Андрей Остальский - Синдром Л
Нам в таких случаях на подготовке советовали импровизировать. Ну вот я и придумала этого Николая. Приятель школьный у моего брата был Николай. Нравился он мне очень в отрочестве.
И надо же: угадала я! Не предполагала никак. Думала, сейчас буду все имена мужские перебирать, пока не попаду на правильное. И вот надо же, угадала случайно с первого раза. «Жаль, — подумала, — так бы потянула еще — сколько имен еще в русском языке. А теперь вот сразу к развязке».
— Да-да, это я, я, Николай! — заволновался мой красавец. — Ты же узнаешь меня, правда?
— Кажется… — сказала я. Начала уже нервничать, что дальше-то можно придумать?
Сейчас перейдет к общим воспоминаниям, и я буду хороша!
Но дело пошло еще круче. Он просто в восторг пришел, говорит и сам хохочет от радости:
— Ну, Николай же это, Николай! Послушай, я сейчас к тебе приеду, а?
Смотрю на лампы: по-прежнему желтая горит. Чего это они, думаю. Ведь ясно, недоразумение. Не туда человек попал. Номер небрежно набирал. Или записал неверно. Так отпустите на покаяние. Зажгите красный, и я отсоединюсь, хоть и с некоторым сожалением. Но нет. Держат желтый. Развлекаются, что ли? И заодно меня проверяют, как я буду выкручиваться.
А голос в трубке все настойчивей, все приехать просится.
— Прямо сейчас? — сказала я и засмеялась. Как будто меня удивила такая настойчивость. Ну и элемент кокетства решила добавить. Тем более что у меня это очень естественно получилось. Но он не унимался:
— Ты понимаешь, такое дело… В общем… мне просто абсолютно необходимо тебя увидеть!
Я смотрю, не отрываясь, на желтую лампочку и тяну, тяну:
— Но… что-нибудь случилось?
— Случилось, но это не телефонный разговор…
То есть уклоняется мой бархатный. А желтая все горит. Я уже исчерпала все слова для такого случая!
— Серьезно? — спрашиваю. Хотя что за вопрос идиотский.
— Куда уж серьезней, — отвечает он, и мне уже буквально жаль его становится. Ну, в самом-то деле! Заснул дежурный там, что ли? У человека проблема, может быть, беда. Зачем его мучить? Очень мне захотелось извиниться и прекратить разговор… но ведь если что, убьют. Или как минимум выгонят…
Ну, думаю, если вы мне разрешили импровизацию, то будет вам сейчас импровизация, после которой вы точно человека в покое оставите и он сможет заняться своими проблемами. Зажжете красный свет. Говорю:
— Ко мне приехать сейчас нельзя… Давайте я к вам лучше приеду? Но только если это действительно… Это правда совершенно срочно?
— Клянусь, срочнее не бывает! — говорит.
Я молчу, жду красного сигнала. Ясно, что звонок случайный… Отшить надо было давно обладателя бархатного голоса, явно не туда попавшего. Кретины… Лампы мигнули. И — к моему полнейшему изумлению — вдруг зажигается зеленая! Мне приказывают согласиться! Я даже поперхнулась. Боже мой, что же это! Может, полусонный дежурный случайно не на ту кнопку нажал? Ведь такое очень редко, но бывает. Слежу внимательно за лампами: не опомнится ли начальник? И сама неуверенно так говорю в микрофон:
— Ну ладно, попробую приехать… Хорошо бы такси найти.
Говорю, запинаясь. Как бы растерянно. И это у меня очень даже натурально получается.
На этих словах женщина в белом вдруг остановилась. Задумалась, кажется. Отвернулась от меня почему-то, как будто ей тяжело было меня видеть.
А я сидел, как громом пораженный. Наверно, в какой-то момент у меня даже челюсть отвалилась. Буквально.
— Александра, — попытался заговорить я и не узнал собственный голос — тот самый, бархатный якобы.
Прочистил горло. Наконец удалось издать нечто более или менее членораздельное:
— Александра… Тот человек… с которым вы говорили… Это был я. Это я вам звонил. Я вам еще адрес продиктовал, и вы…
Она взглянула на меня, обдав волной той самой знаменитой грусти — с ног до головы. Сказала:
— Я знаю, Александр. Конечно, это были вы. Кто же еще? Поэтому-то я вас и привела сюда.
Ш.Ну что было с этим стариканом делать? Изобразила я некоторое сочувствие… А дальше-то что? Может, он удовлетворится тем, что удалось с молодой симпатичной женщиной поговорить, впечатление на нее произвести? Сначала своей особостью и привилегированностью (первая серия), а потом — несчастным жребием одинокого старика (серия вторая). Генерал, не генерал, госбезопасности или нет, да хоть артиллерии или даже строительных войск… Градус гордости, может, и разный, а вот степень одиночества, наверно, для всех одинакова.
Но дальше-то по сюжету что? Неужели накинется на меня озабоченный старпер? Не хотелось бы с ним драться… Но, наверно, придется… Как бы так половчее исхитриться ключ из кармана у него выхватить? Лучше бы все-таки уговорить по-хорошему замок отпереть и отпустить меня на все четыре стороны. Но как?
Петр Алексеевич тем временем снова меня покинул, пошел очередную порцию капель пить. И я опять, как в дурной комедии, пошла за ним. Но от дивана, на который он уселся, теперь держалась подальше.
— Петр Алексеевич, — сказала я как можно задушевнее, — я ведь в дочери вам гожусь…
— Может, и во внучки, — откликнулся с дивана старикан.
Это был неожиданный ход. А ведь действительно, может, и во внучки.
— Тем более, — сказала я.
— Что — тем более? Не понял!
— Так пожалейте меня, Петр Алексеевич! И отца моего пожалейте! Он, наверно, с ума сходит. Ищет меня по всей Москве. Мы с ним и Новый год как следует не отметили, он все по командировкам ездил… сегодня вот договаривались поужинать вместе…
— Ишь ты, на жалость берет, — проворочал старик. — А меня ты больно жалеешь? Жалеете вы меня со своим Александром, когда развратничаете здесь за стеной и орете благим матом? А зачем о соседях думать? Когда нас похоть пробирает… Трахаются, трахаются, как кролики, аж пар валит, и вопят, вопят…
Ну, думаю, опять завел свою шарманку. Но делать нечего, надо терпеть.
Долго ехал он по этой теме, все ругал наш разврат. Потом вдруг спрашивает:
— Новый год то какой хоть отмечаете с отцом? Нормальный, русский, или, может, западный?
— Ну конечно, наш! — отвечаю с притворной искренностью.
Думает, поймает он меня. Думает, я идиотка. А я не на планете Марс обитаю, прекрасно знаю, что у нас тот, кто празднует западный Новый год, наступающий девятнадцатого декабря, считается отщепенцем и врагом Отечества. Правда, уже давно патрули не ловят по улицам выпивших в ночь с восемнадцатого на девятнадцатое. Закрывают власти глаза на тот факт, что число нетрезвых и так велико, а в ту ночь — намного выше среднестатистического. Но первое время после возвращения к юлианскому календарю очень лютовали. А потом плюнули. Поняли, что нашему народу любой повод выпить сгодится.
