Даниэла Стил - Похищенный
— Мистер Делони, вы били ее в ту ночь, когда погиб ваш сын?
Чарльз весь сжался от боли, но нашел в себе силы кивнуть.
— Да. Я в ту ночь буквально спятил от горя. Я увидел его тело… Подумал, как она могла допустить… Я хотел что-то изменить… Умереть… Я ее ударил…
Он никогда не сможет вспоминать об этом.
— И в результате побоев она потеряла нерожденного ребенка?
— Нет! — Отчаянно помотав головой, он опять посмотрел на нее. — Врач сказал, что ребенок был уже мертв, когда ее привезли в больницу. Плод погиб от переохлаждения. Но ей врачи этого не сказали…
Мариэлла не могла больше сдерживать рыданий. Только сейчас она узнала, что младенец был уже мертв. Она все время знала только то, что потеряла и второго ребенка в ту безумную ночь.
— Правда ли, что всю ответственность за смерть обоих детей вы возлагали на жену? — безжалостно продолжал Том Армур. Беа Риттер слушала их, вся дрожа, но она понимала, что эти вопросы необходимы для спасения Чарльза. Это как рана, которую нужно дезинфицировать, чтобы пациент остался жив.
— Да, — почти прошептал Чарльз Делони. — Да… Я был не прав… Это не ее вина. Но когда я это понял, было уже поздно.
— Вы убили бы ее в ту ночь, если бы могли?
— Нет! — в ужасе вскрикнул Чарльз. — Я не желал ей зла. Я хотел, чтобы больно было мне!
— Когда вы избивали ее, вас пришлось оттаскивать или вы остановились сами?
— Я сам опомнился. Оставил ее в больнице, сам уехал домой и пил всю ночь. Наутро я приехал в больницу, чтобы просить у нее прощения, но мне сказали, что она в хирургическом отделении, потому что только что потеряла ребенка. Я так и не увидел ее и не поговорил с ней.
Слезы катились по его щекам. Мариэлла плакала, пытаясь сдерживать рыдания.
— Вы были на похоронах вашего сына?
— Да.
— А ваша жена?
Он тряхнул головой, не в силах говорить. Потом сказал:
— Нет. Ей было плохо. Она все еще была в Женеве, в больнице.
Это была еще не клиника доктора Вербефа, о которой знали все присутствующие.
— Сэр, хотели ли вы впоследствии иметь других детей? — спросил Том, и Чарльз быстро ответил:
— Нет. Я больше не хотел иметь детей. Это одна из причин, почему я не женился второй раз. У нас был сын, и его забрали. Я решил, что теперь в жизни у меня останутся другие цели, что я буду писать о том, что мне представляется важным, воевать за то, во что верю. Мне нечего было терять. Если бы меня убили, никто не заплакал бы. Я мог свободно распоряжаться своей жизнью. Если бы у меня были жена и дети, это стало бы невозможным.
— Вы не завидуете тем, у кого есть семья?
— Нет, — спокойно ответил Чарльз, — никогда не завидовал. Я сделал свой выбор и не жалею об этом.
— Вы когда-нибудь хотели вернуться к жене?
— Да, — признался Чарльз. — Когда ее еще не выписали из лечебницы, я приезжал и просил ее вернуться, но она отказалась. Она сказала, что всегда будет чувствовать на себе ответственность за то, что произошло. Она не поверила, что я не стану больше ни в чем ее винить.
— Вы любили ее в то время?
— Да, любил, — сказал Чарльз, и в его голосе не было смущения.
— А она любила вас, как по-вашему?
— Думаю, что она тоже меня любила.
— А сейчас вы ее все еще любите?
— Да, — тихо ответил он. — И наверное, никогда ее не разлюблю. Но я понимаю, что судьбы наши разошлись. Думаю даже, что мы уже не принесем теперь счастья друг другу — — Чарльз посмотрел на Мариэллу и улыбнулся. — Мне представляется, что она не из тех женщин, которые могут быть счастливы в походных палатках, на войне.
В зале заулыбались. Немногих женщин обрадовала бы такая перспектива, но была среди них одна, которая последовала бы за ним на какую угодно войну, ночевала бы с ним рядом в каких угодно палатках.
— Когда вы в последний раз видели ее до встречи в декабре в соборе Святого Патрика?
— Почти семь лет назад.
— Вы, надо полагать, были взволнованы при той встрече?
— Конечно. Была годовщина смерти нашего сына, и встреча в церкви произвела на меня глубокое впечатление.
— Она была рада увидеть вас?
— Надеюсь, что да.
— Она дала вам понять, что будет ждать новой встречи с вами?
— Нет, — твердо сказал Чарльз. — Она сказала, что это невозможно, так как она замужем. — Это свидетельство прозвучало резким осуждением поведению Малкольма, который свил себе гнездышко около Бригитты. — Я не сумел ее убедить.
— Вы рассердились?
— Нет, но я был раздосадован. В тот день я мог думать только о нашем прошлом. Мы были счастливы тогда, поэтому я хотел снова ее видеть.
— Она рассказывала вам про сына?
— Нет, поэтому на следующий день, когда я увидел его, я был поражен. После встречи в соборе я провел страшную ночь и наутро был еще довольно пьян, так что я разозлился — почему она не сказала мне про ребенка. Мальчик понравился мне. И я наговорил много чепухи, вроде того, что она не заслужила такого ребенка. Мне кажется, что я ругал скорее себя, но тем не менее я повел себя отвратительно. К тому же, повторяю, я был в пьяном угаре.
— Вы угрожали ей?
— По-моему, да, — сознался Чарльз.
— Вы всерьез считали, что так и поступите?
— Нет.
— Потом вы позвонили ей и повторили ваши угрозы? Или вы звонили ей до того?
— Я не звонил ей.
— Вам случалось угрожать кому-либо насилием и потом приводить угрозу в исполнение?
— Никогда.
— А в этот раз? Мистер Делони, вы исполнили свои угрозы? — Том возвысил голос.
— Нет, я своих угроз не исполнял. Никогда я не смог бы причинить новую боль ей или ее ребенку.
— Вы похитили Теодора Уитмена Паттер; она, сына супругов Паттерсон, из дома его родителей в ночь на двенадцатое декабря прошлого года, или наняли кого-то другого, или вступили в сговор с кем-либо для приведения в исполнение этого замысла?
— Нет, сэр, я ничего этого не делал.
— Вы знаете, где находится мальчик?
— Нет… Мне очень жаль, я очень хотел бы это знать, но я не знаю.
— Правда ли, что через неделю после похищения ребенка в вашем доме нашли его пижаму и его игрушку?
— Правда.
— Как эти вещи к вам попали?
— Не имею представления.
— Можете ли вы предположить, как они попали в ваш дом?
— Не знаю. Думаю, мне их подбросили.
— Как вы думаете, зачем кому-то понадобилось это делать?
— Мне приходит в голову единственное объяснение: чтобы перед судом за это преступление предстал я.
— Можете предположить, кто это мог сделать?
— Не имею представления.
— У вас есть враги? Кто мог бы в принципе желать вам зла?
— Не знаю. Разве что генерал Франко. Раздались смешки.
— Вы коммунист, мистер Делони?
— Нет, — улыбнулся Чарльз, — я республиканец, по крайней мере, был сторонником Испанской республики. Скорее я просто свободомыслящий человек.
