Фредди Ромм - Эхо далекой войны
Валя попыталась вчитаться в написанное. Текст был беспорядочен, много сокращений и условных обозначений, а главное – речь шла о чём-то далёком. О войне… Второй Мировой войне…
Внезапно Валя поняла, что может и должна разобраться в этой тетради, прежде чем отдаст её владелице. Что это – дневник? Нет, скорее, мемуары. А ещё – обрывочные замечания, предположения… В голове всплыла мысль: мать Франсуазы была в Красной Капелле, не с этим ли связана тетрадь? Получается – действительно, мемуары в виде своеобразного дневника, но начатого тогда, когда гестапо уже не грозило патриотам Франции. И эти воспоминания касаются даже довоенной поры?
Незаметно для себя, Валя углубилась в чтение материалов. Те из них, которые были более-менее понятны, позволяли разобраться с остальными. Судя по всему, это было нечто среднее между дневником, мемуарами и рабочей тетрадью разведчиков, в которую они заносили понятные только им сведения. Впрочем, кое в чём и Валя могла разобраться: она читала однажды захватывающую книгу Леопольда Треппера «Большая Игра», и теперь могла сопоставить её с теми материалами, которые держала сейчас в руках. То, да не то… Треппер писал несколько другое… Ещё бы разобраться в этом, но, разумеется, не сейчас…
Она очнулась, когда дверь операционной распахнулась. Одним движением Валя, не разбираясь, запихнула в сумку всё, что перед этим вынула, и бросилась к врачам:
– Ну, как?
– Не волнуйтесь, мадам, всё в порядке, – ответил тот из врачей, кто выглядел постарше. – Рана у вашего мужа неопасная, ему только нужно полежать несколько дней. Пока он побудет в реанимации.
Последнее слово слишком диссонировало с успокоительной речью врача, чтобы Валя не встревожилась. Впрочем, сказала она себе, в реанимацию отправляют всех после серьёзной операции, и само по себе это не означает угрозы для жизни, а дочку давно уже пора забрать у Корин.
– Скажите, когда он придёт в себя?
Врач пожал плечами:
– Общий наркоз скоро пройдёт, но ваш муж, возможно, будет спать. Вы же не станете его будить?
– Нет, конечно, – пробормотала Валя, неуверенно глядя на мужа. Противоречивые намерения буквально раздирали её, мать и жену. Если бы, в самом деле, разорваться…
«Посижу пока с Жаком», – подумала Валя, направляясь, вслед за каталкой, в реанимацию. Она внимательно проверила, как медсестра подключает Жака к капельнице и приборам, и села на стул рядом с постелью. Немного подумала и снова вынула потрёпанную синюю тетрадь в линейку. Поглядывая то на мужа, то в тетрадь, снова начала читать.
Париж, 1 сентября 1950 года
Я, Жюльетт Ривейра, урождённая Боретур, будучи в здравом уме и трезвой памяти, пишу эти воспоминания о событиях, которые, как мне казалось ещё недавно, ушли и никогда не вернутся. То моё впечатление было обманчиво: тень недавней войны снова и снова нависает над нами, и люди вокруг меня делают те же ошибки, что и прежде, приговаривая: сейчас другое время. Но не только поэтому я решаю бросить взгляд на наше недавнее прошлое. К этому меня побуждает также долг перед погибшим мужем, павшими товарищами и моей дочкой, которая однажды прочтёт эти записи. Что подумает она обо мне, моих друзьях, нашей стране? Что скажут другие люди, если ознакомятся с моими воспоминаниями? Об этом лучше не думать сейчас, в годовщину самого страшного события в истории человечества.
Это началось неполных двенадцать лет назад…
Париж, сентябрь 1938 года
– Не хотим войны! Не хотим войны!
– Немецкие рабочие – наши братья!
– Нет – войне за Судеты!
– Даладье, ты ответишь за кровь!
Толпа под красными флагами и транспарантами, собравшаяся на Монмартре, скандировала антивоенные лозунги, не обращая внимания на хмурое небо и накрапывающий дождик. Тысячи людей собрались здесь, чтобы призвать к миру и дружбе с братским народом Германии. Напомнить правительству Даладье, готовому развязать новую преступную войну ради каких-то Судет, что нет ничего важнее мира. Воззвать ко всем народам планеты и вместе остановить преступную клику, для которой нажива важнее человеческой жизни.
