Дженнифер Хеймор - Греховный намек
Гарет чувствовал себя так, словно дракон схватил его, пожевал и выплюнул. Он едва мог поднять веки, а когда поднял, оказалось, что перед глазами все двоится. Гарет прищурился. Но увидел только смутную фигуру, нависавшую над ним и рычавшую так громко, что он наконец сообразил, кто перед ним.
Кузен!
– Да успокойся ты, – говорила Тристану тетя Бертрис. – Сегодня еще рано его поднимать.
– Что он здесь делает? – прохрипел Гарет.
– Я пришел помочь.
– Мне не нужна помощь.
Гарет хотел повернуться на бок и снова заснуть, но его схватили за плечо.
– Немедленно просыпайся! – крикнул Тристан. – И соберись с мыслями!
– Да-да, тебе они понадобятся, – подхватила тетя Бертрис.
Гарет долго моргал, пока наконец из тумана не выплыли лица тетки и кузена.
– Зачем? – пробормотал он. – Что-то случилось?
Тут он вдруг вспомнил, что не видел Софи, когда незнакомый доктор лил на него холодную воду – совершенно варварское, болезненное и гнусное лечение. Но доктор обрадовался, когда он пришел в себя. А потом слуги согрели его, отнесли в постель и обложили нагретыми кирпичами. Интересно, сколько времени прошло с тех пор? Он, кажется, просыпался раз-другой… и постоянно видел рядом Миранду. Сначала она звонким голосом читала ему «Путешествия Гулливера», а потом просто держала за руку и болтала ни о чем.
– Да, кое-что случилось, – ответила тетушка.
А Тристан обнял его и усадил, подложив под спину подушки.
Мысли Гарета путались, но он наконец вспомнил, как повсюду искал Софи, а потом… О Боже, безумие вновь им овладело.
Он застонал и прикрыл глаза рукой, когда Тристан отдернул занавеси и в комнату ворвался солнечный свет, резавший глаза до боли.
Но вскоре тетя Бертрис все объяснила, и он заставил себя перекинуть ноги через край кровати.
ФИСК! Это слово звучало у него в голове при каждом ударе сердца.
Фиск напал на Софи. Пытался ее убить. Сбежал с Ребеккой. Лгал насчет своей семьи и наследства от дяди. Обворовывал его, Гарета. Подслушивал. Подсматривал. Нанял актера, выдававшего себя за доктора, и тот впервые заговорил о безумии. Распространял слухи. Травил его опиумом. Заставил усомниться в собственном здоровье.
– Нет, – прошептал Гарет, – Фиск мой друг. Это невозможно. Поверить не могу.
– Тебе лучше поверить, мальчик. Фиск везет Бекки в Шотландию, а Софи, вся в синяках и порезах, с раной на голове…
– Но почему он…
– Месть, – со вздохом пояснил Тристан.
Взгляд Гарета обратился на кузена, сидевшего перед камином.
– Месть? Но…
– Его брат-близнец погиб при Ватерлоо, и Фиск винит в этом тебя.
– Почему именно меня?
Гарет не помнил событий того дня, но знал, что всего лишь выполнял приказы, исходившие от командующего.
– Фиск считает, что ты намеренно подвергал их опасности. Называл себя и брата «посланными на заклание агнцами». Так он писал своей матери.
– Боже! Я ничего не помню! Когда речь заходит о Ватерлоо, у меня словно провал в памяти.
– Фиск ненавидит тебя, Гарет. Считает, что ты заслужил несчастье и бесчестье, и он делал все, чтобы манипулировать тобой, чтобы разрушить твою жизнь, а самому обогатиться путем мошенничества и воровства и одновременно выглядеть героем.
– Только не для Софи, – пробормотал Гарет. – Она с самого начала не доверяла Фиску.
Но почему он не слушал ее? Какой же он идиот!
– Фиск состоит в дальнем родстве с каким-то баронетом, – продолжал Тристан, – и потому считает, что достоин лучшей жизни. Это объясняет, почему он обворовывал тебя и так ревностно ухаживал за Бекки. Когда же Фиск понял, что Софи его разоблачила, он решил, что еще успеет заполучить деньги Бекки, – потому и везет ее в Шотландию.
Гарет невольно вздохнул. Ему следовало все это понимать, но он был слепым глупцом.
– Так где же сейчас Софи?
– Гонится за ним, – процедил Тристан.
Гарет с удивлением уставился на кузена:
– За ним? Как это?..
– Взяла с собой конюхов и горничную и пытается его перехватить.
– Но почему, черт возьми, она не позвала кого-нибудь, чтобы…
– Она боится, – перебила тетя. – Боится, что слухи о побеге и бесчестье Бекки распространятся по всей Англии. Поэтому она и решилась на отчаянную попытку спасти репутацию Бекки.
– Встретившись с человеком, который пытался ее убить?! – в гневе закричал Гарет.
– Она не собирается с ним общаться. Просто хочет убедить Бекки вернуться.
Гарет встал с кровати, вынуждая ноги не дрожать.
– Я должен ехать за ними.
– Софи нуждается в нас обоих, так что поедем вместе, – заявил Тристан.
Гарет не сразу, но все-таки кивнул. Заставив свое налитое свинцом тело двигаться, он подошел к гардеробу и вытащил оттуда первое что попалось на глаза. Тетя Бертрис извинилась и ушла, оставив мужчин наедине.
Стараясь сохранять хотя бы относительное спокойствие, Гарет натянул чулки. Он все еще не мог привыкнуть к мысли о том, что верный друг на самом деле оказался врагом. Если бы один только Тристан рассказал ему все это, он не поверил бы. Но тетя Бертрис утверждала то же самое… Так что ничего не поделаешь. Придется принять все, что он сейчас услышал, хотя внутренний голос твердил, что он по-прежнему находится во власти безумия, и именно поэтому все происходящее не имело смысла.
– Мы будем менять лошадей как можно чаще, – предупредил Тристан. – Я уже пробыл в пути несколько дней, но все равно придется скакать всю ночь. Фиск скорее всего нанял почтовый экипаж, а Софи едет в дорожном. Я уверен, что она будет менять упряжки и не остановится в гостинице на ночь. Боюсь, она первая их догонит.
– Попытаемся этого не допустить, – проворчал Гарет. Сердце его сжалось при мысли о том, что Фиск пытался убить Софи. И именно он в этом виноват. Он принял Фиска в своем доме, безгранично ему доверился и…
Тут на него вдруг нахлынули воспоминания, и он замер, забыв о бриджах, которые держал в руках.
– У меня крайне неприятная реакция на опиум, – пробормотал Гарет.
– Что?.. – Тристан нахмурился.
Гарет закрыл глаза… и увидел сражение – только не Ватерлоо, а другое. В том бою он получил удар в руку. Раны не было, но рука распухла, и доктор дал ему настойку опия, чтобы унять боль.
– В битве при Катр-Бра доктор дал мне настойку опия от небольшого ушиба. Наутро я ничего не помнил. Но сэр Томас сказал, что я вел себя как безумец – бушевал, срывая зло на окружающих. Только на следующий день я смог приступить к своим обязанностям.
