Дафна дю Морье - Трактир «Ямайка»
В полумраке лицо его казалось худым и старым; глаза вдруг вспыхнули, как будто он хотел ей взглядом что-то сказать, и снова потухли.
— Мы отгородимся Тамаром от трактира «Ямайка», — сказал трактирщик и улыбнулся, и изгиб его губ показался ей до боли родным и знакомым, как отзвук прошлого. Дядя захлопнул за ней дверь и повернул ключ.
Мэри слышала, как он тяжело спускается по лестнице и идет по коридору; вот дядя повернул за угол, в кухню, и ушел.
Тогда она подошла к кровати и села, положив руки на колени. И вдруг неизвестно почему, совершенно необъяснимым образом Мэри сделала нечто такое, что позже она старалась оттолкнуть от себя и забыть вместе со старыми детскими провинностями и теми снами, в которых сам себе не признаешься: она приложила пальцы к губам, как это сделал дядя, и начала водить ими до щеки и обратно.
Девушка заплакала, тихо и скрытно, и слезы, которые капали ей на руку, были горькими на вкус.
Глава тринадцатая
Мэри заснула, не раздеваясь, и первая мысль, которая пришла ей во сне, была о том, что буря началась снова и принесла с собой дождь, потоком льющийся в окно. Она открыла глаза и увидела, что ночь тиха, снаружи не доносилось ни шелеста ветра, ни шума дождя. Ее чувства сразу обострились, и девушка стала ждать повторения звука, который ее разбудил. Он тут же раздался снова — град земли полетел в оконное стекло со двора. Она спустила ноги на пол и прислушалась, взвешивая в уме возможную опасность.
Если это предупреждение, то способ грубый, и лучше не обращать внимания. Кто-то, плохо зная расположение трактира, должно быть, принял ее окно за окно хозяина. Дядя ждал внизу с ружьем на коленях, приготовленным для посетителя; возможно, посетитель пришел и теперь стоит во дворе… Любопытство в конце концов одержало верх, и Мэри тихонько подкралась к окну, держась в тени стенного выступа. Ночь по-прежнему была темная, и тени виднелись повсюду, но внизу, над горизонтом, тонкая линия облаков уже предвещала рассвет.
Значит, она не ошиблась; земля на полу была реальностью, таковой оказалась и фигура, стоящая прямо перед дверным навесом: фигура мужчины. Мэри притаилась у окна, ожидая, что он будет делать дальше. Ночной гость снова наклонился к земле, пошарил в пустой цветочной клумбе под окном гостиной, поднялся и бросил комок грязи в ее окно; по стеклу застучали камешки и земля.
На этот раз Мэри увидела его лицо, и это заставило ее вскрикнуть от изумления, забыв об осторожности, к которой она себя приучила.
Под нею во дворе стоял Джем Мерлин. Девушка тут же открыла окно и высунулась. Она, наверное, окликнула бы его, но Джем знаком велел ей молчать. Он вплотную подошел к стене, обогнув крыльцо, которое иначе заслонило бы Мэри от него, рупором приложил ладони ко рту и прошептал:
— Спуститесь вниз и отоприте мне дверь.
Она покачала головой.
— Я не могу этого сделать. Меня заперли здесь, в комнате.
Джем в замешательстве уставился на нее, явно озадаченный, и оглядел дом, как будто тот мог сам предложить ему какое-нибудь решение. Он провел руками по шиферным плиткам, нащупывая ржавые гвозди, по которым когда-то давно вился плющ; они могли бы послужить ему кое-какой опорой. Джем мог бы дотянуться до черепичного навеса над крыльцом, но там не за что было ухватиться, и он просто болтал бы ногами в воздухе.
— Принесите одеяло с кровати, — тихо сказал он.
Мэри сразу поняла, что он имеет в виду, и привязала один конец одеяла к ножке кровати, а другой спустила в окно, и он повис у парня над головой. На этот раз Джему было за что ухватиться, и, подтянувшись к покатому навесу над крыльцом, он смог втиснуться между ним и стеной дома, цепляясь ногами за плитки, и таким образом залезть наверх, на один уровень с ее окном.
Он оседлал навес, и его лицо оказалось совсем близко, а одеяло болталось рядом. Мэри боролась с оконной рамой, но ее усилия были тщетны. Окно открылось всего лишь на фут, не больше; Джем не смог бы попасть в комнату, не разбив стекло.
— Придется говорить с вами отсюда, — сказал он. — Подойдите поближе, чтобы я мог вас видеть.
Мэри опустилась у окна на колени, и они с минуту смотрели друг на друга, не говоря ни слова. Вид у него был изнуренный, глаза ввалились, как у человека, который давно не спал и очень устал. Возле губ появились морщины, которых Мэри раньше не замечала, и Джем больше не улыбался.
— Я должен перед вами извиниться, — сказал он наконец. — Я бросил вас в Лонстоне в Сочельник без всяких объяснений. Можете простить меня или нет — как хотите; но причину этого я не могу назвать. Очень сожалею.
Эта грубость не шла ему; казалось. Джем сильно переменился, и перемена девушке не нравилась.
— Я волновалась о вашей безопасности, — ответила она. — Я шла по вашим следам до «Белого Сердца», а там мне сказали, что вы сели в экипаж с каким-то джентльменом, и всё; что вы ничего не просили передать, ни слова объяснения. Там, у камина, стоял барышник, который разговаривал с вами на базарной площади, со своей компанией. Это были ужасные люди, очень странные, и я им не поверила. Я боялась, не обнаружилось ли, что пони краденый. Мне было плохо и страшно. Я вас ни в чем не виню. В конце концов, это ваше дело.
Мэри была задета его поведением. Она ожидала чего угодно, только не этого. Когда девушка увидела Джема во дворе, за окном, она думала, что любимый человек пришел к ней ночью, потому что хотел ее увидеть. Его холодность охладила страсть Мэри, и она тут же ушла в себя, надеясь только, что Джем не увидел полнейшего разочарования на ее лице.
Он даже не спросил Мэри, как она добралась обратно в ту ночь, и его безразличие ошеломило ее.
— Почему вас заперли в комнате? — задал он вопрос.
Девушка пожала плечами, и голос ее прозвучал равнодушно и уныло:
— Мой дядя не любит соглядатаев. Он боится, что я буду слоняться по коридору и натыкаться на его секреты. У вас, кажется, точно такая же нелюбовь к назойливости. Спросить вас, почему вы здесь сегодня ночью, наверное, было бы оскорблением?
— Ах, язвите, сколько хотите, я это заслужил. — Джем внезапно вспыхнул. — Я знаю, что вы обо мне думаете. Когда-нибудь я смогу вам все объяснить, если только вы не окажетесь вне досягаемости. Станьте хоть на минуту мужчиной и пошлите к черту вашу уязвленную гордость и ваше любопытство. Я иду по зыбкой почве, Мэри, один неверный шаг — и мне конец. Где мой брат?
— Дядя сказал нам, что всю ночь проведет в кухне. Он чего-то боится, или кого-то. Окна и двери заперты, и у него ружье.
Джем грубо захохотал.
— Не сомневаюсь, что он боится. Пройдет всего несколько часов, и он еще больше испугается, смею вам сказать. Я пришел повидать Джосса, но если он сидит там с ружьем на коленях, я могу отложить свой визит до завтра, когда тени рассеются.