Эта человеческая лавина колыхалась в разные стороны, захватывая людей, которые не собирались протестовать, а всего лишь шли по своим делам. Среди этих людей оказалась невысокая рыжеволосая большеглазая девушка лет восемнадцати, бедно одетая и пугливо оглядывающаяся. Её звали Жаклин. Меньше всего она собиралась присоединяться к этому живому шквалу, но в какой-то момент её захватило человеческим потоком, засосало в самую гущу толпы. Какой-то парень с красным бантом в петличке сунул ей в руки плакат с карикатурой на Даладье и Чемберлена, изображённых в виде кровавого двуглавого осьминога, тянущего свои щупальца по всему земному шару. Чуть поодаль девушка заметила другой плакат: двое улыбающихся парней протягивают один другому руки. Рядом с первым надпись «француз», со вторым – «немец». На третьем – солдаты по обе стороны от колючей проволоки втыкают штыки в землю.
Возбуждённая толпа куда-то направлялась, увлекая с собой и Жаклин. Она не сразу поняла, что людской поток движется к Елисейским Полям. Улучив момент, девушка сунула плакат одному из соседей и выскользнула из толпы. Меньше всего ей нужна была политика. Найти бы работу, пусть хоть временную, пока мать не выздоровеет.
Ей пришло в голову, что не так плохо её затащили: здесь, в центре, больше шансов найти что-нибудь подходящее. Она осмотрелась: неподалёку хорошо одетый господин нёс большой чемодан. Жаклин бросилась к нему:
– Сударь, вы позволите вам помочь?
Господин остановился, с удивлением посмотрел на девушку, улыбнулся:
– Мадмуазель, разве принято, чтобы девушка таскала тяжести для мужчины? Обычно наоборот.
– Сударь, мне очень нужна работа!
– Вот как! Это меняет дело. Только, извините, я спешу и тяжесть вам нести всё равно не дам. Вы можете пройти со мной?
При других обстоятельствах, подобное приглашение вызвало бы у Жаклин настороженность и, скорее всего, отказ. Но, во-первых, к незнакомцу она обратилась первая, а во-вторых – работа действительно нужна.
– Я иду с вами!
Они направились в сторону Нотр-Дам.
– Вы умеете печатать на пишущей машинке? – поинтересовался незнакомец.
– Нет, – сконфуженно ответила девушка и тут же добавила:
– Но если надо – я быстро научусь!
– Вот и отлично. Языками какими-нибудь владеете?
– Итальянским немного, – ответила Жаклин, в надежде, что соседи, приехавшие три года назад из Италии, помогут.
– Будет неплохо, если вы освоите хотя бы два иностранных языка, – проронил незнакомец странную фразу, и Жаклин энергично кивнула раньше, чем успела над ней задуматься.
– Сударь, можно мне спросить, как вас зовут? Я – Жаклин.
– Меня зовут Лео. Извините, что сразу не представился. Большую часть времени я нахожусь в Бельгии, но в Париже у меня немало дел, и будет неплохо, если вы возьмёте на себя их часть.
– Господин Лео, я с радостью! – ответила девушка, её голос задрожал. Они вошли в один из домов – не самый богатый – и поднялись по лестнице. Лео отпер дверь, перед которой они остановились.
– Входите, мадмуазель! Чувствуйте себя как дома! И… если вам негде ночевать – можете здесь. Я почти не буду появляться в этой квартире.
Жаклин удивлённо посмотрела на хозяина. В голове всплыл вопрос: «Ничего, если здесь поселится моя мама?», но это, разумеется, было бы чрезмерной наглостью.
– Извините, господин Лео… Сколько я буду получать?
– Пять франков в день плюс питание – вам подойдёт?
– О, да, спасибо вам огромное!
– Вот и отлично. Я вас попрошу прибирать здесь и готовить для меня. Как я уже сказал, появляться буду не каждый день, но горячие блюда должны быть наготове, – деловито заговорил хозяин. – Иногда буду приходить со знакомыми, в таких случаях я вас предупрежу по телефону, и вам придётся готовить на несколько персон. Если не приду – можете угощать своих близких и друзей. Продукты покупайте в лавке напротив – я предупрежу хозяина, чтобы давал вам всё необходимое, за мой счёт. А пока попрошу вас напечатать для меня один материал. Вон там телефон, вот бумага, пишущая машинка. Лента в неё уже вставлена, но менять её вам придётся научиться самой – извините, я спешу.
Жаклин с готовностью кивнула и бросилась к машинке. Сама она никогда не печатала, но видела, как это делает подруга, работающая на вокзале. Главное – не ошибиться, когда нажимаешь на клавишу, потому что исправить потом невозможно.
Текст, который ей поручил напечатать господин Лео, был длиной всего в несколько строчек, но Жаклин очень боялась ошибиться, поэтому процедура заняла полчаса и девушка очень устала. Однако, когда она закончила, господин Лео вынул отпечатанный текст из машинки, пробежал его глазами, одобрительно кивнул и улыбнулся:
– Очень хорошо, Жаклин! Если так будете продвигаться и дальше, долго на пяти франках в день не задержитесь. Вот вам жалованье за неделю вперёд, и будьте здесь хозяйкой!
