Патриция Гэфни - Лили
Лили подумала, что в ответ на это можно было бы сказать многое, в том числе и весьма неприятное. Но она промолчала, продолжая сжимать в руке манок для птиц.
– Впрочем, то же самое можно было сказать и о миссис Хау, – заметил Дэвон, словно услыхав ее мысли. – Оказывается, деловые качества – не единственное, на что следует обращать внимание при найме людей на работу. Мне этот урок нелегко дался, и все равно… он не освобождает меня от ответственности за тех, кто находится у меня в подчинении.
Впервые за все это время она посмотрела на него внимательно, даже пристально. Видно было, что ему неловко до крайности: он стоял, стиснув руки за спиной, яростно хмурясь и глядя куда-то ей в ноги. Ее осенило, что он пытается принести извинения. Эта мысль просто сразила Лили. Дэвон Дарквелл просит прощения! Она ощутила сильнейшее желание прийти ему на помощь.
– Не хотите ли присесть? – предложила она. Дэвон огляделся в поисках стула.
– Здесь, – уточнила Лили, разглаживая одеяло между своей ногой и краем постели.
Она почувствовала на себе его изумленный взгляд, но не подняла глаз от собственной руки, похлопывающей по кровати. Дэвон не спеша опустился.
Прошла минута, и она уже начала опасаться, что вновь наступает очередное тягостное молчание. Он сел, повернувшись боком к ней и подогнув колено. Она могла бы коснуться его, протянув руку. В поисках новой темы для разговора Лили уже решила было упомянуть о наступившей на днях необычайно прохладной погоде. Но тут Дэвон заговорил сам:
– Миссис Хау обкрадывала меня. Лили. Я узнал об этом вчера, когда стал проверять расходы на домашнее хозяйство. Она платила лавочникам малую часть того, что брала с меня, а разницу клала к себе в карман. К примеру, выставляла мне завышенный счет за питание для слуг, а сама кормила их по дешевке гнусной бурдой, как мне стало известно. Это была одна из самых выгодных ее махинаций. То же самое с припасами: мыло, постельное белье, одежда – за все это она брала с меня деньги, а потом взимала плату со слуг у меня за спиной.
Лили взглянула на него с растущим чувством облегчения. Раньше ей казалось, что ему отлично известно о жалком положении слуг и о жестокой скупости миссис Хау. Она думала, что экономка действует по его прямому указанию или, по крайней мере, с его согласия. Узнав, что это не так. Лили обрадовалась несказанно, у нее точно камень с души свалился, но в то же время ей почему-то захотелось плакать. Однако не успела она сказать ни слова, как он вновь заговорил сам, причем его лицо потемнело от гнева:
– Мне жаль, что они уехали – миссис Хау и ее ублюдочный сынок. Были бы они здесь. Богом клянусь, я бы… – Дэвон замолчал, подавив в груди какое-то рвущееся наружу чувство. – То, что произошло… – продолжал он с тяжелым вздохом, – это моя вина. Если бы я мог… что-то изменить… – И он опять умолк.
Чувствуя, как жгучие слезы подступают к горлу, Лили заглянула в его полные горечи глаза. Угрюмые складки по углам его рта побелели от напряжения. Ей хотелось провести по ним пальцем, чтобы успокоить его.
– Не надо так говорить, – прошептала она. – Вы же ничего не знали.
– Верно. Я ничего не знал. В этом мое преступление, а не оправдание.
– Но ведь теперь все в порядке!
Ее сочувствие только подстегнуло его.
– Вовсе нет. Тебя могли убить, изнасиловать или искалечить так, что…
– Но ведь этого не случилось. А вы…
– Это могло случиться.
– Дэв…
Она запнулась, произнося его имя. У нее больше не было права называть его так. Оба замкнулись в неловком молчании, не смея взглянуть друг на друга. Но Лили не могла удержаться и робко протянула ему руку. Едва касаясь, она положила пальцы ему на запястье, просто чтобы утешить его, успокоить и немного успокоиться самой. Ее глаза закрылись сами собой, она ощутила новую черную волну подкрадывающегося сна.
– Лили, – сказал Дэвон, наклонив голову, – я не могу просить тебя о прощении. Я только хочу, чтоб ты знала, как я раскаиваюсь. Мне очень, очень жаль.
Он продолжал говорить тихим, взволнованным голосом, но, сколько она ни старалась, смысл его слов ускользал от нее все дальше и дальше. Наконец Лили решила, что надо честно предупредить его.
– Дэвон, прошу вас, не надо больше ничего говорить, я засыпаю.
– Как?
Казалось, он немного обижен.
– Лауди заставила меня выпить последнюю порцию настойки опия как раз перед вашим приходом. У меня глаза слипаются. – Это было правдой, она говорила с ним, не открывая глаз. – Не знаю почему, но чувствую, что вы ждете от меня осуждения, а не прощения. Но я не могу вас осуждать, это… – тут Лили широко зевнула, едва успев поднести руку ко рту, чтобы прикрыть зевок, – не в моей натуре. То, что случилось, конечно, ужасно, – продолжала она сонным голосом, – но теперь всему этому пришел коней. Я поправлюсь. Хорошо, что вы все поняли и что вы сожалеете… – она попыталась открыть глаза, заслышав, как он презрительно и нетерпеливо фыркнул, но не сумела, – и спасибо вам за то, что вы мне все сказали. А теперь…
Что теперь? Об этом она не имела ни малейшего понятия и не в силах, была даже думать.
– Теперь мне придется уснуть.
Ее рука разжалась, да так и осталась лежать у него на колене. Дэвон взглянул на нее со слабой улыбкой, с трудом пробивающей себе дорогу сквозь привычный для него мрак. Это была его первая улыбка за долгое время. Он взял ослабевшую руку Лили в свои, внимательно изучая загрубевшую ладонь, длинные изящные пальцы. Ему пришлось подавить смешок, когда она тихонько всхрапнула. А потом, не просыпаясь, она спрятала руку под щеку и осторожно повернулась на бок.
– Спокойной ночи, Лили, – проговорил Дэвон обычным тоном.
Ничего. Даже ресницы не дрогнули. Она крепко спала.
– Милая Лили, – прошептал он и, не удержавшись, запечатлел на ее щеке легкий поцелуй.
Еще минуту он стоял у постели, любуясь спящей девушкой, потом задул догорающую свечу и вышел, тихонько закрыв за собой дверь.
Глава 16
– Ты готова?
Лили удивленно вскинула голову:
– Нет, я… А к чему я должна быть готова? Разве мне не ведено…
– К встрече с Клеем. Я ему обещал зайти за тобой.
– Вот как.
Дэвон, щурясь, вошел в комнату. В ночной рубашке и ковровых домашних туфлях Лили сидела в пятне солнечного света перед раскрытым окном, занятая шитьем. Широченный кусок ткани горчичного цвета и непонятного назначения лежал у нее на коленях, свисая до полу и складками ложась у ног. В льющихся из окна столбах солнечного света ее волосы пламенели, а зеленые крапинки в серых глазах, обычно приглушенные, светились изумрудом. Но больше всего его ослепила ее улыбка. Он невольно улыбнулся в ответ. С полминуты оба, позабыв обо всем, смотрели друг на друга, улыбаясь и не говоря ни слова.