Людмила Сурская - Курсантки
— Марин, ты чего, вроде ж отстрелялась по полной.
— Зато в другом увязла.
— И что это?
— Наряд.
— Куда же тебя всунули, в столовой и в институте наши стоят. Комплект везде.
— Начальство захочет, дыру найдёт.
— Это уж как водится, но ты не переживай.
— Извини, с наряда, устала, пойду, чай попью.
Напившись, включила телик, но усталость сморила и она уснула. Только стоило майору выключить телевизор, как она вскочила.
— Кто здесь?
— Не пугайся это я, — Алексей присел перед ней на корточки.
Она даже не спросила, что ему надо и, как он здесь очутился. Наверное надо узнать… В открытое окно сунул нос ветерок. От этого шторка на окне, как будто дышит. Создавая иллюзию своего присутствия. Он остался третьим не собирался уходить оставляя их вдвоём. С тоской посмотрела на небо. В квадрат окна были видны звёзды.
— Что вам, товарищ майор? Ещё где-то помыть надо?
Он положил ей голову на колени и тихо сказал:
— Скажи, Алёша.
Всё стремительно стало меняться, как будто выправили резкость, и экран засиял яркими красками, вырисовывая чёткие контуры. Голова, тем более после дремоты, с трудом справлялась со скоростью таких перемен.
Маринка вздрогнула и дёрнулась, пытаясь вырваться и отползти из зоны его притяжения.
— Нет.
— Обиделась?
— Нет.
— Выходи за меня замуж.
Сердце почти не билось, она не была уверена, что жива. Оно оказалось где-то в горле и стало трудно дышать. Ей было страшно. Она боялась его слов, своего отказа… Вскочила. Они стояли и молча смотрели друг на друга.
— Ну и шутки у вас товарищ майор… На таких вертихвостках не женятся. Уходи-те.
Он усмехнулся. Обиделась, а он не мог иначе остановить её, себя…
— Маринка, ну ты же не глупенькая, сколько можно дуться. Это сводит меня с ума. Я больше так не могу.
— Нет, ну что вы, какие обиды! — пожала вздрагивающим плечиком она.
— Маринка, детка…
Но она перебила:
— У меня никогда никого не было, а ты ведёшь себя, как носорог. Говоришь со мной в таком тоне… На красоту вызверился. Ведь она проходит… Не она главное в женщине и любви… Взрослый же мужик мог бы и разобраться…
— Ну, что ты замолчала?
— Я не замолчала, я плачу.
— Не плач я знаю.
— Ничего ты не знаешь… Будешь потом меня всю жизнь надумками попрекать. Уходи.
— Ты не любишь меня, и мне всё померещилось?
— Люблю, но с вами, товарищ майор, не буду.
Богуш поднялся. Сердце колотилось, как бешенное, а к душе словно подвели электроды. Да реальность встретила его не ласково. А чего он хотел после своих коррид. Поторопился. Всё сделал не правильно, не так. Вот осёл.
— Запри замок.
— А можно?
— Я разрешаю.
Ушёл осторожно прикрыв дверь.
"Он действительно был или мне померещилось. Так долго выказывать безразличие, холодность, измываться… Я была уверена, что для него ничего не значу. И вдруг, здрасте вам… Значит, равнодушие показное. Если б знать. А вдруг, всё не серьёзно, сиюминутно нашло. Временное чувство".
