Татьяна Устинова - Всегда говори «всегда» – 3
– Есть хочешь? – вздохнула Надя.
– Уже не знаю. Легче повеситься, чем поесть.
– Ладно, накормлю. – Надя, засучив рукава кофточки, подошла к холодильнику и открыла его. – Только обещай, что у тебя снова появится совесть…
Сергей улетел в родной город.
Просто сел в самолет и улетел, не предупредив никого на работе. У него было там важное дело, не требующее отлагательств ни на день, ни на минуту…
Он не рискнул сразу пойти к отцу, поэтому сел на лавочку и закурил. В этот момент распахнулась дверь подъезда, и на улицу вышел Барышев-старший.
– Здравствуй, отец, – тихо сказал Сергей.
Леонид Сергеевич вернулся в подъезд, через плечо бросив:
– Заходи.
Дома пахло валерьянкой и еще какими-то лекарствами.
– Есть будешь? – спросил отец.
– Нет, спасибо, я в самолете поел.
– Ну? Что скажешь? – Леонид Сергеевич прямо в пальто сел на диван и вопросительно посмотрел на сына.
– От меня Оля… ушла.
Сергей сел рядом с отцом, тоже не раздеваясь…
– А я, знаешь, не удивлен. Нет, не удивлен. Я этого ожидал.
– Прости меня. Прости, пап!
– Да я-то тебя прощу… Простит ли Ольга?
– Нет. – Барышев помолчал, не в силах озвучить давно осознанный факт. – Никогда… она… не простит, – наконец, с трудом произнес он.
– Значит, есть за что, – усмехнулся отец.
– Есть. Я, пап… ей изменил.
Они помолчали. Отец встал, разделся, сел напротив – на стул.
– Ну? И что же ты делать собираешься?
– Не знаю.
– Что же ты наделал-то, а? Сын!
– Как мне теперь жить, не знаю, – признался Сергей.
– А ведь я тебе и посоветовать ничего не могу.
Сергей кивнул, он и не ждал совета.
Отец посмотрел на часы.
– Мне в институт пора. Опаздываю. Ложись спать. Ночь ведь летел. Вернусь – поговорим.
– Нет, я обратно, в Москву… – Сергей встал. – Сейчас самолет. Я прилетел только прощения у тебя попросить.
– Ну, как знаешь.
– До свидания, отец.
Сергей направился к двери, но Леонид Сергеевич остановил его и порывисто обнял.
– Хочешь, я полечу с тобой? Пойду к Ольге. Просить за тебя буду. Хочешь? – прошептал он.
– Спасибо. Не надо, пап. Не вернется она ко мне. Она на развод подала.
Леонид Сергеевич отстранился, потер левую сторону груди.
– Сейчас, говоришь, самолет?
– Через час.
– Я провожу тебя.
– Тебе же в институт…
– Бог с ним, позвоню, отменю лекции. Архаровцы мои только обрадуются.
Они еле успели на регистрацию.
– Разве можно так опаздывать?! – возмутилась девушка за стойкой.
Сергей обнял Леонида Сергеевича.
– Спасибо, папа. До свидания.
– До свидания, сын. Думай, как тебе дальше жить, думай…
– Гражданин! Сейчас трап уберут! – закричала девушка.
Сергей поцеловал отца и побежал на посадку.
Главное – отец его простил…
Одним грузом на душе меньше…
Автопокрышки на пятом варианте выглядели почти как произведение искусства, но Дунаев снова зарубил работу, сказав:
– И где же твои хваленые таланты? Иди, работай. И учти – времени в обрез.
Когда пришел Тимур, Ольга едва не плакала.
– Пятый вариант ношу, а ему все не то! – пожаловалась она. – Сам не знает, что хочет!
– Да, чего-то он на тебя взъелся, – сочувственно покачал головой Тимур.
– Хоть бы объяснил толком, что ему надо, так нет, просто «не годится», и все!
– И чего ты терпишь? – вступила в разговор Катя. – Пойди и припри его к стенке, мол, что именно вас не устраивает.
– Ну-ка, дай глянуть! – Тимур взял Ольгины эскизы и восторженно присвистнул. – Ну, не знаю, какого рожна ему еще нужно…
Ольга выхватила эскиз у него из рук, порвала на мелкие кусочки и выбросила в мусорную корзину.
– Ты чего? Зачем порвала? Ну, ты даешь… – Тимур пятерней растрепал волосы.
Ольга выдернула из пачки бумаги чистый лист и, закусив губу, принялась рисовать новую покрышку.
– Нет, ну довел человека до ручки! – завопил Тимур. – На ней же лица нет!
– А чего он добивается-то? – спросила Катя.
В этот момент в комнату заглянула Ася – нарощенные веера-ресницы, ободок с глупым бантиком, придерживающий красные волосы, пустые глаза…
– Кто? Кто добивается? Вы про что?! – уловив конец разговора, живо поинтересовалась она.
– Нам Тимур кино рассказывает, которое вчера смотрел, – быстро сориентировалась Катя.
– Да? А как называется? – не унималась бывшая «ресепшн».
– Название он не помнит, да, Тимур?
Вместо ответа тот разворошил свою шевелюру, придав ей совсем уж невероятный вид.
– А я всегда названия помню, – затараторила Ася. – Вот, в выходные тоже одно кино смотрела, мне диск дали, так оно знаете как называлось? «Зомби в стране каннибалов»! Ничего названьице, правда?
Катя с Тимуром выразительно переглянулись, дав друг другу понять, что комментировать слова этой дуры не собираются.
– Ладно, пойду, – Асина голова исчезла. – Мне еще текст сегодня писать! – гордо и громко договорила она в коридоре.
– Текст ей писать! – фыркнула Катя. – Лев Толстой!
– Аккуратней в выражениях, – посоветовал Тимур. – Настучит, будешь знать, как над талантом насмехаться!
Ольга, дорисовав новый вариант автопокрышки, встала, взяла листок и решительно направилась к Дунаеву.
– Ну что мне с тобой делать, Громова? – скривил тонкие губы Денис и брезгливо отодвинул от себя эскиз. – Опять не то!
– Что значит не то? – тихо спросила Ольга. – Я уже устала это слушать. Может, объяснишь все-таки, что для тебя то?!
– Я тебе ничего объяснять не обязан. И не буду! – ухмыльнулся Дунаев.
– Потому что сам не знаешь, чего хочешь! – закричала Ольга.
– Ну-ка, не смей на меня орать! Уволю к чертовой матери! – Ухмылка переросла в отвратительную гримасу – брезгливо-презрительную, словно перед ним стояло ничтожное существо, а он вынужден смотреть на него и слушать…
– Что? Что ты сделаешь? – опешила Ольга.
– Что слышала! И Грозовский тебе не поможет! – Дунаев пнул мусорную корзину, стоявшую рядом со столом, и порванные бумаги, окурки и чайные пакетики высыпались к ногам Ольги. – Не обольщайся! – прошипел он. – Что, все забыть не можешь, что ты в любовницах у шефа числилась?! Так пора бы! Бывшая ты любовница! Бывшая! А это совсем другое дело!
– Подонок, – глядя в его прозрачные глаза, сказала Ольга и вышла, стуча каблуками и не потрудившись закрыть за собой дверь.
Она зашла в кабинет художников, под вопросительными взглядами Тимура и Кати взяла сумку, молча оделась и ушла.
Насовсем.
В никуда.
Ольга брела по улице, в лицо валил снег и дул ветер, а она думала, думала…
Все двери перед ней захлопываются. Почему? Может, это наказание за ее неумение прощать?
