Алла Полянская - Одна минута и вся жизнь
– Ты слышишь меня? Я люблю ее. Я не могу без нее. Когда-то ты отнял Дану у меня – ладно, я не в претензии, ведь она полюбила тебя. Но теперь тебя нет, а ей нельзя оставаться одной. Черт, я, видно, тоже спятил.
Внезапно фотография Стаса с треском падает. Виталий не верит своим глазам – он собственноручно поставил ее крепко и надежно.
– Ладно, старина. Думаю, мы с тобой поладим.
Виталий поднимает фото и ставит на место. Потом поднимается наверх и входит в комнату для гостей. Ему до чертиков надоел смокинг, и он с наслаждением снимает его, долго моется в душе и укладывается спать. Комната настороженно присматривается к нему, но Виталий слишком устал, чтобы это заметить.
Сергей Иванович Градский почувствовал себя плохо ночью. Его сразило какое-то странное недомогание. Вроде бы и не болит ничего, и вместе с тем не хочется двигаться. Сергей Иванович никогда не хворал, – если не считать нескольких случаев банального триппера, подцепленного на заре туманной юности. Поэтому недомогание встревожило его. Он утром собирался вылететь в Питер. Он хотел увидеть Анну, все эти дни думал о ней, вспоминал каждую черточку ее лица, запах ее волос, вкус губ… И тут – такая неприятность.
«Простыл я, что ли? – Сергей Иванович прислушивается к себе. – Так невовремя! Анна, моя королева! Господи, значит, вот как это бывает? Наверное, я ничего не понимал в жизни. Все прошло мимо меня».
Сергей Иванович вызывает Константина. Он уже решил, как поступит с ним. Не дай бог, Анна узнает о том, что содержала та папка! А Костя хоть и верный слуга, но слишком многому был свидетелем. Поэтому судьба его решена.
– Звали, босс?
– Звал. Я заболел. Ты обменяй билеты на более ранний рейс. Хочу попасть в больницу пораньше, прямо с самолета. В обед у меня встреча назначена.
– Сейчас займусь. Звонил дворецкий. Спальню закончили.
– Ну и отлично. Ступай.
«Я добьюсь ее и женюсь. И она родит мне сына. Наследника. – Сергей Иванович давно забыл об Антоне. – Скорее бы домой. Эта должность становится мне в тягость. Шут с ней, вложу деньги в нового претендента – и хватит с меня».
В самолете Сергей Иванович почувствовал себя совсем больным, но заехал домой и оглядел новый интерьер спальни. Потом поднялся наверх и взял из коллекции небольшую шкатулку черного дерева, инкрустированную бирюзой, в которую положил изум-рудную лягушку Фаберже.
«Ей понравилось это украшение. Если не смогу с ней встретиться, передам через Костю. Да, он мне еще нужен. Впрочем, дело терпит».
Больница произвела на Сергея Ивановича гнетущее впечатление. Молодой деловитый врач осмотрел его, потом углубился в изучение анализов. С каждой минутой лицо его все больше хмурилось.
– Здесь нужен токсиколог. – Он встал. – Подождите минутку, сейчас он будет.
Токсикологом оказался тучный пожилой мужчина с пронзительным взглядом глаз-изюмин.
– Припомните, что вы ели и когда?
Сергей Иванович послушно перечислил свое меню.
– Какие препараты принимаете?
– Никаких. А что, собственно, происходит?
– В вашем организме присутствует некий токсин, воздействующий на все системы.
– Вы хотите сказать, что я отравился?
– Вас отравили. Этот яд синтетического происхождения. То есть рукотворный и медленно действующий.
– Так дайте мне противоядие!
– Сейчас попытаемся очистить вам кровь, но, скорее всего, из этого ничего не выйдет. Я уже связался со службой безопасности…
– На кой черт мне ваша служба безопасности? Они что, способны спасти меня?
– Нет. Но они выяснят, кто отравил вас.
– Я не буду с ними разговаривать.
Смутная догадка мелькнула в голове Сергея Ивановича. Он отбросил ее, но она упорно возвращалась. Вокруг него суетились медики, что-то делали, а в его голове складывалась яркая картинка-пазл. Еще кусочек, этот – сюда, здесь ему место, а не там, где он был раньше…
– Сергей Иванович, я – следователь Беляев. Я хотел бы с вами поговорить.
– Я не хочу с вами разговаривать.
– Мне надо поговорить о Дане Ярош.
– Я не знаю, кто это. Кто впустил вас сюда?
– Возможно, именно она отравила вас.
– Я не знаю, о ком вы говорите. И не желаю с вами разговаривать. Оставьте меня в покое.
Беляева вытолкали за дверь. Сергей Иванович остался с Костей.
– Позвони по этому номеру. – Он указал на лист в записной книжке. – Пусть приедет ко мне.
– Не надо, шеф.
– Думаешь, ловушку готовлю? Нет. Хочу проститься. Знаешь, Костя, ведь я решил убрать тебя. А теперь не успею.
– Но почему?
– Слишком много знаешь. – Сергей Иванович закашлялся. – Что-то не так с моей жизнью, правда?Когда Дана вошла в палату, Градский открыл глаза. Она увидела два озера страха.
– Ты пришла…
– Здравствуйте, Серж. Что-то со здоровьем?
– Не надо, Дана… Не надо. Я знаю, что мне конец. Я хотел видеть тебя.
– Я знала, что вы догадаетесь.
– Ты умная девочка. – Сергей Иванович прислушался к себе. – Ты ведь хотела, чтобы я догадался? Назвалась именем погибшей дочери, но только полным, никаких ласкательных форм, да? Потому что ее ты звала Аннушкой, и тебе было бы невыносимо слышать это от меня, да?
– Вы все правильно поняли.
– Тот смуглый красавчик, что передал мне папку с документами, – я вспомнил его. Я его знаю. Судьба иногда весьма зло шутит.
– Вы все правильно поняли. Но если вы думаете, что вид вашего умирающего тела будет преследовать меня остаток дней, то напрасно.
– Я на это и не рассчитываю. Почему ты не опубликовала компромат?
– Я решила, что с вашими деньгами вы отвер-титесь.
– И поэтому держала меня в напряжении, а когда я почувствовал облегчение, нанесла удар.
– Так я задумала. Или вы считаете, что это жестоко? Что вы можете сказать в свое оправдание?
– Ничего. – Градский кивнул на столик. – Возьми, это для тебя. Не бойся, я приготовил подарок до того, как понял, что к чему.
Дана открыла шкатулку:
– Лягушка?
– Я видел, она тебе понравилась. Возьми ее.
– Но…
– Послушай меня, пока я еще могу говорить. Знаешь, что самое страшное в этой истории? То, что я влюблен в тебя. Впервые в жизни мне довелось влюбиться в женщину, которая меня ненавидит. В женщину, чью жизнь я разрушил, убив ее близких. Наверное, любовь была послана мне в наказание – чтобы я оглянулся на свою жизнь. Я оглянулся, и ты знаешь, что я увидел. Я совсем не придавал значения тому, что натворил. Думал, я такой, как все. Это удобно. Только однажды начинаешь понимать: с каждого спросится по делам его. С каждого по отдельности.
– Очень трогательно.
– Я знаю, что ты не веришь мне. Это понятно. И если для того, чтобы ты меня простила, тебе нужна моя жизнь – бери ее. Она твоя.
