Владимир Купрашевич - Архивариус, или Игрушка для большой девочки (переиздание)
– Господи! – взмолилась Ксюша, таращась куда-то в верхний угол комнаты. – Ну, не мучай же ты меня!
Впервые за все жуткие минувшие дни она зарыдала в голос,
уткнувшись лицом в подушку и, молотя кулачком по соседней, на которой лежала, когда-то, голова ее мужа.
Из дома Ксения не выходила больше недели. Даже когда кончились продукты, она еще сутки не могла перешагнуть порог. Никого не хотелось видеть. Иногда кто-то звонил в дверь, но она даже не интересовалась, кого принесло. Люди как-то странно ведут себя в таких ситуациях, считают, что оставлять в одиночестве попавшего в беду не следует, и утомляют и раздражают и без того вымученную душу… Ксения зашторила все окна, и полумрак помещений помогал ей отрешится от внешнего мира.
Измотавшие ее мысли, воспоминания, сомнения отошли, и теперь состояние больше напоминало бессознательное. Встряска, которую Ксюша получила от своего организма вызванная, как она понимала, переходом от чрезвычайного утомления к расслабленности больше не повторялась в такой крутой форме, но Ксения, напуганная тем эпизодом, старалась лежать на дне без лишних движений – не включала телевизор, не касалась книг и журналов. Состояние отрешенности устраивало ее все больше и, чтобы его как-то закрепить, Ксения попыталась прибегнуть к помощи алкоголя (в холодильнике оставалось немало водки) но быстро усвоила, что это ошибка. Опьянение не стабилизировало, а, напротив, разрушало состояние покоя и Ксюша, почувствовав, что после каждой рюмки все больше сползает к сентиментально-слезливому настроению, оставила это дело. Попробовала курить (где-то прочла, что никотин притупляет сексуальные фантазии), но запах сигаретного табака, хоть вроде и непохож на запах сигарного, вдруг привел к противоположному результату– стал возвращать ее в комнатку с низким потолком, мягким полумраком, в котором едва вырисовывалась старинная мебель, ковер, с изображением монастыря, разбросанной постели, к ласковым, сводящим с ума прикосновениям рук
любящего мужчины, вероятно, потерянного ею навсегда, но сейчас воспринимавшегося как соль на рану.
Пришлось прибегнуть к контраргументам – Ксения выставила на видные места предметы, напоминающие об Андрее, начиная с фотографии на телевизоре и до его чайной чашки на кухонном столе (большую часть его вещей, включая форменную одежду его родители увезли с собой)… В сочетании со снотворным это еще как-то помогало.
Когда голод все же вынудил ее открыть дверь на очередной, наиболее настойчивый звонок, Ксюша увидела за порогом своих подруг. Обе долго разглядывали ее, словно не узнавая.
– Одни глаза остались, – отметила Ольга. – Не у тебя ли наши придурки?
Когда до Ксении дошло, что объектом их забот была вовсе не она, а собственные, вероятно, загулявшие, мужья, она с трудом разлепила склеившиеся губы:
– Я никому не открывала.
– Так к тебе, уже не первый раз приезжают, чтобы помочь переехать. Наверное, сегодня снова будут. Грузовичок, такой, маленький, как иностранный…
– Газель, – подсказала более осведомленная в технике Ольга, бегло, как будто с недоверием, продолжая осматривать помещение.
Ксюша поняла, что подруг, даже таких условных, как эти, у нее больше не будет, поскольку она представляет теперь для окружающих реальную опасность. Молодая, красивая, свободная…у кого из мужиков от мыслей о ней что-нибудь не шевельнется. В определенном месте.
Игорь и Толик, как на грех, нарисовались тут же – принесла нелегкая. Оба навеселе, в гражданской одежде…
– Ну, ты даешь, однако. Мы уж думали, не случилось ли чего? – громогласно и некстати сияя радостной улыбкой, обратился к ней Игорь, протиснувшись между, выпятившими груди, патрульными.
– Ничего я не даю, – тихо, но выразительно продекламировала Ксения.
Не спрашивая разрешения, приятели прошли на кухню, устроились у стола.
– Ну, ты что…не в монастырь же, – продолжал неугомонный Игорь, скользнув взглядом по фигуре Ксюши. – Каждый из нас может…
Она стояла в дверях кухни, закутавшись в черную длинную шаль, чуть не до пят, исхудавшая, чуть живая на фоне крепких щекастых девиц, их жен, и никак не подходила на роль соблазнительницы. Такая фантазия в эту минуту могла родиться только в опьяненном мозгу, или воспроизвестись, как навязчивая идея маньяка.
– А чего это вы сюда явились? – не выдержала Катерина. – Кабак это вам, что ли?
Выражение лица Ольги соответствовало настроению подруги.
– Ну, мы, это…, – Толик поднял над столом полиэтиленовый цветной пакет, вероятно, с провизией. – Помянуть…ведь друг же… Правильно Игорь сказал, каждый из нас может оказаться на его месте.