Богуш спустился, сел в машину и поехал. Он мчал на страшной скорости. Хорошо ночь и дорога пуста, а то бы аварии не миновать. Гнал, гнал… Куда? Зачем? Потом встал. Стоял часа два. Вылез, огляделся. Куда занесло на эмоциях? Парк. Прошёлся. В лунном свете он выглядел мистически, а розы на клумбе сказочно красивыми. Вернувшись к машине, взял нож и, оглядевшись, принялся резать. Как всегда ложкой дёгтя в бочке мёда подвалили менты. Бежать было бесполезно. Порадовался тому, что машина не видна отсюда. Сложив нож и засунув его в карман, решил поговорить с ребятами и всё решить миром. Виноват. Готов заплатить любой штраф. Просил понять — решается судьба. Срочно нужны цветы. А среди ночи взять негде. Поймите и помогите. Молодые менты, вчерашние солдаты, офицера понять не захотели. Попробовали выкрутить руки и засунуть в машину. Богуш встал на дыбы. Берегя букет, попробовал отбиться. Ребятки выхватили оружие. Поняв, что сейчас по нему будут стрелять, он нырнул в кусты и перебежками пошёл к машине. Пули чиркая, косили листву, то справа, то слева, то позади. Милиционеры не отставали. Когда заработал мотор, и машина рванула с места, по ней, решив что не взять и, усердствуя в меткости, начали стрелять. В голове пронеслось: Неучи. Мазилы. Поняв, что уходит, рванули к своей мигалке. Но Богуш дворами и узкими улочками удрал. Встав под общежитием, отдышался. Забрав букет, и кивнув оторопевшему дежурному, поднялся наверх. Этаж был пуст. Барышни у тумбочки тоже не было. Отлично. Подойдя к двери, постучал. И услышав Маринкино сонное:
— Кто там?
Торопливо прошептал:
— Мариш, это я, открой.
Щёлкнул замок, он, с ходу вложив ей цветы, и подняв на руки, горячо прошептал:
— Я знаю, что похож на ненормального сейчас… Знаю, что не поверишь, знаю что невозможно, но я люблю тебя. Мне хочется только одного обнять тебя и не выпускать. Давай поженимся, а?
— Господи, где ты был, у тебя весь висок в крови? — похолодела она.
— Чёрт, задело, значит, в горячке даже не почувствовал.
— Алёша что случилось? — округлились, наполнившись страхом её глаза.
— Воровал цветы, вдруг менты. Попробовал договориться, не вышло. Пришлось отбиваться. Отрывался. Стреляли. Задели.
— Ты с ума сошёл. — Прижалась она к его щеке. И вдруг поймав его на мучительном взгляде, обхватила обоими руками за шею и принялась не умело целовать.
— Выходи за меня замуж. А то у меня крышу сорвало.
— Алёша, но ведь нельзя. Ещё год ждать.
— А мы не будем. Распишемся и никому не скажем. У вас в комнате уже такая есть история.
— У нас?
— Угу.
— Кто? Наталья с взводным?
— А при чём тут взводный? Ты хочешь сказать, что у них любовь? Вот это номер, блин. — Посмотрел он на неё как-то странно.
— Не они, так кто? — загорелась Маринка.
— Ира с Глебом и уже год в законном браке. — Не стал врать он.
— Не может быть… Кто бы подумал… Они же ненавидели друг друга…
— Ну одно чувство запросто трансформируется в другое. Так как с моим предложением?
Он стоял большой сильный с хрупкой и тёплой после сна ношей на руках, заваленной цветами и с волнением ждал своей судьбы. Он не улыбался, смотрел совершенно серьёзно. Ну что тут ответишь?… У неё нет повода ему не верить. Маринка отстранилась, словно пытаясь разглядеть что-то в нём не хорошее издалека и не найдя кивнула. Это был трудный год для неё. Она привыкла довольствоваться короткими встречами на людях, по делу, издалека. Но это всё же лучше чем не видеть его вообще. И вот он будет её, только её. Накатившая мысль о единоличном владении им сладко сжала сердце. Правда, пока не для всех, надо потерпеть и поскрытничать. Это даже лучше, никто не сунет нос, не помешает, хотя им на всех глубоко без разницы и всё же лучше когда меньше в курсе. Господи, каждая женщина ждёт своего мужчину. Главное не пропустить, не ошибиться в выборе, не обкрасть себя, его. Вцепившись в его шею и прижавшись к нему так крепко, как только смогла, она прошептала:
