Линда Ховард - Все, что блестит
Семь недель спустя Джессика стояла на террасе и рассеянно смотрела на сверкающую белоснежную яхту, поставленную на якорь в заливе. Подсознательно её рука нашла живот, и пальцы легко погладили по его плоской пока поверхности. Николас тщательно соблюдал своё обещание, но было уже слишком поздно. И хотя ещё оставалось время до того, как её состояние станет заметным, но она уже видела лёгкие улыбки, которыми Петра и София обменивались всякий раз, когда она была не в состоянии съесть хоть что-нибудь на завтрак, а позже с волчьим аппетитом совершала набег на кухню. Тысячей способов она выдавала себя этим женщинам — от усилившейся сонливости до способа передвижения: она училась двигаться медленно, чтобы предотвратить головокружение, которое начиналось, если она резко вставала.
Ребёнок! Она металась между невероятным блаженством от того, что действительно носит ребёнка Николаса, и глубокой депрессией, потому что отношения между ними не улучшились совсем, с тех пор как они возвратились на остров. Он по-прежнему был сдержан и невозмутим. Она знала, что это беспокоило мадам Константинос, но не могла заставить себя помириться с Николасом, и он тоже ничего не предпринимал. Он однозначно дал понять, что это она должна сделать следующий шаг, но она не хотела этого. Если и было что-нибудь, что запутывало всё ещё сильнее прежнего, так это осознание растущей в ней новой жизни. Непредсказуемое поведение, являющееся результатом беременности, отражалось на её эмоциях, делало её нерешительной, неспособной выбрать линию поведения. Вот и сейчас она только что справилась с приступом тошноты, чувствовала себя расстроенной, оттого что Николас так легко сделал её беременной, и впилась взглядом в яхту, стоящую внизу.
Андрос привёл яхту вчера. Николас работал как проклятый последние недели, чтобы наверстать упущенное и отвлечься, но решил, что круиз станет долгожданной переменой, и послал Андроса к причалу, где яхта стояла на якоре, чтобы привести судно к острову. Николас планировал уехать с Джессикой и своей матерью через два дня, и она начала подозревать, что муж решил уладить все недоразумения между ними, как только они окажутся на яхте, хочет она этого или нет. Он дал ей слово, что не будет беспокоить её, но, вероятно, не мог и предположить, что ситуация может затянуться так надолго.
Она неприязненно отвернулась от вида элегантного судна и встретила улыбающиеся тёмные глаза Софии, которая протягивала ей стакан с охлаждённым фруктовым соком. Джессика безропотно взяла стакан, хотя и удивилась, каким образом София всегда узнавала, что её желудок бунтует. Теперь каждое утро ей приносили также поднос с сухими тостами и слабым чаем, и она знала, что её будут баловать ещё больше из-за растущей беременности. Женщины всё же ни о чем не спрашивали её, зная, что она не сообщила Николасу о предстоявшем отцовстве, но скоро должна будет сказать ему.
— Я пойду, прогуляюсь, — сказала она Софии, отдавая ей пустой стакан. Похоже, их способность понимать друг друга улучшилась настолько, что София впервые поняла её и просияла в ответ.
Двигаясь медленно, старательно избегая солнца всякий раз, когда это было возможно, Джессика осторожно выбирала путь вниз по крутой дорожке, ведущей к пляжу. Рядом прыгала, резвясь, присоединившаяся к прогулке Саманта — Николас даже привёз ей её маленькую собачку, и Саманта проводила время в шумных играх, пользуясь неограниченной свободой. Деревенские дети ужасно испортили её, к тому же она очень привязалась к Николасу, и сейчас Джессика скривилась в её сторону.
— Предательница! — крикнула она собаке, но Саманта залаяла настолько радостно, что Джессика против воли улыбнулась.
Она нашла какую-то деревяшку и развлекала себя, бросая её Саманте, чтобы та приносила её обратно, но приостановила игру, когда собака стала проявлять признаки утомления. Джессика подозревала, что её маленькая собачка снова собиралась обзавестись потомством.
Николас сообщил со смехом, что видел, какой весьма дружелюбной Саманта была с местными псами. Джессика села на песок и погладила шелковистую голову собаки.
— Мы обе в ожидании, моя девочка, — сказала она печально, и Саманта заскулила от удовольствия.
Наконец, она пустилась в обратный путь, шагая вверх по дорожке, сосредоточенно выбирая, куда ступить, чтобы быть уверенной, что не упадёт. И была полностью застигнута врасплох, когда грубый голос позади неё шутливо залаял.
— Что ты делаешь? — испугавшись, завопила Джессика, стремительно поворачиваясь, и это движение оказалось слишком сложным для неё.
Она мельком увидела смуглое смеющееся лицо Николаса, прежде чем тошнота подкатила к ней изнутри, и она вскинула обе руки, чтобы не упасть, наклоняясь вперёд.
Джессика не помнила, упала она на землю или нет.
Когда она очнулась, то обнаружила себя на кровати в своей спальне. Николас с мрачным выражением на смуглом лице сидел на краю матраца, обтирая её лицо холодной влажной тканью.
— Я… мне жаль, — слабо извинилась она. — Не понимаю, почему я упала в обморок.
Он посмотрел на неё задумчивым взглядом.
— Не понимаешь? — спросил он. — У матери имеется очень хорошая догадка, также как и у Петры с Софией. Почему ты не сказала мне, Джессика? Все знают, кроме меня.
— Не сказала тебе что?
Она изобразила недовольную гримасу и надулась, пытаясь отложить момент, когда должна будет сказать ему правду.
Он стиснул челюсти.
— Не играй со мной в игры, — сказал он резко, угрожающе нависнув над ней. — Ты носишь моего ребёнка?
Несмотря ни на что, какое-то умиление охватило её. Они были в комнате наедине друг с другом, и этот момент никогда не повторится снова. Медленная, блаженная и вместе с тем таинственная улыбка изогнула её губы, когда она коснулась его руки. Извечным жестом будущей матери она положила его ладонь поверх своего пока ещё плоского живота, как будто он мог почувствовать, как там растёт его крошечный ребёнок.
— Да, — призналась она с абсолютным спокойствием, поднимая к нему сияющие глаза. — Мы зачали ребёнка, Николас.
Его большое тело задрожало, чёрные глаза невероятно смягчились, потом он растянулся на кровати около неё и обхватил её руками. Отчаянно дрожащими пальцами Николас погладил золотисто-каштановую гриву её волос.
— Ребёнок, — пробормотал он. — Ты, невозможная женщина, почему ты не сказала мне раньше? Разве ты не понимала, каким счастливым меня сделаешь? Почему, Джессика?
Опьяняющее ощущение его тёплого тела, лежащего около неё, так ошеломило разум, что она забыла думать о чём-нибудь ещё. Ей пришлось собраться с мыслями, прежде чем она смогла ответить.
