Татьяна Устинова - Близкие люди
Леночка никогда не пристегивалась…
Вчера весь день шел дождь, машина была не просто грязной, она была вся, от колес до крыши, заляпана толстым слоем засохшей глины и песка.
— Иван, не прислоняйся! Ты что, не видишь, какая грязь?!
«Надо хоть стекла протереть, а то поеду, как в танке…»
Степан кинул в салон портфель, машинально отметив, что Иван сосредоточенно пихает пряжку ремня в замок, выхватил из дверного кармана тряпку и стал остервенело тереть лобовое стекло. Он тер, и из-под тряпки, отраженное стеклом, как в сказке проступали голубое опрокинутое небо и тонкое сплетение еще голых веток.
Какой теплый в этом году апрель.
Съездить бы с Иваном в лес, подышать весной, как это называла мама. Наверное, дороги уже растаяли, а где-нибудь повыше не только растаяли, но уже и высохли. Из-под жухлой прошлогодней травы наивными стрелами вылезает молодая, на пригорках печет, и из срезанной березовой ветки торопливо капает прозрачный сок.
«Если к субботе я буду способен двигаться, свожу Ивана в лес, и черт с ними, со всеми делами».
Степан обежал капот и стал тереть стекло с другой стороны.
Странное дело. Ему показалось, что капот почему-то теплый. Он даже осторожно потрогал шероховатую от грязи поверхность. Солнце с утра нагрело, понял он. Надо же, какой теплый в этом году апрель!..
Степан распахнул водительскую дверь, сунул на место тряпку и взгромоздился за руль.
— Готов? — спросил он у Ивана. Он всегда его об этом спрашивал перед тем, как тронуться.
— Готов!
Степан запустил двигатель, напялил темные очки, придававшие ему совершенно классический бандитский вид, и нажал кнопку на приемнике. Обернувшись через плечо и сопя от неудобного положения, он осторожно выбирался с крошечного асфальтового пятачка.
— Иван, что ты сделал с приемником, почему он не работает?
— Я его не трогал! — В голосе неподдельное и совершенно искреннее негодование. — Ты же не разрешаешь!..
— А ты всегда делаешь только то, что я разрешаю? — усмехнулся Степан. Он притормозил перед выездом на Бульвары и посмотрел на приемник. — А говоришь, не трогал!
Приемник был переключен с радио на CD. Компакт-диски Степан в машине никогда не слушал.
— Ну что? Не трогал?
— Не трогал!
— Не ври мне никогда!
Но у него не было никакого желания препираться с сыном.
Он вышел на финишную прямую. Ему осталось только доехать до школы — и он освободится от Ивана, по крайней мере до вечера. За это время он должен переделать все свои дела, разобраться, что именно натворили его козлы-работяги, кто там кого укокошил или не укокошил, позвонить Сергею Рудневу и постараться убедить его в том, что он, Степан, ситуацию полностью контролирует, хотя он ее ни черта не контролировал, но Рудневу об этом знать не полагалось.
— Пап, ты, по-моему, слишком быстро едешь…
— Нормально я еду! — Степан кидал джип в любую освободившуюся щель, куда он только мог пролезть.
Нетерпение и беспокойство жгли его изнутри.
— Иван, скажешь своей учительнице, что я приеду, когда смогу, хорошо?
— Хорошо, — ответил Иван с тяжелым взрослым вздохом. — Скажу. Пап, а можно мне в субботу пойти к Димке на день рождения?
Это означало, что его придется куда-то везти, а потом оттуда забирать. И никакого леса.
— Посмотрим, — сказал Степан неопределенно. Он даже представить себе не мог, что именно ждет его в субботу. До нее еще предстояло дожить.
— Ты всегда так говоришь, когда не хочешь меня пускать, — сказал Иван горько. — Меня скоро никто приглашать не будет!
— Вот и замечательно, — пробормотал Степан.
В редкие выходные, когда ему не нужно было никуда нестись, он старался хотя бы выспаться на несколько дней вперед.
Таскать Ивана из конца в конец Москвы или — еще хуже! — к кому-нибудь на дачу было выше его сил.
— Давай! — сказал Степан, затормозив у чугунных ворот небольшого нарядного особнячка, в котором помещалась Иванова школа. — Вон твой Валерий Владимирович на крылечке…
Иван полез из машины. Он был явно расстроен.
Плохое утро. И день, наверное, будет еще хуже…
— Лапу давай, — приказал Степан, глядя, как он тащит за собой рюкзак. — Забыл?
— Забыл, — признался Иван и протянул худую и совсем плоскую ладошку. В Степановой руке могли поместиться четыре такие ладошки. — Пап, приезжай скорей…
— Ладно, не ной, — оборвал Степан. — Если ничего не произойдет, я тебя заберу как обычно.
Иногда, когда он не успевал, Ивана забирала Клара Ильинична, чего Иван терпеть не мог. Хорошо хоть, что занятия у них продолжались не до двух, как в обычной школе, а до семи часов.
— Пока, пап!
— Пока, — сказал Степан и захлопнул за сыном дверь. Он постоял еще несколько секунд, пока Иван не добрался до Валерия Владимировича, потом нажал на газ и с ходу вылетел на перекресток.
Про Ивана он тут же забыл.
* * *
— Да вон он подъехал…
— Где?
— Да вон, говорю, подъехал! Ну, здоровую машину видите?
— Вижу.
— Ну! Он и есть. Степанов Пал Андреич. Бо-ольшой человек. Всем остальным главный начальник…
Рабочий выразительно сплюнул, глянул на небо, потом на лес, потом на вагончики, возле которых вяло толпился народ.
Почему-то Павел Андреевич Степанов явно его раздражал. Или пугал.
Что это такое? Обычное неудовольствие маленького человека, которого большой заставляет на себя работать, или свидетельство того, что Павел Андреевич вообще личность неприятная?
— Ну и как он? — спросил милицейский капитан Никоненко осторожно, как будто проверяя пальцем, не слишком ли горяч утюг.
— Кто? — не понял рабочий. Либо он на самом деле был непробиваемо туп, либо притворялся в пока неизвестных капитану Никоненко целях.
— Да этот ваш, который всем начальник?
— А-а, — протянул рабочий, затянулся и выдохнул в сторону дым. Из деликатности, как определил капитан Никоненко. — Я, товарищ капитан, ничего про ихние дела не знаю. Нам про это знать не положено. Мы работаем, зарплату получаем, а остальное — не нашего ума…
Капитан вдруг взглянул на него внимательно и остро, как ножом полоснул. Полоснул и опять спрятал в рукав.
— Чего вам знать не положено?
— А ничего! — сказал рабочий и улыбнулся радостно. — Вам если интересно, вы лучше с ними, с начальниками, поговорите, а нам ничего неизвестно, мы…
— Да-да, — подтвердил капитан рассеянно, — я слышал. Вы люди маленькие.
— Во-во, — согласился рабочий, — вы, товарищ капитан, с Валентин Петровичем потолкуйте, с прорабом нашим. Потом с этими двумя… гавриками… Чернов с Беловым которые. Вот ведь как бывает-то… Чернов да Белов, да обои — два в одном месте сошлись…