Татьяна Тронина - Гнездо ласточки
«Виктория – это победа», – вспомнила Кира и заплакала.
Значит, это не сон. Ей не привиделось, не показалось, не померещилось – присяжные оправдали ее, присяжные вынесли оправдательный вердикт!
…Потом, на выходе, когда она с Тимом покидала здание суда – было много людей, любопытствующих и журналистов. Сверкали вспышки, к Кире тянулись микрофоны.
– Потом, пожалуйста, потом… – шептала Кира, уклоняясь от них.
Сейчас ей хотелось лишь одного – побыть рядом со своим мужем, с Тимом.
* * *Ксения Крестовская шла домой сквозь сумрак, прикрыв лицо краем капюшона – дул сильный ветер со снегом. Первый, ноябрьский, противный снег, холодный и липкий. «Ну и погодка… В такую погоду хороший хозяин собаку из дома не выгонит!»
– Ксения!
– Да, – она обернулась и увидела знакомую фигуру – к ней через пустой перекресток бежал бывший муж. Сергея невозможно не узнать даже издалека – высокий, мощный силуэт; непокрытые длинные волосы разметал ветер…
– Садись, подвезу. Я тут мимо ехал.
– Перестань. Я через пять минут дома буду, – отмахнулась Ксения. «Господи, как неудачно… только душу бередить! Зачем? Алименты платит, с сыном я ему даю встречаться… Чего еще ему от меня надо?!»
– Ксения…
– Нет, спасибо! – Она побежала, прикрывая лицо капюшоном.
Сергей догнал, развернул ее:
– Погоди… я хотел с тобой поговорить. Специально ждал тебя, высматривал.
– Ты? Меня? – засмеялась Ксения.
– А что ты удивляешься? Давай все вернем, а? Ну послушай меня, Ксюша… – Сергей хотел ее обнять.
И сладко, и больно было Ксении слышать эти слова. Она мечтала их услышать. Но, с другой стороны, прекрасно понимала – это только слова, красивые и пустые слова.
– А, знаю, чего это с тобой творится! – опять сердито засмеялась женщина. – Ты тоже в курсе, что твоя бывшая за того рыжего замуж вышла? До тебя дошло наконец, что она никогда к тебе не вернется… Пусти.
– Кира тут ни при чем.
– Еще как при чем! – фыркнула Ксения. – Ты ж однолюб, по ней одной всю жизнь вздыхаешь… А я так, от безнадежности. Запасной вариант. Только я, милый мой, не хочу быть запасным вариантом. Я хочу быть единственной и неповторимой. Я хочу, чтобы мой мужчина думал только обо мне и не вспоминал годами и десятилетиями свою первую любовь…
– Ксения!
– Мне всё надо, понимаешь – ВСЁ! – закричала она мстительно и топнула ногой.
Сергей, схватив ее руку, не отпускал. Ксения же, придерживая капюшон, чтобы он не свалился с головы, продолжала кричать бывшему мужу в лицо сердитые, обидные слова, но, кажется, на Сергея это не действовало.
Не выпуская ее из объятий, он вдруг стал медленно опускаться. Опускался, опускался – до тех пор, пока Ксения не поняла – Сергей сейчас стоит перед ней на коленях.
И молчит, продолжая обнимать, уткнувшись лицом ей в живот.
Это были уже не слова. Произошедшее оказалось сильнее всяких слов. Сергей встал перед ней на колени – он, всегда такой спокойный, чуть отстраненный, никогда не совершавший ни одного глупого поступка, ни одного широкого жеста – ради нее, ради Ксении.
Она поморщилась, вздохнула нетерпеливо – «не верю, все равно тебе не верю!».
Но так хотелось верить. Что этот дурачок наконец понял, что только Ксении он нужен, только ей и их сыну. И что только она его любит – той самой, бескорыстной и бесконечной любовью, какую и ждут от своих половинок все люди на земле.
Оттолкнуть его или все же поверить?
Ксения опустила руки. Ветер немедленно сорвал с ее головы капюшон, плеснул в лицо снегом.
Она закрыла глаза и положила руки на затылок Сергею. Потом переместила ладони на его щеки, подняла его лицо вверх к себе, к своему лицу потянула.
Он понял ее жест – поднялся с колен и поцеловал Ксению. Но поцелуй длился недолго.
– Тебе не обязательно падать в грязь, чтобы доказать мне свои чувства, – чуть отстранив мужа, раздраженно произнесла женщина. – И миллиона алых роз мне тоже не надо. И луна с неба мне тоже не нужна!
– А чего тебе надо, скажи?
– Чтобы ты не листал каждый вечер альбом со школьными фотографиями. Чтобы ты не сидел с отсутствующим видом при мне и думал о ком-то другом. Господи, Крестовский, я тебя как облупленного знаю! О чем ты думаешь, чего чувствуешь…
– Вот ты веришь – я все последнее время думал только о тебе! – с жаром произнес он.
– Ну да… – недоверчиво буркнула она. – Я же все понимаю. У нас был случайный брак, по залету, как говорят. Конечно, ты был не обязан меня любить…
– Ксюша! Почему «случайный»? Да это же чудо, что мне так повезло… Это счастливый случай, понимаешь?! И ты сама чудо, а я дурак, не сразу мог оценить…
И Сергей опять ее поцеловал. На этот раз поцелуй длился гораздо дольше… Они уже не замечали ни снега, ни ветра, ничего.
Смеясь, и то и дело целуясь, не разжимая объятий, забыв о машине, брошенной где-то там, в переулках, они добрели до дома Ксении.
…Дверь им открыл Артем, сын. Посмотрел на родителей с удивлением, но вполне одобрительно и побежал на кухню:
– Бабушка… Там папа с мамой пришли!
– Вместе? – вздрогнув, спросила бабушка, жарившая оладьи.
– Ага. И улыбаются, и за руки держатся.
– Куда… Стой. Сиди здесь, не мешай родителям. Я им чай еще приготовлю. Поди, замерзли. Вон как ветер за окном свищет…
* * *Конечно, никуда они не поехали, ни в какую Москву.
Ольга прямо чувствовала, как Кира ее ненавидит. Ну, не ненавидит, «ненавидит» – это слишком сильное слово, а вот «едва терпит» – точнее.
Кира не любила мать. Наверное, не могла простить Ольге своего детства, не могла простить того ужаса, который им всем пришлось пережить тем летом…
У самой же Ольги несколько раз менялось психологическое состояние после гибели Игоря.
Сначала Ольга переживала за Гелю, чья жизнь висела на волоске. Потом – за Киру, как бы старшую дочь не посадили в тюрьму. А дальше началось самое интересное, когда, казалось бы, все трудности были уже пройдены…
Ольга принялась плакать об Игоре. Она плакала так, что несколько раз теряла сознание. Она каждый день ходила на его могилу, и корила себя, и чуть не проклинала Киру… И даже Гелю Ольге не жаль было – если бы можно, она бы пожертвовала всеми своими родными, лишь бы вернуть мужа.
Ведь у них с Игорем была такая любовь, такая нежность… Ну да, бил, зато сколько любви! И он же хороший человек, он не виноват, что вел себя так…
Пусть бьет, но лишь бы живой. За одну его улыбку, за один его ласковый взгляд – себя в жертву принести не жалко…
Именно в этот период Ольга поняла, как к ней относится старшая дочь. Кира (которую как раз освободили из заключения) заявила матери раздраженно:
– Мама, ты чокнутая. Столько об отце плакать, так себя изводить… А ты знаешь, почему ты так делаешь? А я тебе скажу. И вовсе не потому, что ты любишь отца и тоскуешь по нему.
