Хищник - "РуНикс"

– Какой он со мной? – тихо спросила Морана, не сдержавшись.

Амара не смотрела на нее, не сводя глаз с облаков у них над головами, и слегка улыбнулась.

– Живой.

Морана почувствовала, как что-то пронзило ее сердце. Ток, разряд, что-то подобное.

– Иначе не скажешь. Поэтому я не верю, что он способен по-настоящему причинить тебе боль. Ведь, почувствовав жизнь, ее уже никогда не отпустишь, правда?

Нет. Не отпустишь.

Моране вспомнились слова, настойчиво сказанные им сегодня утром.

«Я причинил тебе боль?»

Неужели Амара права?

Морана задумчиво молчала.

– Ты мне нравишься, Морана, – Амара наконец посмотрела на нее решительным, но полным боли взглядом. – И я больше всего на свете хотела бы, чтобы ты стала моей подругой. Вот почему я считаю, что должна тебя предупредить. Зная Тристана, зная, почему он так лелеет свою ненависть к тебе, скажу, что он неизбежно причинит тебе боль. Не потому, что хочет, а потому, что не знает, как жить иначе. Он прожил двадцать лет, не испытывая ни капли теплых чувств ни к кому, кроме нас с Данте. Да и к нам всего каплю. Мы знаем это и принимаем. Ты уверена, что тоже сможешь?

Морана моргнула, а ее сердце забилось быстрее.

– О чем ты спрашиваешь, Амара?

Амара сделала глубокий вдох.

– Я хочу, чтобы ты поняла причины, Морана. Хочу как женщина, как твоя подруга, чтобы поняла, но еще потому, что, на мой взгляд, ты единственная можешь спасти Тристана от самого себя. Но для этого тебе нужно знать правду. Для этого тебе важно понять и принять, что будет очень непросто и самым большим препятствием на твоем пути будет сам Тристан.

У Мораны задрожали руки, и она глубоко вдохнула, размышляя над словами Амары.

– Узнав правду, ты начнешь понимать его иначе, Морана. Правда изменит все для тебя, но ничего не изменит для него. Ты все еще хочешь узнать?

Боже, какая неразбериха.

Знать или не знать, вот в чем вопрос.

Говорят, счастье в неведении. Прости, древний философ, но неведение – отстой.

Но как только Морана узнает, не будет пути назад. Не получится вернуться в прошлое. Как это изменит их взаимоотношения? Как это изменит отношения между их семьями? А если он решит избавиться от нее из-за того, что она узнала правду вопреки его желанию, что тогда?

Морана могла оставить все в прошлом и просто уйти.

Нет, не могла. Больше нет. Не сможет, пока не узнает о себе всю правду, о существовании которой даже не подозревала.

Ее внутренняя борьба, тревога, злость, любопытство – все сплелось в тугой узел прямо в груди, отчего становилось тяжело дышать и болело сердце.

Нутро скрутило, когда Морана закрыла глаза, сделала глубокий вдох и кивнула.

– Я хочу знать.

С этими словами она определила свою судьбу. И ничто уже не станет прежним.

С этими словами Морана откинулась назад и открыла глаза. У нее снова задрожали руки, когда Амара тихо, неспешно начала рассказ.

Глава 17

Страх

Тристан, 8 лет

Тенебра

Он был напуган.

Он не должен здесь быть.

Тристан знал, что нарушает правила, но все равно встал на цыпочки так высоко, как только позволяли маленькие пальчики. Он прижался невысоким тельцем к колонне и пытался заглянуть в обеденный зал огромного дома. Это было большое помещение с высокими лампами в каждом углу, ярко освещавшими пространство, и приставными столиками, расставленными возле стен. В центре комнаты стоял длинный коричневый стол с двадцатью стульями с каждой стороны и еще двумя во главе стола. Стены были сделаны из того же камня, из которого сложен сам дом и названия которого он никак не мог вспомнить, а шторы отливали темно-синим цветом. Тристану нравился этот цвет, и комната ему тоже нравилась.

Он бывал в этом доме всего дважды, и оба раза – когда босс устраивал какую-то вечеринку. Его мама помогала все организовать. Тристан очень хотел увидеть этот званый ужин, пока его отец защищал босса.

