Энн Стюарт - Красив и очень опасен
— Если я и влюбилась, — решилась она, — то совершила большую ошибку.
— По-моему, Кэсси, это обычное дело, — задумчиво промолвила Франческа. — Насколько я могу судить, любая влюбленность — ошибка. Достаточно мою мать вспомнить. Страшно даже представить, как она всякий раз влипает. Кстати, ты знаешь, дядя Эмберсон всерьез опасается, что Ричард тебя убьет.
Кэсси закусила губу.
— Генерал очень озлоблен.
— А можно ли его за это винить? Бедняга ведь потерял дочь и внучат, естественно, что он жаждет мести. Нам, итальянцам, это понятно как никому.
— Ты вообще-то наполовину американка, — напомнила Кэссиди.
— А вот Шон так вовсе не считает, — возразила Франческа. — По его мнению, я — наполовину итальянка и наполовину ирландка. Гремучая смесь.
— Господи, мне и подумать страшно, что ты уже выросла, — вздохнула Кэссиди.
— Слава богу, я созрею только через пару лет, — засмеялась девочка. — Мы, Финаньери да Римини, расцветаем поздно. — Она немного помолчала. — Кстати, что ты все-таки собираешься предпринять по поводу этого Ричарда Тьернана?
— Ничего, — пожала плечами Кэссиди.
— Но как ты считаешь — он их убил?
Перед мысленным взором Кэссиди всплыли поразительные глаза Ричарда, его удивительно красивые руки, пальцы, сжимающие стакан виски. Словно наяву она слышала его чуть охрипший голос, вспоминала страшные слова.
— Не знаю, — промолвила она, но тут же подумала, что обманывает себя. Увы, Ричард сам сказал ей правду. Франческа кивнула.
— Да, грустная история, — сказала она. — Я уж просто из кожи вон лезу, чтобы хоть как-то приободрить дядюшку Эмберсона. Со мной он хотя бы смеется. Говорит, что я ему почти заменяю дочь.
Кэссиди внимательно посмотрела на сестренку. Худенькая, угловатая, совсем, казалось бы, ребенок, но не по-детски умная и наблюдательная. Внезапно ее охватило совершенно необъяснимое беспокойство. Как ни старалась Кэссиди, она так и не поняла его причину. Впрочем, успокаивала она себя, события последних дней не могли пройти бесследно для ее душевного состояния.
— Ты знаешь, что Шон серьезно болен? — спросила она, меняя тему.
— Да, — ответила Франческа. — Именно поэтому я и настояла на своем приезде сюда. В противном случае я бы наверняка задержалась в Милане, чтобы хоть немного насолить мамочке и Карло. При мне ей неудобно строить глазки своим молокососам.
— Франческа, ты просто чудовище! — смеясь, всплеснула руками Кэссиди.
— Вот и мамочка так говорит. Скажи, Кэсс, он умирает? — Вопрос был задан столь внезапно, что Кэссиди не успела соврать.
— Видимо, да, — сказала она.
— И скоро?
— Наверное.
В комнате воцарилось молчание. Когда наконец Франческа подняла голову, в глазах ее стояли слезы.
— Но ведь он так хорошо выглядит! — воскликнула она.
— Да, милая, — со вздохом ответила Кэссиди. — И хоть за это мы должны быть благодарны господу. Кто знает, а вдруг врачи ошибаются? Они ведь нередко ставят неверный диагноз. Хотя Мабри в это не верит.
— Дядя Эмберсон говорит, что это Ричард Тьернан сводит папу в могилу. И что смерть Шона будет на его совести, как и убийства других людей.
— О нет! — с жаром воскликнула Кэссиди. — Как раз Ричард папу вдохновляет! Придает ему сил и воли к жизни. Возможно, ты и не знаешь, Франческа, но Шон стал совершенно одержимый, он живет только своей книгой. Не знаю, что бы сейчас было с ним, если бы не Ричард и не работа. Для него ведь именно это главное — успех и работа.
— Ну да, а на родных детей наплевать, — со вздохом закончила Франческа. — Хотя мы ведь с тобой все равно его любим. Правда, Кэсс?
— Ну конечно, милая, — улыбнулась Кэссиди. — Как, кстати, и он нас, хотя и в меру своих возможностей.
Франческа снова вздохнула.
— До чего жаль, что у меня не такой папа, как дядя Эмберсон, — с чувством промолвила она. — Заботливый, внимательный к моим нуждам, готовый преследовать врагов до последнего вздоха.
— А вот мне вовсе не кажется, что он такой великолепный. И зачем тебе надо, чтобы кому-то понадобилось за тебя мстить? — сухо промолвила Кэссиди. — Разве тебе хочется оказаться изувеченной или — не дай бог! — убитой? — Она пыталась хоть таким образом повернуть их беседу в разумное русло.
— Да я толком и не знаю, — призналась девочка. — Мне всего тринадцать, и голова забита романтическими бреднями. Не говоря уж о том, что в моих жилах течет половина итальянской крови, а половина — ирландской.
— Американской, — снова поправила Кэссиди.
— В том смысле, что мне вовсе не улыбается перспектива оказаться в больнице с переломанными костями или тем более сыграть в ящик. А вот мысль о некотором… хм, сексуальном насилии приятно будоражит кровь, — призналась Франческа с неподражаемым простодушием.
— Боюсь, что, привыкнув к самостоятельности и независимости, ты найдешь генеральскую любовь довольно навязчивой, — заметила Кэссиди.
— Увы, вполне возможно, — вздохнула Франческа. — Эх, как мне хочется, когда я вырасту, стать похожей на тебя, а не на мою мамашу!
— Мы с твоей мамой совершаем одинаково дурацкие ошибки, — призналась Кэссиди.
— Не совсем. Мамочка выбирает мужчин, которые без конца ей льстят и всячески тешат ее самолюбие; с ними она чувствует себя моложе и красивее. Но на риск она никогда не пойдет, даже ради меня.
Кэссиди натянуто улыбнулась.
— Тогда как я стараюсь избегать мужчин, а не выбирать их, да?
— Нет, ты просто не умеешь выбирать правильно. — Франческа лукаво заулыбалась. — Господи, до чего же мне не терпится познакомиться с Ричардом Тьернаном! Я просто сгораю от нетерпения.
В это мгновение в дверь их комнаты забарабанили так громко и нетерпеливо, что сердце Кэссиди тревожно екнуло, предчувствуя беду. Франческа уже шагнула, чтобы открыть, но не успела — дверь распахнулась, и они увидели Мабри. Лицо ее было белым как полотно, по щекам катились слезы.
— С вашим отцом совсем плохо, — давясь от слез, промолвила она. — Вызвали «Скорую», но, боюсь… уже поздно.
* * *Сидя в самолете, Ричард закрыл глаза и устало откинулся на спинку кресла. Все кончено, он сжег за собой все мосты. В последние дни перед разлукой он беззаботно играл с детьми. Они даже не заподозрили, что сердце его разрывается от горя.
Дети спрашивали про Кэсси, и ему пришлось обмануть их. А куда деваться? Детям было с ней хорошо, и она могла бы их спасти, но, увы, сбежала. Не выдержала последнего испытания.
Не мог Ричард, да и не должен был винить ее за это, но горькое разочарование не покидало его. В его жизни не оставалось места для сострадания и прощения. Ради детей он готов был пойти на любые жертвы, а Кэссиди в конце концов предала его.
