.
До ванной комнаты было всего несколько шагов, но путь показался ей длиннее Великой китайской стены. Когда они добрались до двери, мужчина ухитрился зажечь свет, а потом закрыл дверь со словами:
– Не торопитесь.
Но ей хватило времени только на то, чтобы рухнуть на колени перед унитазом. Спазмы были очень сильными, хотя ей почти нечего было исторгнуть из себя. Даже когда ее желудок опустел, позывы к рвоте никак не прекращались, сотрясая все тело. Когда все это наконец закончилось, Эмори спустила воду и с трудом встала, держась за раковину.
Из-за двери раздался его голос:
– Все в порядке?
– Мне лучше.
Никогда еще вода не казалась ей такой холодной, но было так приятно ополоснуть лицо. Эмори несколько раз прополоскала рот. Перед глазами у нее все немного расплывалось, и это было к лучшему. Эмори радовалась, что не видит своего отражения в зеркале со стопроцентной четкостью. Оно и без того было пугающим.
Лицо землистое. Губы бесцветные. На голове кошмар. Кровь запеклась страшной черной коркой. Но Эмори было слишком плохо, чтобы переживать из-за внешнего вида.
Куда больше ее тревожила головная боль. Боль уже не была стреляющей, она притупилась. Казалось, кто-то изнутри лупит по ее черепу палкой. От света становилось только хуже. Эмори повернула выключатель, доплелась, шаркая, до двери и открыла ее.
Мужчина стоял сразу за ней. Ее глаза были на уровне его груди.
– Думаю, после этого я буду чувствовать себя лучше.
– Хорошо.
Он протянул руку, чтобы поддержать женщину, но, коснувшись ее плеча, его рука скользнула выше, к шее под волосами.
– Вы же мокрая как мышь.
Во время приступа рвоты Эмори прошиб холодный пот, одежда промокла насквозь.
– Со мной все будет в порядке.
Эмори едва удалось произнести это. У нее застучали зубы.
Мужчина отвел ее обратно к постели и усадил на край.
– Я принесу вам что-нибудь, чтобы вы могли переодеться.
– Нет, что вы, не нужно…
– Вы не можете провести остаток ночи в мокрой одежде.
Он оставил ее, подошел к комоду, устроившемуся под скатом крыши, достал из ящика фланелевую рубашку, очень похожую на его собственную. Когда он протянул ее Эмори, она встретилась с ними взглядом.
– Я не собираюсь раздеваться, – серьезно заявила она.
Он мгновение смотрел на нее, потом ушел в ванную и вернулся с чистым полотенцем. Жест был добрым, но не выражение лица. Губы сжались в циничной усмешке.
– Ваша добродетель в безопасности, Док. Я намеревался поставить ширму, чтобы обеспечить вам некоторое уединение.
Мужчина взял ширму от стены и расставил ее. Убедившись, что ширма не упадет, он обошел ее, оставив Эмори одну. Она почувствовала себя неблагодарной идиоткой.
Всю стыдливость, которой она когда-то обладала, Эмори оставила в медицинском институте. Она и ее коллеги интерны тренировались выполнять процедуры друг на друге, обычно обмениваясь непристойными шутками. В любом случае не было никакой возможности оставаться девически застенчивой, если речь идет о наготе и функциях человеческого тела.
Расстегивая «молнию» на спортивной рубашке, Эмори говорила себе, что не хотела раздеваться не из-за стыдливости, а из чувства самосохранения. Он вел себя заботливо, предупредительно, как джентльмен. Но можно ли доверять человеку, который не называет своего имени?
Эмори разделась настолько быстро, насколько позволяла неуправляемая дрожь. Сняв все с верхней части тела, женщина торопливо вытерлась полотенцем, потом надела рубашку, которую ей одолжил хозяин дома. Фланель была старенькой, мягкой, и было удивительно приятно освободиться от тесного спортивного бюстгальтера.
В последнюю очередь она сняла легинсы для бега. Утром она их снова наденет, но пока наслаждалась прикосновением простыней к голым ногам.
Видеть он ее не мог, но наверняка слышал шуршание одежды и постельного белья. Как только Эмори устроилась под одеялом, он спросил:
