Irene - Умри красиво
У меня дрожало все тело, кажется, я держалась на ногах только благодаря тому, что оперлась на край стола. В этот момент, очень вовремя, в дверь постучали.
— Открыто!
Светка тут же заскочила в комнату, и по ее виду было несложно догадаться, что ее распирает от каких-то новостей. Я так и застыла с Коньковским блокнотом в руках, глядя на нее широко раскрытыми глазами. Похоже, она не обратила внимания на мое смятение, и тут же затараторила:
— Ох, Вика, слава Богу, ты на месте! У меня такое… такое…
— Какое? — я едва заставила свой язык шевелиться. — У меня тут тоже не менее «такое»…
— Саша мне сегодня рассказал… Ох, я даже не знаю…
Я раздраженно закатила глаза.
— Короче!
— Я хочу, чтобы ты сама, от него услышала. Я даже пересказать не могу — сама не верю!
Подозревая, что наш стеснительный друг толчется сейчас где-то в коридоре, я кивнула на дверь.
— Давай его сюда.
Через минуту они вдвоем, все так же похожие на двух сусликов — один, правда, помощнее другого, — сидели на моей кровати. Я, придвинув стул, уселась на него верхом, как детектив в американском фильме, не выпуская из рук драгоценный блокнот.
— Я, п-правда, не знаю, зачем т-тебе это н-надо знать, — начал Саша, виновато улыбаясь. — Объяснишь?
— Так, план действий, — с максимальным спокойствием в голосе, выдала я любимую фразу Кирилла. — Ты мне рассказываешь, я тебе объясняю. Что за история?
— Ужасная история! С этим срочно надо что-то делать! И мы с тобой должны придумать, что! Поэтому я и попросила Сашу…
Я тут же глянула на Светку тяжелым взглядом и она покорно умолкла, предоставив слово своему кавалеру.
— Ну, к-короче… В прошлом семестре мы зачет с-сдавали по эстетике…
Опять эстетика! Я даже сама удивилась, как могу за мгновение стать настолько внимательной.
— И вот я не с-сдал, — Саша снова сконфужено улыбнулся, Светка прилипла к нему, подбадривая. — Ну, т-тренировки там, и вообще, не мой п-предмет. И Елена Владимировна п-предложила п-после пар остаться…
Конечно, я догадалась раньше, чем он закончил, что случилось в ее уютном кабинете после того, как Саша туда пришел, но слова очевидца меня потрясли. Пока он писал тест, Елена недвусмысленно гладила его по спине и затылку, заползая пальцами за шиворот, а потом и вовсе попыталась поцеловать в шею, но Саша, не привыкший к такому страстному проявлению женского внимания, бросил контрольную и тут же сбежал. Все ясно. Одного не понимаю: почему он не рассказал об этом еще в декабре?! Почему не пожаловался в деканат, не раструбил обо всем?! Вот уж эти парни! Может быть, это спасло бы жизнь Ольге!
— Ты представляешь, какая сука! — обиженно взвизгнула Светка. — Она же мне нравилась!
Я не могла произнести ни звука — слишком много мыслей было в голове. А ведь Стас тоже ходил к ней. Долго ходил, и они все время дорабатывали и дорабатывали его реферат… Вот черт! Ну почему мне не показалось это странным?!! От этой мысли у меня помутнело перед глазами.
— Я же не знал, — будто оправдываясь, поморщился Саша и покраснел еще гуще. — П-потом т-только слышал, как п-пацаны говорили, что о ней там легенды по универу х-ходят…
Легенды? «Вам, пацаны, такая девушка и не снилась! Она легендарная, реально говорю!» Кусочков головоломки стало слишком много, я даже не успевала выставлять их все на место. В какой-то момент я одернула себя. Так, надо успокоиться. Во-первых, на роль убийцы Алиса подходила не меньше, и «улик», указывающих на ее вину, у меня тоже собралось прилично. Во-вторых, по поводу Елены тоже имеется лишь набор косвенных доказательств, которые, хоть и выглядят более чем странно, все же могут иметь невинное логическое объяснение. Поэтому выкладывать свою версию, а также рассказывать о блокноте Валеры моим «сусликам» я точно не буду. Нет уж, лучше все перепроверить — второго такого эпического позора, как в случае с Алисой, я не переживу.
* * *Я, сама того не желая, вновь превратилась в сыщика. Целыми днями медитировала над блокнотом Конькова — теперь, прослушав диск с демозаписями их первого альбома, я уже не сомневалась в том, что это именно его блокнот, — и отчаянно пыталась придумать, где и как мне найти хоть маленькую ниточку, потянув за которую, можно распутать весь этот змеиный клубок.
Удивительно, но сейчас, после обнаружения блокнота и странной Сашиной истории, я забыла обо всем на свете, включая и собственную личную драму. Мы с Кириллом старались обходить друг друга стороной, и этого пока было достаточно — я находилась у себя в лаборантской, он — в маленьком кабинетике возле учительской, и мы могли не видеться целыми днями. Ко мне теперь часто наведывалась Наташа — она могла просто сидеть, опершись спиной о стенку несгораемого шкафа, и наблюдать, как я разбираюсь с закрученными формулами и синенькими баночками. Девушка наотрез отказалась идти на прием к психологу и я, раз ничего другого не оставалось, пообещала разработать для нее план по восстановлению. Пока, надо сказать, мне это удавалось. Буквально за неделю Наташа перевелась в параллельный класс, выбросила всех подаренных мишек и засохшие букеты, постирала смс-ки и фотографии в телефоне, но реветь по ночам упорно не прекращала. Конечно, этого было недостаточно — женские форумы врут. И тогда мне в голову пришла неожиданная идея.
Всему, что я знаю о психологии, я научилась у Кирилла, поэтому основой для моей мудреной программы стал его давний совет: «Вся фишка в том, что человек в горе не понимает, что его ситуация в жизни — не самое страшное. Всегда может быть еще хуже. И когда ты поможешь тем, кому хуже, чем тебе, ты это поймешь. Только так учатся ценить то, что имеют». Несмотря на то, что мои мысли занимал исключительно поиск доказательств вины Елены, я, возвращаясь со школы в общагу, остановилась как вкопанная около интерната для глухих детей.
Сначала Наташа растеряно сидела посреди игровой комнаты, окруженная радостными маленькими обитателями интерната, и неуклюже пыталась поиграть с ними. Честно говоря, я сама никогда не визжала от восторга при виде детишек, но это был совершенно другой случай. Эти ребята улыбались, возились с игрушками, бегали по комнате, запрыгивали Наташе на шею, ни разу в жизни не слышав ни одного звука. Мы рыдаем о разбитом сердце, о том, что потеряли одного из семи миллиардов человек нашей планеты, и считаем, что на этом наша жизнь закончена. Но на самом деле, бывает, она даже еще не начиналась. Мы не умеем радоваться простым вещам. В то время как рядом с нами живут те, кто плакал бы от восторга, если бы хоть раз в жизни услышал музыку. И через пару дней, когда Наташа сама напекла дома кривых коржиков в шоколадной глазури, и мы отнесли их детям, я увидела в ее глазах то, чего раньше там не было. Восхищение. Радость. Кажется, в ту секунду я почувствовала и нечто другое — во мне самой будто что-то починилось, будто вернулась домой птица, сбежавшая из разоренного гнезда. Кто знает, может быть, это и было то самое потерявшееся чувство уважения к самой себе, доказательство того, что я — не такой уж плохой человек, раз способна понимать боль и страх других. С этих пор я не заставляла Наташу ходить в интернат — она сама стала пропадать там после уроков, вышивать платочки и лепить фигурки из пластилина вместе с детьми.
