Виктория Угрюмова - Стеклянный ключ
— Та ну! — отмахнулась Жанночка.
— Вот и расхлебывай теперь свое «та ну»! Смотри, как бы это «та ну» не превратилось в «Спасите, тону!». А как она к тебе относится?
Девушка подумала прежде, чем ответить. Ей хотелось к чему-нибудь прицепиться, обругать нежданную соперницу, но повода, сколько она ни вспоминала, не обнаружила.
— Подчеркнуто хорошо, — признала наконец Жанна. — Всегда милая, всегда очаровательная. Эдакая добрая старшая сестричка, которая очень хорошо помнит, что Сержик мой. Всем своим видом показывает, что не претендует на него. — И добавила нарочито громким шепотом: — Ну а если кто не спрятался, я не виноват.
— «Носорог подслеповат, — процитировала Ковальская известный афоризм, — но при его весе это уже не его проблема». — Жанна расхохоталась. — Ну что, я ее хорошо рассмотрела. Зрелая красота называется, полновесная. И у тебя против ее прелестей есть только один беспроигрышный козырь — молодость. Вот с него и ходи. Сделаем так: ты обязательно пригласишь ее на вечеринку, типа семейную там, самые близкие друзья, трали-вали… И зови всех Сереженькиных пацанов, которые на тебя делают стойку.
— Да из его «пацанов» уже песок сыплется, — хихикнула подружка.
— Неважно, — отмахнулась Алина. — Ты же не замуж за них собираешься? И варить тоже не будешь. Важно, чтобы ты была королевой бала. И только к себе, никаких кабаков, ночных клубов, кафешек.
— Почему?
— По кочану… — не стала церемониться Ковальская. — Потому что знаешь, где любят играть футболисты? На своем поле. Это ж какое преимущество — на своей территории. Так, собирайся, идем в парикмахерскую.
* * *К обеду следующего дня в «Симпомпончике» случились чуть ли не национальные торжества с массовыми гуляньями — за своим любимым столиком важно восседала Татьяна, а вокруг нее носились две счастливые официантки, и повар приветственно махал, выглядывая из дверей кухни, и светилась от удовольствия Маргоша, отложившая по такому случаю свой неизменный кроссворд.
— Снова куда-то пропали на тысячу лет, — укорила она Тото. — А без вас так грустно.
— У меня грудной енот, Маргоша, если вы помните, — отвечала та. — А воспитание енота требует всех без остатка сил. И времени.
Официантка засмеялась:
— Что нести — мартини или «Маргариту»?
— Сегодня — «Маргариту». Мне бы еще к ней Мастера. А почему нет? — И Тото набрала номер Андрея. — Добрый день. Это я. Просто захотела услышать твой голос и поцеловать.
— Хорошо, что ты позвонила, — ответил счастливый голос, — а то я уже волновался. Я тебя целую. Слушай, я тут прохожу мимо целой выставки цветов. Ты какие хочешь?
— А что там есть? — уточнила она. — Выбери на свой вкус.
В окне кафе показалась Машка, нагруженная раздувшимся от бумаг портфелем и увесистым пакетом, в котором — Тото могла кружку пива прозакладывать — тоже находились папки с многочисленными документами.
А Андрей в эту минуту застыл посреди улицы, привлекая внимание всех встречных, которым было отчего-то легко и приятно на сердце при виде столь явно влюбленного молодого человека. Он выглядел таким счастливым и так забавно пытался периодически поцеловать свой мобильный. Пожилая пара, шедшая прямо на него с насупленными лицами и не разговаривавшая между собой, внезапно заулыбалась, расцвела. Мужчина обнял свободной от авосек рукой супругу, поцеловал ее в сморщенную, как печеное яблочко, щеку. Она подняла на него синие-синие влюбленные глаза.
— Тогда я дарю их тебе все. Все! — кричал Трояновский. — И еще луну с неба. А еще я соскучился и хочу тебя видеть. Тетя Капа и тетя Липа тебя не выдают. Что делать? Только ничего не говори про папеньку, который страданиями утешается.
— Я тоже соскучилась, — призналась Тото. — Что-то придумаем. Я перезвоню вечером.
— Надо взять Полю и повести его гулять, — быстро сказал Андрей. — Мороженое есть или на каруселях кататься. А то совсем ребенок заброшенный.
Какой-то старичок одобрительно покивал головой, услышав такого молодого, но уже ответственного и заботливого «папу».
— Договорились. Целую тебя. Целую. — Тото выключила телефон и произнесла в пространство: — «Целую вечность целую тебя…»
— Ого! — сказала Машка вместо приветствия, плюхаясь возле подруги и немедленно подтягивая к себе ее бокал с коктейлем. — Пить хочу, как верблюд в бедуинской пустыне. А вот такой счастливой я тебя никогда не видела. Хотя счастливой я видела тебя очень часто.
— Честно? — удивилась Тото.
— А какой мне резон придумывать? — возразила подруга «дней суровых». — Слушай, вы уже на «ты»? Быстро же ты на этот раз решилась.
— Сколько же можно говорить обо мне, как о двоих? — уточнила Татьяна.
Машка скорчила хитрющую, страшно любопытную рожицу:
— Ну а главное? Что у вас уже было? Давай, давай, не томи душу, выкладывай.
— Целовались, — мечтательно ответила Татьяна.
— И все?! — возмутилась Машка, признававшая только радикальные методы. — Детский сад какой-то.
— Детский сад, — согласилась подруга. — И признаюсь тебе как на духу, мне еще никогда и ни с кем не было так, — она щелкнула пальцами, подбирая точное слово, — вкусно. У него кожа пахнет травой и молоком, а губы сладкие и…
— Какие?! — жадно спросила Марья.
— Поди разбери, — пожала плечами Татьяна. — То мягкие, то твердые. Но как хорошо! Машка! Я себя чувствую так, будто в десятом классе удрала с уроков с любимым мальчиком. Представляешь, даже голова кружится. И сердце колотится.
— У тебя?!
Татьяна развела руками, всем своим видом показывая, что и на старуху, оказывается, бывает проруха.
* * *Посплетничать всласть им не удалось.
— О! — недовольно сказала Машка. — Вон и твоя подруга топотит. Тебя не пугает такая близость с цыганским племенем?
Они не заметили, как молодой человек — обычный паренек, каких тринадцать на дюжину, в джинсах, футболке и черной кожаной куртке — откинулся на спинку своего кресла и явно прислушался.
— Меня мало что пугает, — откликнулась Тото, разглядывая приближающуюся гостью, ее ладную фигурку, каскад вьющихся мелкими колечками черных волос, золотое монисто, мелодично звенящее при каждом шаге, и яркую заметную юбку цвета луковой шелухи.
— Этого я и боюсь, — вздохнула Машка.
— Здравствуйте, красавицы! — широко улыбнулась цыганка, которую звали, как мы помним, Наташа, и, обращаясь к Марье, добавила: — Не косись на меня так испуганно. Чай не лошадь, чай не уведу.
— Еще чего, — хмыкнула та, стараясь держаться очень независимо.
— Не боишься, знамо. Только поджилки трусятся, — усмехнулась та. И, заметив Машкин взгляд, обращенный на ее звенящие браслеты и тяжелые золотые перстни, пояснила: — Первый взгляд незнакомого человека — самый опасный, а золото его на себя притягивает и всю отрицательную энергию гасит. Потому мы столько украшений и носим. Для защиты.
