Татьяна Устинова - Богиня прайм-тайма
– Хей! – сказал кто-то из бородатых и ткнул его в плечо. Бахрушин оглянулся.
Бородатый показывал автоматом куда-то за камышовую будку, и переводчик кивал как заведенный, но ничего не говорил, и Бахрушин понял, что должен идти туда.
Тропинка пропадала за ближайшим поворотом, как будто в пропасть сваливалась, а может, и сваливалась, потому что в темноте тихо шуршало, камушки сыпались, стекали куда-то. Свет единственного фонаря на будке сюда не доставал, и дальше начиналась непроглядная темень. Именно про такую говорят, наверное, – хоть глаз выколи.
Серое глиняное строение возникло совершенно неожиданно и прямо посреди тропинки. Ни огонька, ни проблеска.
Бородатый, шедший за ним почти вплотную, слегка подтолкнул его в спину, и Бахрушин шагнул наугад, в черноту. Под ногами чавкало – дождь, что ли, здесь шел?!
Они повернули, и жидкий свет лампочки над деревянной дверцей показался Бахрушину ослепительным и нереальным. На пороге стоял еще один бородатый, точная копия всех предыдущих. Он кивнул и посторонился, пропуская Бахрушина внутрь, в тесное помещеньице с голыми стенами и земляным полом. В противоположной стене – еще одна дверь и почему-то окно. Зачем окно в другую комнату?! Или здесь так принято?
Бахрушина обыскали.
Делали это равнодушно, бесстрастно и профессионально. Очень быстро.
Телефон. Сигареты. Диктофон. Записная книжка, ручка, бумажник. Пачка жвачки. Все, больше ничего.
Потом опять тычок в спину, впрочем, довольно аккуратный, и Бахрушин оказался в следующей комнате.
Здесь тоже горела единственная лампочка, лежали матрасы вдоль стен и – никакой мебели.
Еще один бородатый сидел у стены, по-птичьи поджав ноги.
– Вы хотели меня видеть?
Английский язык, грянувший как гром среди ясного неба, даже испугал Алексея Владимировича. Никто из давешних бородачей не говорил по-английски.
* * *
Он оглянулся на дверь и понял, что следом никто не зашел. В комнате с матрасами они были вдвоем – он и бородатый.
– Да, если вас зовут Гийом.
– Это мое имя.
– Хотел.
– Зачем?
– Мою жену взяли в заложники, – медленно сказал Бахрушин, не сразу вспомнив, как будет по-английски “заложник”. – В тот день, когда она была у вас на базе.
– Я хорошо ее помню. Садитесь.
Алексей Владимирович неловко сел на ближайший матрас и так же неловко скрестил ноги. Посередине стоял китайский термос с чаем и несколько пиал. Две пустые, а в двух других миндальные орехи и изюм.
– Хотите чаю?
Бахрушин не хотел никакого чаю, но не знал, что правильнее, отказаться от угощения или поблагодарить за него, и решил, что лучше будет поблагодарить.
– Да, спасибо.
Гийом налил чай в одну из пиал, но в руки не взял и Бахрушину не протянул. Тот поднялся и взял пиалу сам.
От темной жидкости пахло почему-то распаренным веником – может, потому, что чай заваривали в термосе?
Нужно было спрашивать дальше, а он боялся. Так боялся, что не мог себя заставить.
Ведь наверняка бородатый знает – жива она или мертва?
– Она пропала вечером того же дня. Она и еще трое русских.
– Я знаю. В горах всегда все знают.
– Они…живы?
Гийом отхлебнул из своей пиалы. Конечно, он не ответил сразу – еще бы!
Бахрушин ждал.
Цикады звенели за глиняной стеной.
– Да.
Алексей Владимирович еще немного подержал свою пиалу, а потом поставил ее на пол. Из нее выплеснулось немного темной жидкости.
Сердце болело почти невыносимо, и он подумал, что сейчас непременно умрет.
Прямо здесь. В этой хижине, на глазах у странного бородатого афганца с французским именем.
Афганец пристально и неотрывно наблюдал за ним, и Бахрушину показалось, что он не умер именно из-за этого. Из-за того, что тот смотрел так внимательно.
Умирать под таким взглядом было бы глупо и… недостойно.
– Вы знаете, где они?
– Нет.
Врет, понял Бахрушин.
– Мы ищем их и не можем найти уже много дней.
Требований никто никаких не выдвигает, и наш МИД…
Тут Гийом улыбнулся как человек, который внезапно услышал что-то очень смешное и изо всех сил сдерживается, чтобы не захохотать.
– Что вы хотите от меня?
– Помогите нам найти их. Мы… не останемся в долгу. – Это Бахрушин тоже сказал не сразу, некоторое время соображал, как будет “не остаться в долгу”.
Гийом поболтал чай в своей пиале.
– Это очень трудно. И дорого.
– Насколько дорого?
– Очень дорого.
– Мы заплатим.
Опять молчание. Продолжительное и густое, как варенье, капающее с ложки.
– Вы богатый человек?
– Нет.
– Значит, заплатит ваша страна?
Стране нет до нас никакого дела, подумал Бахрушин стремительно.
…На днях, после исторического визита Олега Добрынина к помощнику президента Владлену Никитовичу, по “вертушке” звонил министр внутренних дел и матерился, и орал, и обещал всех посадить, если только они не перестанут “лезть не в свое дело”!
– Это мои люди, – упрямо говорил Добрынин, и пот блестел у него над верхней губой, хотя в кабинете было промозгло и холодно, – я не могу их бросить, Виктор Петрович!
– Да ты хоть понимаешь, что делаешь, твою мать!
Там такие силы задействованы, а ты лезешь!.. И этому своему скажи, чтоб не лез, без вас разберутся, сопляки, мальчишки!
– Да ведь никто не разбирается, Виктор Петрович!
– Мне лучше знать, кто и в чем разбирается! Я тебя, сосунка, не с работы сниму, я тебя в изолятор посажу, если вы еще будете ходить и канючить!
– Там же люди! Журналисты. Они ни в чем не виноваты!
– Ты, твою мать, совсем охренел, Добрынин?! Я тебе русскими словами говорю – прекрати воду мутить, не смей! Без тебя разберутся, кто там прав, а кто виноват! Смотри, следующего тебя искать станут, если ты не остановишься и этого своего не окоротишь!
Бахрушин стоял у окна, смотрел вниз, на блестящие от дождя крыши машин на тесной стоянке, на лужи, на стайку водителей, куривших под металлическим козырьком, на зажженные фонари – какой-то нерадивый электрик так и не погасил их, несмотря на то что день был в разгаре.
Впрочем, какой день? Мрак с утра до ночи!
За спиной раздался грохот, и Бахрушин оглянулся.
Добрынин швырнул трубку на аппарат, и она не удержалась, ударилась в пол и закачалась на толстом витом шнуре.
– Езжай в Кабул, Леша, – сказал Добрынин и рукавом пиджака вытер лицо. – Прямо сейчас. X… их знает, может, через три дня тебя уже не выпустят!
У государства свои “государственные” интересы – что ему до пропавших в горах журналистов!
Ничего. Совсем ничего.
– Я, по крайней мере, хотел бы знать их требования, – отчетливо выговорил Бахрушин. – Ваши услуги, разумеется, мы оплатим в любом случае.