Тристану много раз говорили, что это очень важная работа. Поэтому мама всегда оставляла его поиграть в саду и никогда не пускала в дом. Оба раза, когда тайком пробирался внутрь, он бродил по огромным залам и убегал обратно из страха, что кто-то увидит его и пожалуется.

Тристан был достаточно взрослым, чтобы понимать: если эта жалоба однажды дойдет до босса, его ждут большие неприятности. Босс не убивал маленьких мальчиков (по крайней мере, насколько он слышал), но все равно наказывал их так, как считал нужным. Тристан не хотел, чтобы его наказывали.

Хотя ему случалось прокрадываться раньше, он уже очень давно не входил в этот дом. Ему правда следовало уйти, но ноги будто приклеились к полу, пока он смотрел в зал. Сперва он пробирался сюда из любопытства. Однако на сей раз сделал это ради информации.

Никто ничего ему не рассказывал, потому что он еще недостаточно вырос, чтобы ему говорили о делах взрослых. Но это не значило, что он не знал. Он знал. Он видел.

Слышал. Чувствовал.

Так много боли. Так много вины.

Его младшая сестренка пропала, и вина за это лежала на нем. Защищать ее было его долгом, обеспечивать безопасность – его ответственностью. Прошло уже семнадцать дней, а о ней так ничего и не стало известно.

Тристан до сих пор отчетливо помнил ту ночь. Помнил, как щекотал свою маленькую Луну, а она хихикала самым сладким на свете голоском, смеялась вместе с ним в белой пижаме с красными сердечками. Он помнил, как ее большие зеленые глаза смотрели на него с такой невинной любовью, с такой преданностью, что у него всегда возникало странное чувство в груди. Он помнил, как заглянул под ее кровать и обнял сестренку на ночь, помнил ее нежный детский запах и то, как она сжала его волосы в крошечном кулачке.

Она была самой красивой младшей сестренкой в мире. Впервые увидев сморщенное розовое личико и взяв на руки крошечное тельце, Тристан поклялся, что всегда будет оберегать ее. В конце концов, он же старший брат. Так и поступают старшие братья. Защищают своих младших сестер любой ценой.

И все же той ночью он не справился. Он не знал, как именно это произошло, но не справился.

Окна в ее комнате были заперты – он сам их запер. И единственный способ попасть к ней в комнату – это через его спальню. Даже мама не могла войти, чтобы он при этом не проснулся проверить сестру.

Той ночью он, как и всегда, крепко обнял ее перед сном. А утром детская кроватка оказалась пуста.

Окна были заперты. Он не проснулся ни разу за ночь. Луна будто бы исчезла без следа, а он спал, когда она нуждалась в своем старшем брате. Он подвел ее.

Пустота от ее отсутствия пожирала его изнутри. Он хотел вернуть ее. Хотел почувствовать этот младенческий запах кожи, услышать милое хихиканье и просто обнять ее. Он так сильно по ней скучал.

Тристан вытер слезы, которые тихо текли по щекам, длинными белыми рукавами рубашки. Отец учил его никогда не плакать. Он был большим мальчиком, и если хотел быть сильным, то никогда не должен плакать.

Тристан пытался. Изо всех сил старался сдержаться.

Но каждую ночь он смотрел в пустую кроватку в другом конце комнаты, и по его лицу текли слезы. Каждую ночь он слышал, как отец обвиняет мать и кричит на нее от боли, и по его лицу текли слезы. Каждую ночь он слышал, как мама пытается успокоить отца с му́кой в голосе, и по его лицу текли слезы.

В последние дни плакали все. Просто он позаботился о том, чтобы родители никогда не узнали, что он тоже плакал.

Поутру он смывал все следы слез и помалкивал.

Никто не знал, что каждую ночь Тристан закрывал глаза и шепотом молился за свою младшую сестру. Он молился, чтобы она вернулась. Молился, чтобы она была в безопасности, тепле и сытости. Молился, чтобы не скучала по нему слишком сильно.

Он молился так много, что устал от молитв.