– Какие поминки?! – возмутилась уже Ольга. – До сорокового дня еще неделя!
– Да нам то что, какой день, – отмахнулся Толик. – Она же сидит здесь…ни крошки во рту…одна кожа и осталась и, потом
нас командор прислал!
– Да! – спохватился Игорь. – Справиться о состоянии и помочь с переездом. Скоро телега придет.
– Да пусть пьют, – усталым голосом решила Ксюша. – Только я не буду. Съем если бутербродик… Возьмите водку там, в холодильнике… Садитесь девочки с ними.
Приятели быстро организовали застолье, безошибочно ориентируясь в шкафах и ящиках кухонного гарнитура (словно и в самом деле были здесь завсегдатаями, подлый народ!).
Подруги, со свирепыми лицами присели рядом с мужчинами, не дожидаясь их приглашения. Все, кроме Ксюши, выпили.
Сама хозяйка, прожевав бутерброд и запив его холодным
несладким чаем, задумчиво уставилась на Игоря.
– А монастырь, это мысль хорошая… Никого бы не видеть…
«Особенно вас» вслух не прозвучало, но явственно повисло в воздухе.
За окном заурчал и замолк мотор автомобиля, а через минуту в дверь позвонили.
– Ну вот, – торжественно объявил Игорь. – Это за тобой.
Ксения открыла дверь. Двое молодых матросиков за порогом объявили о готовности к погрузке вещей. Она кивнула головой и открыла дверь пошире. Вещей было не много. Из мебели – шкаф, кровать и два стола со стульями… Уже через полчаса она обвела взглядом жилище, к которому почему-то не испытала той ностальгии, которую мы, на фоне воспоминаний о пережитых здесь горестях и радостях, переживаем, когда снимаемся с насиженного места. Может быть, потому что радостей было немного? Или вообще не было? Но по чьей вине?… Ощущалась лишь какая-то пустота, размером с освободившуюся от знакомых предметов комнату.
Игорь с Толиком при погрузке проявили усердие, которое не могло остаться незамеченным. «Подруги» с мрачными физиономиями следили за ними и Ксенией, потом, видимо, осознав нелепость своего бездеятельного положения, тоже приняли участие в работе – одна принесла горшок с давно засохшим цветком, другая табурет с отвалившейся ножкой, который Ксения хотела оставить.
Когда все вещи были уложены и «мужья» выразили готовность придти и на разгрузку, Ксения, предварительно убедившись, что подруги стоят за углом кузова и должны ее слышать достаточно громко поблагодарила их за заботу и сказала, что мальчики вполне справятся с делом. К тому же, по русской традиции, первой порог жилища, должна перейти кошка, а их ноги удачи определенно не принесут и хорошо, если бы они его вообще не переступали. Как она не пыталась смягчить ультиматум – прозвучало достаточно резко, но мужики, включившись в ситуацию, не обиделись, а Игорь даже многозначительно подмигнул ей в знак понимания. Придурок явно решил, что она с ними заигрывает.
Квартира оказалась на первом этаже. Уютная, с удобной планировкой, малогабаритная, двухкомнатная. Ее это немного удивило. Зачем ей две комнаты? Была и еще одна особенность. Дом находился в черте города. Все окна квартиры выходили в большой сквер с еще молодыми деревьями и кустарниками. Другие дома отстояли от того где поселилась Ксения, на расстоянии достаточно большом, чтобы бесконечная публика глаза не мозолила и в то же время чтобы не чувствовать себя в ссылке. Добровольная изоляция и навязанная имеют существенное различие.
После переезда Ксению беспокоили еще реже, но «любимые» подруги, некоторое время спустя, все же нарисовались. Глазами по углам больше не шарили. Видимо мужички в плавании. Принесли бутылку портвейна, но Ксюша пить отказалась, сославшись на проблемы со здоровьем. Посидели, «почесали» языки о политике, потом на бытовую (о мужиках ни слова) и простились с хозяйкой, но у самого порога Катерина обернулась к Ксении и огорошила ее предложением.
– У меня, оказывается, здесь есть дальняя родственница в местном монастыре. Я рассказывала о тебе. Не хочешь с ней пообщаться? Она там, на грузовичке заруливает, может подкатить, когда хочешь.
Ксюша усмехнулась, и Катя отвела глаза.
– Пусть приходит, – согласилась молодая вдова. – Я всегда дома и всегда свободна.
Закрыв за сучками дверь, Ксения подошла к зеркалу и
всмотрелась в свое изображение. Монашеское одеяние ей, пожалуй, пойдет, черный цвет ей к лицу. Не пришлось бы, потом, подругам дежурить у стен монастыря… Изменились девочки. Когда Ксения только появилась на базе, они взялись учить ее жизни в непривычных условиях. «Маленький любовник» появился у нее по их же совету – жене моряка такая штука просто необходима (командование могло бы выдавать как инвентарь). Сами они не чуждались и настоящих (Ксения компании им в этом никогда не составляла) и подвигов своих от нее не скрывали. Сейчас же демонстрируют чудеса целомудрия.
