Ольга Черных - Девять с половиной дней чужой жизни
Сильвия удивленно округлила глаза. Надо же? Она и не подозревала, что за ней следят.
– К тому же, материал из агентства сопровождали фотографии, и я узнавал на каждой из них тебя – бесконечно дорогую и любимую женщину. Ты была так похожа и не похожа на ту, которая еще совсем недавно была рядом. Хорошенько поразмыслив, я решил повременить со встречей, чтобы подготовиться к ней основательно.
– Ни за что не поверю, что Шура мог так легко и сразу рассказать тебе обо всем? Я знаю его много лет, и он вовсе не так прост, как может показаться с первого взгляда. Прежде всего, он всегда преследует свои собственные интересы, и точно знает, что ему нужно в жизни, – произнесла задумчиво.
– Ты сказала легко? – переспросил Александр таким тоном, что она испугалась.
– Ответь, пожалуйста, он жив? – спросила побледневшими губами. – Последние месяцы от него нет вестей и… он больше не звонит…
– Ну, раз я здесь, значит, жив, – усмехнулся он. – В противном случае его уже давно бы не было. К его счастью, он это понял, хотя и не сразу.
Александр хорошо помнил их встречу с доктором Ямпольским, хотя и находился в тот момент состоянии сильнейшего возбуждения.
Днем он позвонил в клинику и дежурный врач сообщил, что пару часов назад Александр Маркович вернулся в Москву и завтра утром с ним можно будет встретиться. Утра дожидаться не стал. Лифт почему-то не работал, и он бегом поднялся по ступенькам на седьмой этаж.
Дверь открылась не сразу. По-видимому, доктор принимал ванную, потому что вышел в банном халате и с мокрыми волосами.
– Вы? – удивился. – Что-то с Женни? Проходите, – посторонился, пропуская позднего гостя в дверь.
– С Женни все в порядке. Нам нужно поговорить.
Шура промолчал, вернулся в комнату, открыл бар и налил обоим коньяк. Похоже, он намеренно оттягивал время, пытаясь понять, что привело к нему в столь поздний час этого человека?
– Ну-с, я вас слушаю, – уселся в кресло.
Александр отодвинул от себя стакан и прямо спросил:
– Где она?
– Кто?
– Твоя жена или кто она тебе?
– Интересно, с каких это пор я должен отчитываться перед кем-то о своей личной жизни? – возмутился доктор, про себя удивляясь, как быстро этот горилла, как он его про себя называл, отыскал правильный ход событий. Оказывается, он не такой уж и дуболом, каким кажется на первый взгляд.
– Меня нисколько не интересует твоя личная жизнь. Я хочу знать, что происходит с моей жизнью? Но сначала, я хотел бы встретиться с твоей женой? Ну, и где она?
– Ее нет.
– Нет? – Александр вскочил, торопливо обошел все комнаты, но не нашел даже следа пребывания в них женщины. Вернулся и, наклонившись над Шурой, крепко ухватил его за воротник халата. – Я жду объяснений.
– Каких объяснений? Чего ты от меня хочешь? Психопат. Что за семейка у вас? – он с силой разжал крепкие пальцы и расправил воротник. – Сначала вы мне суете сумасшедшие деньги, лишь бы я только поставил на ноги ваше сокровище. А, когда она оказалась дома, здоровая и невредимая, вам снова что-то не нравится. Извините, новые мозги я не мог ей поставить. Для этого нужна другая клиника. Что, собственно, не так? Вам нужна была ваша Женни? Я вам ее вернул, вылечил и хочу поскорее забыть весь этот кошмар. Из-за вашей проклятой семейки я потерял единственную женщину, которую любил всю жизнь.
Александр покачнулся, и едва успел опуститься в кресло. Он тяжело вздохнул и прижал ладонь к сердцу.
– Знаешь, давай без этого… Не хватало еще, чтобы ты умер в моем доме. Я по горло сыт всеми вами, и проклинаю тот день, когда нашел твою окровавленную жену на ночном шоссе.
– Вот с этого места и расскажи все самым подробным образом, – попросил тихо, сильнее прижимая руку к груди.
Доктор встал, принес какие-то капли с резким запахом и заставил его выпить.
– Успокойся. Возьми себя в руки. В этой ситуации мы оказались оба в пострадавших.
– Где она? Она жива?
Шура молчал.
– Хорошо. Давай поговорим, как нормальные люди. Я точно знаю, что какое-то время она занимала место моей жены. Это было недолго… Зачем тебе был нужен этот театр, меня не интересует. Мне, если честно, на это наплевать. Я только хочу знать, где она? Кто она? Жена ли она тебе?
Доктор налил себе коньяк и выпил залпом. Потом долго сидел, протирая лоб. Александр его не торопил. Наконец, он откинулся на спинку кресла и расхохотался. Смех этот был, скорее, похож на истерический плач. Уронив голову на грудь, снова долго молчал, изредка горько усмехаясь и покачивая головой.
– Ты хочешь, чтобы я отдал ее тебе? – вдруг спросил совершенно спокойно.
– Да, – выдохнул Александр.
– А это видел? – Шура поднес ему под нос фигу. – Сильва моя и я никому ее не отдам.
– Может, для начала, мы спросим ее?
– Спросим? – переспросил он. – У кого спросим? Сильва, ау? Ты где? Выходи, – кричал он, не в силах скрыть горькую иронию. – Ты видишь, ее нет. Ее больше нет. Ты во всем виноват. Ты украл ее у меня, – выкрикнул он.
Александр, приподнявшись, влепил доктору крепкую пощечину. Скорее всего, он не рассчитал силы, потому что тот завалился на пол вместе с креслом.
– Если ты мне не расскажешь правду, я убью тебя.
Шура молча поднялся, поставил на место кресло и снова налил себе коньяк. Неторопливо выпил и посмотрел на гостя в упор.
– Я совершенно не понимаю, о чем ты? Я нашел на шоссе твою жену. Вылечил ее, вернул в семью и больше ничего не хочу знать о вас. Оставьте меня в покое. Хороший способ благодарности, – он потер багровую щеку.
– Послушай, это какое-то безумие. Мы оба знаем, что все не так. Я не уйду, пока не узнаю правду, какой бы она ни была. И лучше не вынуждай меня поступать с тобой грубо. Не то боюсь, что завтра пациенты с первого раза не узнают своего доктора, да и со второго, пожалуй, тоже, хотя ты и заслужил по полной, – он все теснее прижимал руку к сердцу. Впервые в жизни почувствовал, что оно, его глупое и большое сердце, больше не в силах сдерживать боль, накопившуюся за последние месяцы.
Шура тяжело вздохнул и вышел из комнаты. Через несколко минут он вернулся со шприцом в руках.
– Освободи рукав, – сказал тоном, не терпящим возражения. – Только подумать, что с нами делают женщины? – с этими словами он сделал укол. – Посиди спокойно. Сейчас отпустит.
Александр прикрыл глаза. Боль в груди становилась сильнее. Самое время в этом кресле закончить свой никчемный жизненный путь. Нет, отчего же никчемный? Он успел. Ему дано было познать то самое чувство, ради которого стоит жить. В ушах эхом отозвались слова: «Господи, как же я люблю тебя… люблю тебя… тебя…» – боль стала отступать.
Шура сидел рядом, прихлебывая коньяк из горлышка, опустевшей бутылки.
