Вадим Бабенко - Простая Душа
Разговор с Царьковым о предстоящей помолвке, задуманный как поверка текущего статус-кво, оказался последней каплей, подточившей терпение. Стало ясно, что тот юлит, виляет и держит что-то неблаговидное за душой. Это никуда не годилось, и за это следовало наказать. Обдумав все как следует, «покровитель» принял решение – закрыть «вопрос» сразу и навсегда.
Будучи человеком старых правил, он не рассматривал крайних мер, гарантирующих «навсегда» на все сто процентов. Случай был не столь вопиющ – ему не нанесли обиды, за которую стоило бы мстить, не стесняясь в средствах. Тимофея следовало проучить и только, нагнать страху и заставить убраться из города, а заодно – прибрать к рукам наработанное им за эти годы. За фирмой Царькова он следил давно, дело казалось перспективным и подкупало новизной подхода. Завладеть им – через подставных конечно же лиц – было заманчиво само по себе, да и, к тому же, придавало затее требуемый размах, превращая ее в «бизнес» из унылой житейской склоки.
В общем, все складывалось одно к одному. Припугнуть жениха нужно было как следует – чтобы он исчез в мгновение ока, а в дальнейшем воздерживался от ненужных фокусов – как в самом Сиволдайске, так и в его окрестностях. Мало ли, что придет ему на ум, когда он останется гол как сокол – вдруг начнет болтать лишнее или, того хуже, решит разыскать Майю и воспользоваться ее чувством. Всякое тогда может произойти: контакты за спиной родителя, нежелательные последствия, тайный брак – она ведь совсем еще девчонка и вполне способна потерять голову!
Нет, от Поволжья Царькова следовало отогнать подальше, наобещав каких-нибудь ужасов и страшных кар. У него есть родня на Урале, хмуро рассуждал «покровитель», вот пусть туда и едет, там ему место. Или домой пусть возвращается, в Москву, много в ней таких, неприкаянно-шустрых. С Майечкой ему в столице не пересечься – к ее кругам его и близко не подпустят, да и едва ли он ей там приглянется, как здесь. Она конечно побесится слегка, – и заботливый папаша невольно морщился и скреб щеку, хорошо зная, как умеет беситься неугомонная «кровиночка», – но потом образумится, дело молодое. С глаз долой – из сердца вон, эта формула никогда не подводит. Так что, пусть убирается и будет счастлив, что живым унес ноги. И квартиру пусть отпишет – нечего ему иметь тут жилье…
Исполнителей «акции» он нашел в Тольятти – через давних знакомых из приблатненной «полутени» – и тщательно проинструктировал самого опытного из них, назначив его главным и наделив широкими полномочиями. Действовать предстояло убедительно-жестко, но до крайностей дело не доводить, а завершить все поскорее – на случай непредвиденных фортелей Тимофея, который потом, от отчаяния, может повести себя глупо, что потребует еще одного, возможно последнего разъяснения. «Покровитель» намеревался разобраться со всеми сложностями до приезда Майи и потому наказал тольяттинцам не мешкать и «решать вопрос» при первом удобном случае. В результате, те назначили операцию на понедельник, что, по ряду причин, представлялось наиболее разумным. «Покровитель» не возражал и был вполне доволен планом действий, что и подтвердил в телефонном разговоре накануне. Конечно, узнай он о посторонних, ненароком оказавшихся в неправильном месте, «акция» была бы приостановлена и отложена до лучших времен, но вмешаться в ход событий ему было не суждено, а главный из бандитов, при всем своем опыте, все же не отважился менять оговоренную дату.
Тем временем, Тимофей и его спутники даже не предполагали, что им грозят неприятности. В черном джипе полным ходом шло знакомство. Все были разговорчивы и оживлены, в том числе и Елизавета Бестужева. Ее сомнения исчезли без следа – по крайней мере, на настоящий момент. Миры внутри гомонили во весь голос, даже и в некоторой экзальтации, но это казалось естественным вполне.
Секретность грядущего события сразу сблизила компаньонов, превратив их в соучастников, связанных общей тайной. Тот факт, что свидетели и невеста приехали одним поездом, тоже добавил взаимной симпатии. Все посетовали на несовпавшие номера вагонов, что не позволило им познакомиться еще в пути, и порадовались капризу судьбы, сведшему их все же в самом городе, что казалось куда менее вероятным.
«Числа нельзя понять, им приходится верить», – невнятно высказался Николай, и на него посмотрели с уважением, особенно Фрэнк, вспомнивший вдруг о математиках, которым теперь трудно было рассчитывать на финансовую помощь.
«Сиволдайск, наверное, небольшой городок», – добавил Крамской неизвестно к чему. В этом слышался отголосок снисхождения, и Тимофей, до того молчавший и лишь посматривавший на Елизавету, оживился, сказал веско: – «Ну, это как знать», – и пояснил совсем уж загадочно: – «Душа в темнице, а дух на воле», – так что Лиза округлила глаза.
«Ты ж москвич, – сказала она ему, – тебе что ж тут, не тесно?»
«Люблю девку за издевку», – засмеялся Царьков и еще грубовато пошутил, явно уходя от ответа, а разговор сам собой перекинулся на столицу. Тут же выяснилось, что все они прожили там немалую часть жизни – причем, в одно время и не так уж далеко друг от друга. Сличив названия улиц и номера школ, все вновь удивились тому, что не знали друг друга раньше – и высказывание Николая о числах предстало в еще более убедительном свете – а потом вдруг обратили внимание на иностранность Фрэнка и насели на того с расспросами, причем особенно усердствовал Тимофей, почему-то поглядывавший на Уайта Джуниора хитрее, чем на остальных.
Оказавшись в центре внимания, Фрэнк не спасовал, а, напротив, приободрился, как подобает американцу, и довольно-таки забавно поведал о своих московских приключениях, сосредоточившись главным образом на алкогольной их стороне и опустив детали более личного толка. Все посмеялись, а потом Царьков спросил бесцеремонно: – «Ну а к нам-то пожаловал за каким интересом?» – и тут возникла небольшая заминка. Фрэнк Уайт вдруг утратил живость речи и даже свободу владения языком и забормотал весьма невнятно о русском прадедушке и его поместье, да и еще не к месту упомянул о какой-то карте, будто бы настоящей, но может быть и не совсем. При этом он поминутно оглядывался на Николая, словно ища поддержки, и Царьков, наблюдавший всю мизансцену в зеркале заднего вида, наконец буркнул со смешком: – «Сложная у тебя родня, может и не отыщешь, – а потом еще прибавил негромко: – Князь да князь, а не князь – так головой в грязь…» – после чего Фрэнк сконфуженно замолчал.
Тогда Крамской пришел-таки ему на помощь, чувствуя почему-то свою за него ответственность, и с чуть показной живостью стал расспрашивать молодоженов об истории их знакомства. Тимофей на это лишь ухмыльнулся и еще раз пристально глянул на Уайта Джуниора, а Лиза, обернувшись назад, с готовностью принялась вспоминать их роман, происходивший в лучших традициях романтической юности. Потом, впрочем, настала ее очередь смешаться и даже несколько сфальшивить, разом перескочив через семь последних лет, а Царьков, пытавшийся ей подыграть, не сразу нашелся, что ответить на вполне естественный вопрос, почему они с невестой работают в разных городах. Касательно же предстоящей свадьбы и некоторой ее поспешности, он и вовсе не стал ничего говорить, отделываясь прибаутками и подтрунивая над Елизаветой, которая с преувеличенным вниманием любовалась своим новым кольцом.
